Он был взрослый мужчина, а я девчонка, но мы сразу стали с ним разговаривать, будто всегда были вместе. Я сказала: дескать, самая большая беда, что мне негде съесть все это, а он ответил, что с удовольствием предоставит мне кусочек стола за удовольствие поглядеть, как я лопну. Я была очень закомплексованным и запуганным ребенком. Все мне в один голос говорили, что нельзя ни с кем знакомиться на улице, особенно с добрыми дядями, которые любят маленьких девочек, но сейчас я забыла обо всех советах. У него была такая улыбка, будто он готов в одиночку бороться со всем миром, и, наверно, так оно и было. Ему было двадцать пять лет, левый глаз у него все время подмигивал потому, что он был снайпером на Кавказской войне и там привык его жмурить. По дороге он стал меня расспрашивать, верую ли я в Бога, и когда я ответила, что сама толком не знаю, это ему не понравилось. На груди у него висел крест на массивной цепи, и так же, как моя мать, при всяком удобном и неудобном случае он осенял себя крестным знамением. Когда мы пришли к нему в дом, оказалось, что он художник, причем религиозного толка, потому что на стенах было больше развешано икон, чем картин.

Больше я не вернулась к матери. Я стала его натурщицей, женой, хозяйкой и другом, и мы прожили семь лет, но пришел Шамир и взял художника заложником. При отходе они сожгли состав с заложниками, и пепел, которым он стал, перешел мне в грудь. Из-за любви к нему я поверила в его бога, но, как только художника не стало, выкинула христианского бога из своей груди. Мы никому не мешали, жили тихо и не творили зла. Во всяком случае я не творила, а он всем делал добро своими картинами и своей верой. Но богу этого было мало, и он забрал моего возлюбленного. Дальше, наверно, нечего рассказывать. Кто ищет, тот в конце концов находит, а мне нужен был самый грозный бог, чтобы свалить дряхлого христианского божка.

—Расскажи мне, как твой бог встретил тебя, — попросил Луций.

—Мне не разрешено говорить о таком всуе. Я и так слишком много тебе наговорила. Вам не стоит оставаться к службе, и я бы рекомендовала уйти отсюда до полуночи. Рим гостеприимный город, и если у вас есть деньги, вы всегда сможете развлечься. Если же денег нет, я снабжу тебя любой суммой, которую ты назовешь.

—У меня есть деньги, — сказал юноша, — но я не представляю куда нам идти.

—В любой триклиний, — ответила жрица просто. — Только учти, что кроме нас есть еще десятки религий, смотри, не попадись им на зуб. И мальчика береги, красота и юность делают его заманчивой добычей.

—Что ж, нам пора? — спросил Луций.

—О нет, — воскликнула жрица, — тебе нечего спешить! Наша братия-сатанопоклонники начнут собираться поздним вечером, а сейчас еще середина дня. Чтобы выйти отсюда, вам хватит и получаса. Я сама провожу вас в ту спальню, из которой забирали мальчишку. Пока пусть он спит в диванной, здесь его никто не тронет, а мы пройдем ко мне, где до вечера будем пить молодое вино, смотреть видео и заниматься любовью. Еще не пробило двенадцати, мой дорогой!

Обняв юношу за плечи, жрица повлекла его из залы с догорающими факелами. Луций не стал будить Василия, полагая что под охраной слуг жрицы он будет в полной безопасности.

Василий мирно спал, воскрешая во сне перипетии минувшего дня и тихонько всхлипывая от страха. В это время в диванную вошел, посапывая и оглядываясь, невысокий полный мужчина с широким плоским лицом и маленькими подкрашенными глазками. Он был одет в расшитый золотыми нитями плащ с багряной оторочкой и короткую юбочку из переплетенных стальных нитей. На левом боку у него висел длинный меч в богато изукрашенных ножнах, на правом — толстый кошель. Заметив мальчика, мужчина улыбнулся и стал кружить вокруг него, словно коршун вокруг ягненка, причем его объемный живот и отвисшие щеки колыхались в такт шагам. Убедившись, что мальчик крепко спит, он снял с себя плащ, прикрыл Василия, а сам, стараясь не бряцать юбочкой, лег рядом. В лишенной окон диванной было темно и жарко. Мужчина недолго лежал неподвижно. Неуклюже, стараясь произвести как можно больше шума, он приподнялся и с размаху сел на ложе.

