Тренер, пока Луций стоял, задрав кверху голову, подскочил к канату, подергал его, пробуя на прочность. Канат был привязан крепко. Когда они оба выбрались на Рублевское шоссе, рядом с метро уже никого не было.

Чтобы сократить путь, они поднялись по поросшему травой откосу наверх, где ровная асфальтовая площадка оканчивалась небольшим кирпичным зданием с плоской крышей и скульптурами древнерусских богов по периметру.

—Эй, вы к кому? — прорычал, не открывая калитку, седой кряжистый дед, обряженный в перешитый из занавески балахон светло-зеленого цвета.

Похороны одного из самых ценных учеников послужили достаточным основанием для того, чтобы сместить время заседания педсовета с трех на восемь часов вечера. Простившись с покойным и распорядившись вызвать полицию для расследования убийства, директор лицея засел у себя в кабинете, поручив секретарю никого к нему не пускать. Он тщетно рылся в словарях и энциклопедиях, выискивая информацию об индуистском божестве — Шиве.

Когда в приемной собралось достаточное количество педагогов, Володечка рискнул поскрестись ручкой в дверь кабинета.

—Вводи! — рявкнул директор, не поднимая головы.

Педагоги гуськом ввалились в кабинет и испуганно замерли в дверях.

—У меня есть замы, — пророкотал директор, — у меня есть педеля, у меня есть три десятка властителей душ — лекторов, преподавателей, в общем, целая свора дармоедов, которые хором уверяют меня, что знают все вплоть до последней мысли последнего двоечника. Вы думаете, мы потеряли ученика?! Контроль над самой многочисленной сектой лицея — вот что мы потеряли! Теперь я могу открыть вам, что Шива был нашим человеком. С его помощью мы направляли сектантов. Вы, наверно, забыли, зачем был создан лицей? Забыли, кого мы готовим в этих стенах? Но я вам напомню!

Взмахом руки директор повелел приближенным рассаживаться, а сам же, наоборот, поднялся и обвел всех свирепым взглядом.

—Боже мой, сейчас разольет политучебу на три часа, вздохнул Пузанский. — Пивко завезли в "Жигули". Шеф-повар меня пригласил еще по старой демократической дружбе. Скиснет пиво, пока закончит. — Но делать было нечего, и Пузанский обреченно уткнулся мощным подбородком в цыплячью грудь.

—Все вы на себе ощущаете, что осталось от великой империи, — громыхал бас вошедшего в раж директора. — Да, Третий Рим, который включал в себя и субтропический юг, и Крайний Север, мусульманскую Азию и католическую Европу, этот Рим исчез. Но это не значит, что он потерян навсегда. Великое собирание — наш удел, и что за беда, если мы отрезаны от тюменской нефти и кавказских плодов, балтийского янтаря и украинского сала. Что за беда, спрашиваю я, если мы ограничены по периметру Золотого кольца вражескими укрепрайонами и только одна нитка железной дороги соединяет нас с другими уцелевшим осколком империи — Санкт-Петербургом. Народ погибает тогда, когда исчезает национальная идея, его объединяющая. А когда она была сильнее разожжена в Московии?! Да, татары угрожают нам, как в смутные времена Годунова, да, Карелия, как говорил поэт, "всеми ладонями" передалась финнам, но нам не нужна Карелия или Татария, Армения или Молдова; нам нужен Четвертый Рим — и уже завтра в границах 1985 года. И за эту великую идею воссоединения мы боремся. Как известно, наш лицей основан в тот исторический день, когда императорские войска вошли в стольный град Киев, но были вынуждены оставить его под угрозой мусульманских термоядерных ракет. Тогда стало ясно, что в настоящий момент истории нельзя применять идею панславянства на штыках. Значит, экспансия должна ныне протекать в других рамках.

—Вот вы, любитель пива и пышнотелых воблин, — обратился Стефан Иванович к Пузанскому, — ближайший мой, самый первый помощник и друг. Вы помните, отчего мы создали лицей?

