Кровь выходила из-под пальцев правой руки, которой Луций зажимал плечо, и капала на паркетный пол, ей уж напитался левый рукав туники и стал влажным и тяжелым. С бега он сбился на шаг, но все равно двигаться становилось все труднее и Луций еле брел, отталкиваясь здоровым плечом от стены коридора, если его совсем заносило. Когда юношу в очередной раз бросило на стену, от толчка неожиданно открылась дверь, и он ввалился в большую мрачную залу, освещенную свечами и наполненную дымом и запахом благовоний, источаемых подвешенными к потолку горшками. Он узнал восседающего на возвышении бурята, который, напялив на себя вишнево-красную накидку, по всей видимости, изображал будду, и, потеряв сознание, плашмя ударился об пол. Мгновенно признав в раненом любимого ученика отца Климента, бурят решил спасти его.

Луций не видел, как по указанию бурята к нему подбежали послушники и унесли в заднюю комнату, а выскочивший в коридор с тряпкой мальчик затер следы крови. Юношу умыли, перевязали и облачили в желтую накидку, покрывающую раненое плечо и оставляющую свободным правое плечо и часть груди. Окровавленную тунику тут же уничтожили. Затем его осторожно вывели из комнатушки и посадили напротив покрытого грязной занавеской стула, по-видимому, изображающего трон. Бурят, сойдя с пьедестала, ласково обнял раненого и заговорил, высоко подняв голову:

— Обращаюсь к почтенной общине с нижайшей просьбой не отказать сему отроку во вступлении в ряды. Свидетельствую о его глубочайшем уважении и похвальном исполнении заветов Светлейшего и законов как в мире земном, так и небесном. Ибо юноша сей необыкновенен и большое счастье нашей вере обрести его.

Повторяй за мной, — шепнул он Луцию. — Я прибегаю к Будде, я прибегаю к Закону, я прибегаю к Общине!

Обессиленный Луций, слыша за спиной крики вбежавших в зал легионеров, громко, насколько мог, повторил слова бурята.

Обшарив глазами зал и не найдя ничего подозрительного, охранники выскочили наружу. Послушник принес юноше горшок для подаяний, нижнюю рубаху и длинную холстяную куртку, похожую на френч. Бурят, вернувшись на свое место, объяснил Луцию, что сейчас начнет задавать ему вопросы, на которые надо отвечать коротко "да" или "нет", потому что это часть обряда, и не удивляться их внешней бессмысленности.

—Человек ли ты?

—Да.

—Мужчина ли ты?

—Мужчина.

—Независим ли ты?

—Да.

—Нет ли у тебя долгов?

—Нет.

—Не состоишь ли ты на царской службе?

—Нет.

—Дали ли тебе согласие родители?

—Их нет, — безнадежно проговорил Луций, собирая последние силы.

—Имеешь ли ты полных двадцать лет?

—Нет.

—Есть ли у тебя все необходимое, милостынный горшок и одежды?

Юноша, пошарив вокруг себя и нащупав сверток с одеждой и горшок, утвердительно кивнул.

—Высокая община, прислушайся, — патетично продолжил бурят. — Этот Луций, мой ученик, желает Упасампада. Ему восемнадцать и он сирота, но я готов заменить юноше родителей до достижения им двадцати лет. Так он имеет все, горшок для подаяний и одежды. Если общине благоугодно, да пожалует она Луцию Упасампада со мной как наставником. Таково предложение. Высокая община, прислушайся, — и еще трижды повторил свой текст бурят, прежде чем закончил следующей фразой: — Кто из преподобных за Упасампада для Луция со мной, как наставником, тот пусть молчит, кто против — пусть говорит!

Поднялся ближайший к буряту с правой стороны лысый, бородатый мужчина с недобрыми, сверкающими глазами. Оскорбленный до глубины души невиданным вниманием, высказанным незрелому и не истребившему в себе жажду насилия юноше, он решил проверить его чудесные знания, разрекламированные их наставником.

—Известны ли тебе четыре источника помощи, которыми ты должен добывать необходимое?

