В это время один из идущих впереди бродяг, одетый в рваный балдахин и деревянные опорки, обернулся, увидел идущую позади Лину и Луция и замедлил шаг. Его слегка шатало, злобные глазки перебегали с кожаного пиджачка на оттопыренные ассигнациями карманы Луция.

—Эй, — негромко окликнул он своих сотоварищей, менее оборванных, но столь же шатающихся и грязных, — вы только взгляните, други, какие редкие птички летают за нами!

Приятели оглянулись и тоже стали замедляться. Пьяной гурьбой оборванцы растеклись по обеим сторонам тротуара, оставив проход, и стали ждать. Когда Луций и Лина, чуть замедлив шаги, поравнялись с ними, оборванец вышел из толпы и, растопырив руки, позвал:

—Ути, ути, ути!

"Ну, попали", — тоскливо подумал Луций, потому что следующий поступок Лины уже не вызвал у него удивления.

Девочка спокойно сунула руку во внутренний карман, достала маленький красный газовый баллончик и пустила струю газа в лицо бандита.

"Сейчас измолотят", — подумал Луций, но ноги сами поднесли его поближе к девочке, чтобы защитить ее хотя бы в первое мгновение.

Однако, к его удивлению, оборванцы вдруг рассеялись как бы сами собой, оставив вокруг них пустое пространство. Только стоявший перед Линой присел на корточки, закрыв лицо руками, и почему-то между пальцев у него проступила кровь.

Подошел полный широкоплечий и улыбчивый человек, посмотрел на оборванца, который медленно, как бы от его взгляда, заваливался на бок, потрепал Лину по плечу, поправил на ней сбившийся картузик и отошел куда-то в сторону.

Лина крепко взяла Луция под руку, прижалась к нему и попросила:

—Смотри, чтобы нас не растащило, а деньги отдай Володьке на сохранение и расчет. Он сам все возьмет.

И тут Луций заметил, что вокруг них стоят четверо могучих мужиков, появившихся только что. Один из них протянул здоровенную руку, захватил все ассигнации и небрежно бросил в карман.

—Вы внутрь не входите, — посоветовал он Лине, не обращая на Луция более никакого внимания, — погуляйте лучше по периметру, пирожков пожуйте. А я через минут пятнадцать приду.

В сопровождении троих оставшихся бойцов Луций и Лина пошли по периметру кипящего людьми котла, стараясь не слишком забираться в глубь рынка. Впечатление было такое, будто люди собрались не для купли-продажи, а для совершения воинственного религиозного действа. То и дело рядом возникали местные конфликты с мордобоем и бряцанием металлических предметов, но быстро утихали. Чуть глубже в огороженном кругу кавказцы играли в кости, азартно крича и похлопывая себя по толстым бедрам. Громадные пачки денег лежали перед каждым из них, но почему-то никто не приходил их забирать.

—Подайте бабушке на пропитание, — вдруг пересекла Луцию дорогу толстая старушка с костылем и, получив рублишко от Лины, с благословениями удалилась.

Временами из толпы выныривали подозрительные личности с недобрыми взглядами, но, обнаружив вокруг ребят охранение, так же мгновенно исчезали. Чем торгуют на рынке, из-за круговерти народа разобрать было трудно. Жуя пирожки, ребята с интересом смотрели на мгновенно меняющиеся лики толпы, пока из нее вдруг не выскочил обвешанный кульками и сумками Володька.

—Держи десять лимонов сдачи, — деловито передал он пук ассигнаций Луцию, — да спрячь поглубже, а то и оглянуться не успеешь. Продукты мы тебе доставим прямо в лицей, пехай себе налегке.

—Давай устроим пир, — прижалась девочка к Луцию, — вдвоем: я и ты. Я уверена, что Володька лишканул миллиона на два-три.

—Давай, — с облегчением отозвался Луций, делая первый шаг в сторону от страшного рынка. Однако чувство тревоги не покидало его до самого лицея.