—Мы были нищими рабами. Нами правила... Нами правила банда оголтелых канонических идиотов. Каждого из них можно было в натуральном виде экспонировать в музее мадам Тюссо. Только боюсь, что другие восковые фигуры, возмущенные таким соседством, ожили бы. Гнусно управляемые, каждый день разграбливаемые, мы существовали только из-за одного удивительного чувства. Это была гордость от владения огромной частью света, целым миром. И это чувство географического и разноклиматического пространства вероятно спасало нас от чудовищного быта. Как ни странно, но тем не менее, не владея ничем, мы незыблемо веровали, что все это громадное пространство — наше. И когда единственная уникальная империя превратилась в едва видимое чернильное пятно на мировой географической карте, а весь мир счел и считает, что наступил конец — диалектически это было начало, начало Четвертого Рима!

—Молодец, Сережа! — грациозно подогнул толстое бедро и сделал шутливый книксен Стефан Иванович. — Все истинно русские люди именно так чувствуют.

—Какой я тебе истинно русский, — буркнул сквозь усы Пузанский. — Да один мой нос словно мост в Иерусалим.

Но Стефан Иванович его не слушал, увлеченный собственным красноречием:

—Нужны были люди, проникнутые римским мироощущением, нужны были стоицизм, мужество и выкорчеванная перестройкой преданность державе. Таких людей надо было воспитать. Старые школы или университеты не могли нам помочь. Более того, мы не могли даже воспользоваться услугами преподавателей, потому что на смену личностям в истории пришли нуворишы без идей, мировоззрения и бога в сердце.

Мы готовим наших студентов в качестве контактеров с русской диаспорой, рассеянной по провинциям четвертой римской империи. Мы готовим их на длительное оседание, поэтому необходимым предметом для них будут знание местных наречий, быта и культуры наших бывших и одновременно будущих провинций. Мы не можем войти в новый Рим с обветшалыми идеями демоса. Чтобы создать свой аппарат управления, мы должны наполнить его нашими выпускниками.

Вкратце все. У кого есть предложения по смерти Шивы? Хотелось бы найти убийцу до прихода полиции.

Вскочил рыжий педель. На этот раз он был закутан в розовый плед, из которого торчали только уши да волосы цвета незрелой хурмы. Видимо, он хотел сказать что-то необыкновенно важное, поскольку несколько раз судорожно открыл и снова закрыл рот.

—Ты чего разоделся, словно сексуальные меньшинства! — сурово указал ему Стефан Иванович, но на место сажать не стал. — Хорош рот разевать, издай членораздельный звук! После занятий за чаркой водки уж как красноречив!

—Я, конечно, не обладаю таким громадным жизненным опытом, как вы, — заикнулся рыжий. — Я не владею политической и экономической ситуацией, с людьми не могу разговаривать на вашем уровне. Я хочу попросту спросить: почему мы с ними цацкаемся? Почему не гоним в шею все эти секты-мекты, вшивистов этих, анархистов, дебилов. Какой из дебила специалист? Смешно кому-нибудь сказать. Чего мы ждем? Пока студенты нас самих не выставят и не захватят лицей? Почему студенты не могут, как раньше, объединяться в одну организацию, скажем, не комсомольцев, так анархистов, какая разница! Но свою организацию, нами полностью контролируемую. Можно начать прямо сейчас. Под предлогом убийства этого дегенерата с двумя парами рук, да двух-трех посадить для острастки. Замечательно учеба пойдет. И я уверен, что поголовное большинство студентов от чистого сердца скажут нам спасибо!

Рыжий замолчал и, скрестив просительно руки, бросил взгляд на директора лицея: давай, мол, разгоним, а?

Директор аккуратно развел ладошки и поаплодировал:

—Гениальный план, — сказал он без тени улыбки. — Знаете что, давайте вам его и поручим. И тут же безо всякого перерыва зарычал: — Неужели вы могли предположить, что мы не просчитывали и этот вариант? И если отказались от него, значит, для этого были весьма веские причины! И основная причина, что все прогнило! Сама основа власти расползлась! Представьте, что я разрешил вам действовать по вашему разумению. Ваш план?

—Я вызываю полицию, — важно сказал рыжий, — и просто-напросто арестовываю зачинщиков. Потом приказом по лицею объявляю о самороспуске всех самодеятельных организаций. Потом...