—Да, — сказал Луций. — Это куски пищи, которые удается выпросить; одежда, подобранная на свалке; постель на сырой земле; моча как лекарство.

Смягчившийся заместитель бурята, укрепляя юношу, перечислил подаяния, которые не возбраняется принимать дополнительно в качестве добровольных подношений. Бурят лишь скрипел зубами, видя нарушение обряда, но не вмешивался, ожидая конца испытания.

Так же легко отвечал юноша, многократно просвещаемый бурятом на другом жизненном плане и на остальные вопросы. Вдруг Луция повело вперед, и он, едва успев повернуться на правый бок, растянулся клубочком на полу с оставшимися в позе лотоса ногами. Пораженные глубиной ответов юноши, спрашивающие притихли, а бурят вновь обвел зал глазами и объявил:

—Община жалует Луция Упасампада со мной как наставником. Община за это, поэтому она молчит; итак, я принимаю!

Послушники измерили тень, символически определяя время, и возвестили год, день и состав общины, принявшей Луция в монахи. Затем заместитель бурята, атаковавший юношу первым, сообщил ему четыре вещи, подлежащие оставлению: половые сношения, даже с животными; ничего не отнимать, даже былинку; не убивать никакое живое существо, даже червя или муравья; не хвалиться высшим человеческим совершенством.

—Правильно живет община учеников Господа; прямо живет община учеников Господа; верно живет община учеников Господа; достойно живет община учеников Господа, — заголосили буддисты хором. — Она достойна приношений, достойна подаяний, достойна даров, достойна благоговейного приветствия, она — высшее поле для добрых дел людей.

Бурят спустился с возвышения, сел к юноше, взял за руку и, не услышав биения пульса, склонился над ним. Он закрыл глаза, сотворил торжественную молитву и обратился к Луцию:

—Настало время найти путь. Твое дыхание сейчас остановится. Я подготовлю тебя к встрече с чистым светом; ты воспримешь его, как он есть в мире промежуточного состояния, где все вещи подобны ясному безоблачному небу, а обнаженный незамутненный разум — прозрачной пустоте, у которой нет ни границ, ни центра. Познай себя в это мгновение и останься в этом мире. Я помогу тебе. Думай о том, что в любом образе будешь служить на благо всем живым существам, число которых беспредельно, как просторы небесные.

"Как все просто, — подумал юноша. — Повтори внятно и отчетливо трижды или семь раз: "Мое сознание, сияющее, пустое неотделимо от великого источника света; оно не рождается и не умирает, оно немеркнущий свет, — и увидишь в пустоте сознания чистый свет и, осознав себя не собой, превратив "я" в "не я", навсегда достигнешь освобождения".

Луций загадал, что поступит так, если увидит перед собой Древо Добра и Зла, сконцентрировал внимание, но ослепительно ровное сияние не выпускало его. "Неужели это свечение — единственное, что ждет меня?" — с ужасом подумал юноша, вспоминая захватывающие путешествия с общиной отца Климента и ужа Эскулапа.

Бурят находился в неменьшем недоумении, чем Луций. Он видел, что юноша остановил свое колесо смертей и рождений, найдя нирвану. Им был узнан изначальный чистый свет, и он достиг освобождения, но подобное переходное состояние между жизнью и смертью может продолжаться лишь мгновение, а оно явно затянулось и непонятно было, в какую сторону качнется маятник. Ища выход из неприятной ситуации, бурят бросился в противоположную крайность, безуспешно пытаясь пробудить движение жизненной силы в теле юноши, но по-прежнему лишь зеркальцем можно было зафиксировать слабое дыхание умирающего, а надо было либо закончить обряд на первой ступени промежуточного состояния, либо спускаться дальше в темноту исхода. Однако понять, как правильно действовать, было совершенно невозможно.

Боясь дискредитации в глазах общины, бурят попытался потянуть время. Он торопливо зашептал что-то неразборчивое, даже не пытаясь отдавать отчет в произносимых словах, но при этом неотрывно смотрел на юношу, стараясь проследить его реакции. Однако зрачки Луция по-прежнему были совершенно неподвижны. Тогда бурят, озлобившись, решил призвать умирающего к порядку.