После того как охранники внесли в комнату всю закупленную еду и, отблагодаренные, исчезли, Луций, Василий и Лина уселись за уставленный яствами стол. Однако, намазывая бутерброд маслом и ливерной колбасой, девочка вдруг бросила нож на пол и, обхватив Луция за плечи, горько зарыдала.

—Как я его, — прошептала она. — Газом прямо в глаза, а потом ему еще голову разбили. Он же тоже человек, только дикий, мне его жалко. Сейчас валяется где-нибудь на помойке полумертвый или в больнице для бедняков безо всякой помощи.

—Он бы тебя не пожалел, — осторожно отозвался Луций. — Разорвал бы на части вместе с товарищами.

—Ну и что. Он же глупый и несчастный. Наверно, с рождения ласки не видал, вот и живет волком. Сколько их, с виду зверь зверем, а внутри совсем несчастные.

—Не плачь, — попросил Лину Василий и сам зарыдал.

Луций, поднявшись со своего места, словно навис над Линой с Василием, одновременно желая приласкать девочку и не зная, что делать со своими руками. Наконец он решился и прижал Лину к себе. Девочка доверчиво ответила на ласку и положила голову на плечо Луция. Они надолго застыли, прижавшись друг к другу.

Юноша понимал, что следовало перейти к более активным действиям, но не решался, будучи совершенно неподготовленным к возникшей ситуации и к тому же боясь потерять найденную трепетно-доверчивую связь с Линой. Он даже был чем-то благодарен брату, и не подумавшему оставить их вдвоем.

По настоянию Пузанского, преодолевая громадное собственное нежелание, Луций вынужден был посетить заключительную лекцию по римской риторике. Магнитофон вел ее с обычной своей страстностью и темпераментом.

—В "Октавии" Нерон совершенно справедливо опасается силы женской слабости.

Луций вспомнил жест Лины, протягивающей ему ладошку, выкуп-браслет, громадные доверчивые глаза, ласковые нежные губы, прямоту и обидчивость на кажущееся девочке несправедливым и не поверил опытному императору. Он не опасался силы слабости, спасшей его. Юноша снова закрыл глаза, чтобы лучше вспрмнить Лину, и девочка появилась вновь. Как ни в чем ни бывало они продолжали прерванное путешествие.

Луций взял Лину на руки и перенес через порог. Он вспомнил, как возгордился своей пещерой, взглянув на нее глазами Лины, и на сердце стало тепло и радостно от одной этой мысли. На этот раз кровать была свободна, и он опустил Лину прямо на нее. Луций обнял девочку, и она доверчиво прижалась к нему. Пальцы юноши неумело спускали платье с плеч, а губы целовали каждое новое место, открывающееся на обнаженном загорелом теле. Вот его губы коснулись чашечек крепких белых грудей с ярко-красными кнопками сосков. Не выдержав напряжения, девочка опрокинулась на кровать, и Луций еще крепче прильнул к ней... И тут невероятной силы взрыв в ягодицах подбросил Луция над столом...

— Теперь будем говорить о различных тип-вид-ма-нер-ах речи: величав-изящ-скуд-мощ-н-ом, а также среднем, смешанном.

Речь окажется выдержанной в величавой манере, если к каждому предмету приурочить самые цветистые, точные, необычные слова, возвеличив-сострад ающие украше-выраже-ния.

Средняя манера заключается в менее высоком достоинстве не совсем низких повседневных слов. Этот стиль представляет собой мастерский, замечательно отшлифованный род красноречия, наименее напряженный, наиболее привлекательный в ораторском искусстве.

Цветистый изящный тип предполагает шутли-в-есел-о-преле-сть содержа-выраже-ния краткости, красоты фигур ненапряженной обезьяны:

Луцию вдруг привиделась Лина, вылетающая из окна его кельи. Шлейф ее платья распушился и стал похож на хвост, а сама девочка превратилась в белоснежную птицу с меховым воротничком вокруг шейки — это из боа, в котором я ее видел, отметил про себя Луций, и золотым обручем на головке — а это на самом деле браслет, догадался юноша. Впрочем, он не долго предавался раздумьям. Сдерживаемая все занятия сила любви взметнула его из-за стола, и Луций взмыл вдогонку за девочкой.