Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Лина обернулась и призывно замахала то ли крыльями, то ли широкими рукавами платья. Луций радостным кличем ответил на зов. Они прижались друг к другу так, что казалось само дыхание стало общим, и так парили над зубцами кремлевской стены, куполами церквей и пели от счастья. Весь мир был перед ними, весь мир был подвластен им, они были всем миром. Ни богов больше не было, ни Эринии злой.

"Я тот легкий ветер, тот мягкий Зефир, — хотелось кричать Луцию, — который на облаке понесет тебя эфирным путем. Я тот соловей, чьи слезы радости будут вторить твоим слезам!"

Но, видно, не пришло еще время их любви, упорхнула от Луция птица, и он тяжело свалился на свое место прямо к словам:

— А те, что стремятся к серьезной ораторской манере, сбиваясь с пути, расплываются в туда-сюда колеблющейся, ничего не охватывающей бессодержательности...

Но и на этом не остановился мерзкий диктор и снова завел свое:

— Рядом с изящным имеется безвкусный стиль, проявляющийся в содержании, словарном составе, сотадеях с их изнеженностью, разбит-вольн-ых размерах:

О, когда бы судьба
Соловьиньи мне подарила крыла!
Сбросив тяжесть тоски, улетела бы я
На пернатых крылах от мрачной толпы,
От жестокой вражды, от кровавой резни,
Среди тонких ветвей в безлюдных лесах
Я сидела б одна, и жалобный мой
Ропот лился кругом из печальных уст.

Когда нечто великое излагается ничтож-без-жизнен-скуд-ными словами получается пошлая, вульгар-разговор-ная, сухая речь. Часто предметы, сами по севе красивые, кажутся неприятными вследствие выбора слов для их обозначения.

Как мы могли убедиться в нашем курсе: божественная сила речи наводит радость, отвращает печаль, потому что мощь заклинания, соприкасаясь с человеческой мыслью, обманом убеждает, очарованием переиначивает ее. Ритор своим красноречием ведет за собой слушателя, давая слабому аргументу перевес над сильным, разрушая старые нормы морали, этики, ставя на их место понятие уместности и соответствия политическому моменту. Эти правила античности, различнейшим образом комбинируемые, собственно и должны служить предметом подражания.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПРОЛОГ

Прихожане не сразу сообразили, как поступить с телом отца Климента. В конце концов решили положить в гроб и держать на улице на морозе сорок дней, дожидаясь возвращения души. Только горячая любовь к покинувшему их священнику помогла раздобыть доски и сколотить некое подобие ящика. Они отпели тело и присыпали гроб землей, дабы не привлекать излишнего внимания. Никаких специальных постов не выставлялось, но в любое время суток кто-нибудь постоянно дежурил у захоронений.

На сороковой день ящик внесли в церквушку и положили в придел. Немногие оставшиеся верными общине прихожане расселись вокруг трупа и принялись молиться Христу. Бурят молился Будде, а даосист Ван общался с Лао Цзы. Отец Климент совершенно не изменился, только зарос волосами и с щетиной на щеках лежал спокойно и благостно, как человек, отдыхающий после честно исполненного долга. Вокруг раскрытого ящика горели заранее заготовленные свечи, висели иконы, бурят притащил статуэтку Будды, а китаец картинку с изображением Лао Цзы верхом на черном быке. Танцовщица, которую обхаживал Ван, поднялась и запела псалом высоким чистым голосом.

Высок над всеми народами Господь; над небесами слава Его.
Кто, Как Господь, Бог наш, Который, обитая на высоте,
Приклоняется, чтобы призирать, на небо и на землю;
Из праха поднимает бедного, из брения возвышает нищего,
Чтобы посадить его в князьями, с князьями народа его;
Неплодную вселяет в дом матерью, радующуюся о детях.
Аллилуия!

Буддист, проявляя свою любовь к отцу Клименту, взял тело его за руку и так заговорил:

Во время блужданий в одиночестве, вдали от преданных друзей,
Когда пустые, отраженные облики собственных мыслей появляются перед тобой,
Да удостоят тебя Будды своей милостью
И рассеют страх, ужас и трепет.
Да избавят тебя от страданий божества-хранители.
Да защитит тебя, молю Сострадательный.

