Метр добродушно пошевелил кончиками пальцев перед носом Луция и удалился.

"Ну и задачка", — подумал Луций, пряча деньги под рубашку и оборачиваясь во все стороны, но никто не обратил на их разговор внимания, и успокоенный юноша отправился к себе.

Продуктовая дилемма была весьма непроста. Для начала Луций пошел по пути наименьшего сопротивления. Он опустился вниз, в подвальное помещение лицея, где помещался пищеблок.

Пройдя через всю исполненную в античном духе столовую, аляповатая обстановка которой только подчеркивала нищенские порции, носимые к столу самими студентами, он очутился в узком зеленом коридоре с распахнутыми в обе стороны дверями. Обычно за этими дверями в громадных холодильных камерах томились немалые сверхлимитные запасы, выбитые всемогущим директором, но после недавнего нападения беспризорников камеры были пусты.

В самом конце коридора на груде мешков с мукой сидели трое крепких мужиков в майках и засаленных джинсах. Один из них и был нужный Луцию повар.

—Привет, шеф, — мирно сказал Луций, подходя к сидящим на мешках людям. — Как она, жизнь?

—Жизнь кончилась с последним налетом, — мрачно ответствовал тот из сидящих, которого юноша называл шефом. Он поднял на Луция мрачные, залитые жирком глаза и добавил: — Шел бы ты, студент, отседова к бениной матери. Здесь не отломится.

—Продай мешок сахара и ящик тушенки, — деловито предложил Луций, на всякий случай держась вне пределов досягаемости, — наличными заплачу.

—О чем ты говоришь, студент, — почти задушевно отвечал ему шеф. — Кому нужны деньги в этом говенном заведении, что на них сейчас можно купить кроме геморроя?

—Ты бы принес лучше грамчиков двести спирта-ректи-фиката, вот и договорились бы, — подхватил второй. — А за деньги можешь получить центнер овса. Вместе с мешком. Так что тащи наверх свои бумажки!

Луций чуть отодвинулся назад и попытался объяснить, что овса ему вообще не надо, так как в настоящее время он лошадей разводить не собирается.

—Не хочешь овса, возьми пшеницы в зернах, — все рекомендовал ему второй повар. — Весьма питательная пища.

Луций отрицательно покачал головой и вновь спросил, обращаясь к шефу:

—Так что, не продадите продуктов? Я хорошо заплачу.

—Купи лучше себе веревку и повесься, раз не хочешь овес кушать, — огрызнулся шеф и начал медленно привставать с мешка, на котором сидел.

Луций, сам наливаясь злобой, уже с угрозой смотрел на его мясистое потрепанное лицо и бормотал, правда, еще про себя:

—Давай, давай, дядя, подойди ко мне. Я быстро тебя посажу на задницу.

Видно, что-то прочитав на его лице, вся троица во главе с шефом вдруг задержала свой подъем и, утвердив вновь зады на мешки, уставилась на Луция с большим подозрением.

Луций, видя, что ничего, кроме небольшой драчки, не предвидится, не стал искушать судьбу и опрометью бросился по коридору. На самом выходе он столкнулся с человеком, который нес на голове ящик с пивом. Налетев на него, Луций, сам того не желая, вынудил человека развернуться и грохнуть ящиком в окно. Тотчас дождь бутылок пролился вместе с осколками стекла вниз на внутренний дворик, и вопль потерпевшего смешался с криками, видимо, гуляющих по дворику студентов.

—Держи его! — заорал издалека глядящий на столкновение шеф-повар.

Зычный глас подстегнул Луция, который, ловко избежав вторичного соприкосновения с грузчиком, выскочил из подвала и опрометью помчался прочь.

"За свои кровные, — думал он на бегу, пока быстрые ноги уносили его от ужасного гнева столовских работников, — за свои кровные хотел купить чуток продовольствия, вежливо, честно, открыто, и за все про все вынужден драпать, спасая живот и голову. Что же это жизнь такая несуразная, когда даже самую естественную и простую в цивилизованном мире вещь приходится делать с полным напряжением сил и безо всякого толка. Если бы я, например, решился продовольствие с кухни украсть и с этой целью повертелся бы внизу и был застукан, и то я уверен, что ко мне отнеслись бы лучше. Нет, что ни говори, а на Руси проще украсть, чем купить".

