Студенты, сбившись в кучу, мрачно за ними наблюдали, но вступить в битву не решались. Может быть, на них неважно действовал пример одного отважного студиуса, который первым ринулся в битву за урожай и теперь отдыхал, молчаливый и бездыханный, под мешком с отвоеванной им манной крупой.

Увидев подкрепление, студенты оживились и, размахивая палками и цепями, двинулись вперед, оттесняя противников к черному ходу. Видимо, беспризорники и сами решили отступать, они сжались в линию, оставив на аванпосту одного мужика с кастрюлей, и потихоньку выдавливались во двор, откуда, карабкаясь,как обезьяны, уносили на вершину поленницы отбитые при набеге продукты. Особенно близко соприкасаться с ними никто не желал.

Заминка произошла только в самом конце сражения, когда обнаружилось, что завстоловой никакими усилиями транспортировать на штабель нельзя. Беспризорники вспомнили, что в тылу у лицеистов еще действует несломленный пожиратель пшенки и предложили студентам обменять его на Семечкина.

Семечкина никто не любил, но мужик, оседлавший кастрюлю, внушил всем своей невероятной прожорливостью определенные опасения, потому предложение было принято и сверх того мужику было позволено умыкнуть с собой черпак, который он во время переговоров успел опорожнить.

—Скажи мне, Петя, — обратился отец Авакум к мальчику с телескопическими голубыми глазами и жирными до неприличия складками на шее, — все ли народы равны между собой или... — тут священник сделал многозначительную паузу, — есть один народ, особо предпочтенный Божеством?

Вопрос не показался для Пети особо затруднительным, недаром его и вызывали всегда первым на показательных уроках в интернате. Тряхнув пухлыми плечиками, он рассыпался мелкой дробью, причем его белокурые длинные волосы и прямой греческий носик сводили на нет легкую картавость речи.

—Коммунистическая демагогия, — сказал ученый мальчик, — декларировала, будто все народы по своей одаренности и по вкладу в историю равны между собой. Однако, как учил нас святой мученик Даниил Андреев, имя которого носит наш интернат, есть один народ — богоносец, провидением избранный для решения задач планетарного значения.

Мановением указательного пальца отец Авакум посадил отрока на место и сказал, обращаясь к членам Всемирного попечительского совета, по традиции присутствующим на открытом уроке:

—Итак, вы могли убедиться, что не зря вкладываете средства в детей и внуков ваших, что слова "Россия", "русские" для них не пустой звук. Не стесняйтесь, дорогие родители, спрашивайте ваших отпрысков сами. Надеюсь, они смогут рассказать вам что-либо новое из всемирной истории, а если вопрос окажется сложным, то все равно он даст почву для раздумий.

Родители, однако, мялись и, чтобы сократить паузу, сам педагог задал следующий вопрос.

—Я рассказывал вам о ересях, которые проповедуют иудеи. Изгнанные со своей родины и заклейменные распятием Христа, Спасителя нашего, — тут священник размашисто перекрестился, — они уже две тысячи лет беззастенчиво проповедуют учение об исключительности и превосходстве евреев над другими нациями. Кто из вас, — тут он обвел широким жестом класс, — кто из вас сможет аргументированно опровергнуть это лжеучение?

Тотчас сорок рук взметнулись над партами — ровно по числу учащихся, — уж больно выигрышным и хорошо усвоенным смотрелся школярам вопрос. Выбрав, как показалось ему, наиболее усердно тянущуюся руку, священник разрешил отвечать.

Бойкий худенький школьник Илия вскочил с места и красноречиво стал распинать иудеев.

—Абсурдно, — сказал он, — и предположить, что малый численностью народец может внести в сокровищницу прогресса столько же, сколько многочисленный могучий народ, давший миру выдающихся личностей практически во всех отраслях знания. Национальная одаренность нашего народа — это свидетельство его уникального места в истории.

Все зааплодировали. Илия сел на место, а почтенный священник, весьма польщенный живой реакцией публики, вновь к ней обратился:

—Так не стесняйтесь, почтенные, выявить слабые места наших питомцев. Мы не считаем зазорным что-либо не ведать и не корим за прямое незнание чего-либо наших школьников.

Побуждаемые убедительными заклинаниями педагога, попечители зашевелились и стали придумывать вопросы:

—А вот скажите, дети, — обратился к мальчикам бравый майор, ведущий военно-игровую секцию во Всемирном попечительском совете, — знаете ли вы, что за цель преследовали ваши учредители, когда открывали для вас интернат имени святого Даниила.