Ван, завидуя буддисту, принялся лихорадочно грызть ногти, подыскивая цитату из Лао Цзы, но не успел подобрать ничего подходящего. Ему показалось, что отец Климент моргнул. Недоверчивый китаец решил проверить себя и упустил момент. Воскресение отца Климента открылось уже всем.

Священник вначале недоуменно осмотрелся, вновь открыл глаза, усмехнулся привычному окружению, пошевелил пальцами, почувствовал их работу, поочередно напряг левую руку, ноги, туловище, шею, мускулы лица, правую руку, расслабился в той же последовательности, войдя в мертвую позу — "шавасану", затем поднялся в воздух и в рекомендуемом положении — вперед ногами — переместился на свое обычное место, опустился на подстилку, принял позу "лотоса" и сказал: "Приступим к занятию!"

Однако не так просто оказалось собрать верующих. Ошеломленные ожидаемым, но все же невероятным воскрешением священника, они разбежались по углам церкви, где застыли в ужасе и тоске.

Увидев страх и смятение в тех, от кого он мог ожидать только радость и ликование, отец Климент не огорчился. Он хорошо знал человеческую природу и решил согреть дух и тела своих прихожан. Повелительным жестом священник заставил паству подтянуть к центру зала подстилки, и те, стеная и кашляя, с трудом приняли позу "лотоса" и впали в экстатическое состояние.

Необычно начавшееся занятие закончилось еще более чудесным образом. На этот раз прихожане не вышли из шавасаны; все они совершенно внезапно обнаружили себя в залитой солнцем горной долине. Верующие быстро приспособились к замечательно жаркому климату, скинули свое тряпье и окунулись в пенящиеся воды стремительной реки. Насладившись купанием, они разбрелись по склонам и грелись под палящим солнцем, вовсе забыв заморозки ранней московской весны. Отец Климент вместе с самыми верными своими приверженцами после омовения взялся за сооружение каменного креста.

* * *

Луций проснулся поздней ночью, сполз с постели, показавшейся ему необычайно низкой и жесткой, и захотел глянуть в окно своей комнатки, но не сумел рассмотреть ничего ровным счетом в кромешной тьме. Лишь непривычно яркие звезды сияли над головой. Теплый пряный воздух, нагнетаемый не иначе как чудесным образом включенными кондиционерами, что, впрочем, было совершенно немыслимо при нищенском бюджете лицея, приятно освежал кожу. Мешала лишь непонятно зачем прихваченная им с постели простыня, и Луций попытался сбросить ее, но не тут-то было. Непокорная вещь оказалась на самом деле плащом неведомого покроя, перекинутым через плечо. Пока юноша стаскивал непривычный наряд, на его плечо легла чья-то тяжелая рука и пригнула к земле со словами: "Смотри и слушай!" Ничего, не понимающий Луций решил, что все это происходит во сне, и не сопротивлялся.

Постепенно привыкшие к темноте глаза рассмотрели внизу, под пригорком, на котором сидел Луций, неказистый с виду каменный крест. Юноша попытался было выяснить, где он оказался и каким образом попал в это удивительное место, но причудливо одетый в греческий плащ и сандалии собеседник отвечал загадочно.

—Воля человеческая направляет душу во времени. Само же время не имеет направленности, и потому нельзя утверждать, что было раньше и даже что когда произошло, а путь, которым я веду тебя, не проложен по какой-либо местности или стране, это вечный путь человеческой мудрости, — вещал священник, в котором юноша окончательно признал спасшего ему жизнь экстрасенса-полицейского. Впрочем, тут же смягчившись, отец Климент как бы пояснил: — Порождая любую мысль, человеческий мозг производит некоторую работу. Кроме того, энергия мозга расходуется и на переработку мысли в информацию, выводя ее в пространство. Вселенские писцы - Липики расшифровывают энергетические сигналы и запечатлевают информацию о деяниях и мыслях людских на невидимые скрижали Астрального Света. Открытость времени во всех направлениях позволяет фиксировать все то, что было, есть или будет в проявленной Вселенной в Книге Жизни. Способность управлять энергией и есть та духовная сила, которая ведет лучших человеческих сынов. Величайшее наслаждение нисходит при чтении Вселенской книги жизни, которую посвященный открывает на любой странице. Тогда он слышит Высочайшую музыку.

54
{"b":"219595","o":1}