—Какой прелестный мальчик! — восхитился он, увидев в полутьме, как на мгновение открылись и закрылись глаза Василия. — Удивительно красивое лицо, благородный овал, гладкая кожа. Если бы мне удалось поцеловать мальчика в губки, я бы подарил ему прекрасный перочинный нож с двадцатью лезвиями, который лежит в правом кармане моего плаща.

При этих словах Василий зачмокал, как бы во сне, губами и чуть приподнял голову. Тогда, приблизив к притворщику лицо, мужчина решительно над ним склонился и стал осыпать его щеки, шею и губы жадными поцелуями. Если Василию и показались ласки неприятными, то перенес он их в высшей степени стойко, так велико было желание получить диковинный нож. На его удачу, мужчина оказался вовсе не обманщиком. Получив свое, он нашарил в кармане плаща нож, необычайную толщину рукоятки которого мальчик ощутил, когда мужчина расстегнул ему ворот рубашки и положил тяжелый предмет на грудь. Тотчас Василий схватил нож и потихоньку поднес его к глазам, наслаждаясь наборной сияющей ручкой и массой различной формы лезвий, назначение которых мальчик не мог даже угадать. Осторожно скосив глаза на незнакомца, мальчик, к радости своей, увидел, что тот уже спит, прикрывшись багряным рукавом плаща. Усмехнувшись, Василий приподнялся и было присел, всецело отдавшись созерцанию вожделенного приобретения, как вдруг незнакомец пробормотал сквозь сон еле слышно, но достаточно различимо:

—Если я добьюсь от спящего мальчика счастья полного и желанного, то пригоню ему в подарок самый лучший на свете огненно-красный мотоцикл японской фирмы "Хонда" вместе со шлемом и перчатками. Скорость этого мотоцикла триста километров в час, но мальчик мне милее.

При этих словах Василий напрочь позабыл о ноже и, изобразив сонливость, сам пододвинулся к мужчине. Не совсем еще понимая его желания, он испытывал слабость во всех членах при мысли, что станет владельцем хромированного чуда о двух колесах. Лежащий рядом человек сразу показался ему очень милым и мужественным, и мальчик не возражал, когда тот расстегнув рубашку до пупа погладил ладонью его грудь, а потом начал гладить и все тело. Наконец мальчик почувствовал, что с него снимают шаровары, и тело его перекосилось от боли. Однако не переставая удовлетворять желание, мужчина все время шептал ему о технических характеристиках "Хонды" и тем самым не позволял ускользнуть с ложа.

Закончив, он оставил Василия с обнаженной попкой и заплаканным лицом на диване, а сам быстренько ушел, обещав поутру вернуться с подарком. Мальчик, потихоньку приведя в порядок одежду, решил никому не рассказывать о случившемся, а получив обещанную награду, всячески избегать незнакомца. Изнуренный насилием, Василий закрыл заплаканные глаза и сам не заметил, как снова заснул.

Приснился ему римский воин в полном боевом облачении. На нем был железный шлем, причем широкие нащечники почти полностью закрывали лицо, которое тем не менее показалось мальчику знакомым. Небольшой гребень над шлемом был украшен черным пером, туловище прикрывал нагрудник из плоского куска бронзы на кожаной подкладке, а бронзовый пояс защищал живот, имея снизу зубцы, снабженные металлическими пластинами, которые покрывали бедра подобно юбке. На боку в длинных ножнах висел широкий поясной меч. Воин как бы нависал над мальчиком и, прижав палец к губам, казалось, призывал к молчанию.

"Не хочу я молчать!" — почему-то рассердился Василий и ...проснулся. Он широко открыл глаза, потому что воин не исчез, а, наоборот, продолжал смотреть еле обозначенными сквозь прорези глазами, вынуждая к молчанию. Мальчик открыл рот от удивления и страха, но прежде чем он закричал, воин сдернул с лица шлем, и Василий узнал чеканное лицо Никодима.

Тот весело засмеялся, присел на кровати и сказал:

—Опять двадцать пять?! Когда вы с братцем перестанете в приключения таскаться. Здесь голову потерять легче, чем в носовой платок высморкаться. Твой брат на меня вечно бочку катит, а я, между прочим, рискуя жизнью, до вас добрался, чтобы отсюда вытянуть. Видишь, в гвардию вступил к этому, как его... порфироносному, что ли, короче одному из главных.