В таком, можно сказать философском, раздумье Луций пробежал несколько пролетов лестницы, убедился, что погони за ним нет, и поднялся к себе. Близкий отъезд в качестве сопровождающего Пузанского поставил его в привилегированное положение по сравнению с другими студиусами, и никто из педелей уже не вмешивался в его жизненное расписание. Неудачный поход на кухню поставил его в сложную позицию, поскольку единственным местом, где можно было купить еду просто за деньги, остался рынок. Место, о котором всуе никто не говорил. О рынке ходили легенды. Говорили, что на нем в самом деле есть все: от белого хлеба до черноморских баклажанов, которых никто никогда не видел. Но место это было почти табуировано бесчисленными опасностями, которые ожидали храбреца, вздумавшего двинуться туда в тщетной надежде отовариться.

Уже давно выражение "приехал с рынка" было уподоблено в мрачном этимологическом ряду таким, как "сыграть в ящик" или "дать дуба". Если опасности, которые подстерегали живую душу при попытке проникнуть на своих двоих на территорию рынка еще как-то можно было предвидеть и избежать, то обратную дорогу с продуктами можно было сравнить только со знаменитой тропой паломников через горный Тибет и Лхасу, где каждый метр пути был усыпан костями. Однако Луций не представлял себе, как появится перед Пузанским без продуктов.

Луций, конечно, был не такой дурак, чтобы идти на рынок в одиночку. Поэтому он на доске объявлений нашел номер аудитории, в которой занимался выпускной класс Эола, и стал поджидать его у дверей. К его счастью, скоро прозвенел звонок, и из дверей неторопливо выплыли бородатые старшекурсники, ведя вальяжные беседы друг с другом и с преподавателем, которым оказалась прекрасная Ева.

Эол со своим другом-чернорубашечником вышел последним. На этот раз они были в длинных желтых балахонах, доходящих до щиколотки. Юноши непрерывно перебирали четки из гальки, а толстенькие косички, свешивающиеся с бритых наголо, почерневших от солнца голов, смешно подпрыгивали в такт движениям.

Еще более удивительным, чем внешний вид выпускников, оказался ответ Эола, последовавший на просьбу Луция:

—Совершенный не ест мяса, рыбу, яйца, не употребляет алкоголя, кофе, чая и соблюдает еще два основных принципа: не занимается денежными махинациями и не вступает в половые отношения вне брака.

А гигант Квинт Гортензий с совершенно серьезным видом добавил:

—Вдоль железнодорожного полотна всегда растет много травы и полевых цветов, а это, как известно, лучшая пища на свете.

Озадаченный Луций не решился комментировать столь достойные советы и проводил неспешно удалившихся последователей то ли Кришны, то ли Шивы полным недоумения взглядом.

Вернувшись в столь блистательно покинутую аудиторию, Луций глубоко задумался. До сих пор он как-то не подозревал, что добыть продукты можно только с риском для жизни. То есть он знал, что, например, уличные гибнут при попытках нападения на склады, но к себе такую ситуацию не примерял, а поход на рынок был намного опаснее рядового налета.

Раздумья Луция ничуть не мешали заурядным рассуждениям магнитофона о фигурах речи:

—Построение фразы, при котором слова, не будучи связаны между собой, спешно несутся одно за другим, рисует то состояние тревоги, при котором человека что-то одновременно удержив-толк-ает...

Лектор настолько точно описал его состояние, что Луций невольно усмехнулся. Ему действительно хотелось броситься на розыски девочки, и это горячее желание буквально выталкивало с места, но одновременно сомнения в том, что залетные с одобрением отнесутся к цели его визита, удерживало юношу.

"Почему он не взял у девочки никаких координат?" — терзал себя Луций, а магнитофон в это время как бы подстраивался к юноше,