На этот раз вместо леса рук взметнулись вверх только два-три легких побега, из которых отец Авакум, чтобы не рисковать, снова поднял Илюшу.

—По учению отцов нашей всемирной церкви, должны мы совершенствовать свой умственный облик, развивать облик нравственный, формировать свой религиозный облик, не забывать и о физическом. Для этого создана наша школа — колледж-интернат. Вторая стадия обучения после окончания и успешного послуха в школе это гуманитарно-религиозный университет и, наконец, высшая ступень обучения — это всемирная религиозно-философская Академия.

Ответом все остались довольны, кроме жирной бестии Пети, который сваляв из оконной замазки твердый, как камень, шар, пустил его способному ученику чуть пониже брючного ремня. Только что такой благонравный и знающий мальчик превратился внезапно в разъяренного тигренка. Чувствуя ужасную боль в одной из половинок и объясняя ее простым щипком, Илия схватил со стола том метафилософии истории и обрушил "Розу мира" на голову сидящего сзади ученика. Тот, опешив, несколько мгновений был совершенно неподвижен, не понимая, за что получил порядочный удар, потом выхватил в середине стола вовсе не оправдавшую своего названия чернильницу-непроливайку и запустил ею в Илию. Кувыркаясь и расплескиваясь, метательный снаряд достиг своей цели, рикошетом поразив Илюшиного соседа. Тут отец Авакум прервал распрю, вынув из кармана тоненькую ременную плетку.

—Выходи! — зычно скомандовал он и обратился к шумно переговаривающимся попечителям: — Сядьте, дорогие наши родители, и послушайте. Сейчас вы столкнетесь с удивительной, только нашему интернату присущей системой самовоспитания. Прошу внимания.

Попечители заинтересованно замолчали, а священник воззрился на вышедших со своих мест к доске заляпанного чернилами Илию и потирающего гудящую макушку младшего брата Луция Василия.

Главный же зачинщик, Петя, продолжал оставаться на своем месте, наивно полагая, что так он наверняка избежит наказания. Но проницательный отец Авакум мягкой походкой подошел к нему и выманил с места.

—Друг наш Петя, — обратился он к толстяку, — какое моральное наказание мы вынесем с тобой за эту безобразную сцену? Жду твоего ответа.

И снова легковерный Петя раздулся от гордости и смеха. Будучи мальчиком от природы добрым, он высказал кроткую мысль, что Илие надо дать пять плетей, а Василию — три, за взаимное хулиганство.

—Согласен, — кивнул священник, — только сколько ударов получит подстрекатель? — И он так сурово посмотрел на Петра, что тот, наконец, понял, что был разоблачен с самого, так сказать, начала. Поскольку мальчик затруднялся с ответом, священник мягко положил ему руку на голову и сказал:

—Ничего не получит подстрекатель, потому что он шалил, и не его вина, что проказа обернулась потасовкой. Также не будем мы наказывать и самих драчунов, поскольку один из них подумал, что его ударил сзади другой, а тот не смог сдержаться, получив попусту по голове.

Школяры зашептались, зная, что это еще не развязка, а попечители, сами писавшие уложения о телесных наказаниях, неодобрительно зашумели.

Не обращая внимания на шум и шепот, священник продолжал:

—Хотелось бы на этом и закончить дело, но есть в нем и другая сторона, не рассмотрев которую можем мы нанести урон моральной структуре личности наших воспитанников. Понятно, что зависть к удачному ответу была толчком к шалости Петра. И это мы ему простили. Однако Петр, во-первых, хотел слукавить и остаться незамеченным, чем нарушил заповедь "Не лги". И вторую заповедь "Не жестокосердствуй" тоже нарушил он, за что по совокупности статей приговаривается к восьми ударам плеткой. Рассмотрим же теперь поступок Илии, который, ощутив жгучую боль в ягодице, обрушил удар на голову неповинного своего товарища. И не то страшно, что проявил он этим свой вспыльчивый норов, а то, что в качестве подсобного средства использовал он святой наш учебник закона божьего. А окажись в его руках крест или икона православная, так он и иконой и крестом начал бы орудовать как средством нападения, что кощунственно и беззаконно. Таким образом приговаривается отрок Илия к пяти ударам плеткой по совокупности причин.