Глядя на крытые телеги, которыми управляли викарии в рясах с капюшонами, сержант быстро понял, что будет дальше. Атмосфера накалилась еще сильнее, когда монахи принялись разгружать привезенные бревна и складывать их на площади.

— Во имя короля, — выкрикнул какой-то солдат, — уж не собираются ли они развести костры!

Однако этот факт не вызывал сомнения. Под взглядами остолбеневших крестьян литургийцы проворно сложили три пирамиды из бревен, после чего викарии в рясах принялись тыкать пальцами в мужчин и женщин, которых их помощники тут же выводили вперед. Жанренийский сержант окончательно потерял терпение, когда монах указал на его невесту, которую потащили к будущему костру. Один из солдат повернулся к начальнику и прошептал:

— Сержант, мы не можем позволить им жечь людей!

Впервые в жизни жанренийский сержант решил ослушаться полученного приказа. Вместе со своими людьми он подошел к пирамиде из бревен и, обратившись к ближайшему викарию, заявил:

— От имени Жанрении и ее законов я требую, чтобы вы покинули деревню и оставили в покое ее жителей!

Викарий удивленно посмотрел на солдата, затем повернулся к собратьям в капюшонах. Один из них приблизился к сержанту и ледяным голосом произнес:

— Солдат, эта деревня принадлежит Святой Литургии. Осмелишься ли ты бросить ей вызов?

— Да, если хоть кто-нибудь из вас коснется этих людей.

— Братья, — крикнул викарий, — этим солдатам также место на костре!

И литургийцы тут же набросились на жанренийцев. В одно мгновение площадь превратилась в место сражения, сопровождаемого испуганными криками крестьян. Под натиском многочисленных противников солдаты отступили к паперти церкви, затем их прижали к тяжелым бронзовым дверям. Сержанту со своими подчиненными пришлось укрыться в храме. И та и другая сторона понесла существенные потери. Жанренийцы потеряли двенадцать человек, литургийцы — в два раза больше. Но инквизиторы, прибывшие сжечь деревню, не обращали внимания на погибших. Их священная миссия должна быть исполнена любой ценой, и как можно скорее. С угрожающими улыбками на лицах монахи приступили к расправе.

Бессильные что-либо предпринять, забаррикадировавшиеся жанренийцы слушали страшные крики людей, сжигаемых заживо. Эти крики мешались с черным дымом, устремляющимся к небесам. Когда пришла очередь невесты сержанта, никто из солдат не произнес ни слова. Сжав зубы, они заставили себя досмотреть страшный спектакль до конца. Они этого не забудут, их месть будет жестокой. Невеста сержанта умерла от удушья раньше, чем пламя костра коснулось ее шерстяного платья. К ночи от деревни уже ничего не осталось. Литургийцы покинули ее, и опечаленные жанренийцы рассеяли прах сгоревших по ветру…

Этот инцидент положил начало вражды между литургийцами и жанренийцами. Словно слепой кровожадный зверь, Инквизиция обрушилась на форпосты жанренийских войск. Ее жестокость превосходила все границы разумного. Столкновения происходили все чаще, и в основном их провоцировали литургийцы. Положение ухудшалось с каждым днем. Небо Рошронда окрасилось в серый цвет, ветер разносил по окрестностям пепел несчастных, сгоревших на костре. Ни одна деревня не избежала визита инквизиторов.

Ургеманцы снимались с насиженных мест, пускались в дорогу, укрывались в лесах.

Амрод не знал, как вырваться из тисков, которые денно и нощно сжимали его череп. Он прогнал прочь цирюльников и врачей, не способных справиться с болезнью, и решил присоединиться к своим войскам на границах Рошронда. Не привлекая лишнего внимания, полководец прибыл в один из передовых лагерей армии и обосновался там со своей свитой, дожидаясь встречи с представителями Княжеских областей и Модеенской марки.

Жанренийцы не узнавали своего начальника. Амрод так сильно похудел, что пришлось выковать новые доспехи, чтобы он мог появляться перед солдатами. Его по обыкновению тщательно выбритое лицо заросло густой, кудрявой, плохо подстриженной бородой. Глаза командующего потухли, теперь в них читалась лишь сильнейшая усталость. Он не желал больше никого видеть, кроме своего телохранителя. Он даже отказался принять эмиссаров, присланных королем Жанрении, повелев разместить этих знатных людей на самом затрапезном постоялом дворе Лоргола.

Однако Амрод согласился встретиться в своем шатре с иноземными послами. Прибывшие дипломаты были чрезвычайно удивлены тем фактом, что не могут поприветствовать командующего за ужином. Заинтригованные и одновременно немного испуганные послы миновали занавес, закрывающий вход.

Один-единственный факел, воткнутый прямо в землю, освещал шатер. Амрод восседал на грубо сколоченном троне, по обеим сторонам которого возвышались два огра, держащие на поводках огромных черных псов.

Жанренийский сеньор пригласил шестерых послов подойти поближе.

— Подойдите! — воскликнул он. — Ближе-ближе, не стесняйтесь!

Шестеро эмиссаров подчинились и мелкими шажочками приблизились к трону. Никто из них не был готов к приему, столь не соответствующему этикету. Амрод поднялся и приблизился к первому дипломату, ландграфу Княжеских областей, который отпрянул почти на локоть.

— Это скорее мне пристало отступать! — рявкнул жанрениец. — Не изображайте из себя девственницу, друг мой…

— Мессир, я в затруднении, — смущенно возразил посол. — Быть может, будет лучше, если мы вернемся завтра?

— Это будет хуже! — воскликнул Амрод, схватив ландграфа за ленту, украшающую воротник камзола. — А теперь садитесь. И вы тоже садитесь, — приказал он другим эмиссарам, которые скрепя сердце подчинились.

Никто из них не мог поверить, что перед ними командующий жанренийских армий. Амрод же, не скрывая отвращения, в гнетущей тишине буравил глазами визитеров. В шатре не было стульев, и послам пришлось сесть прямо на землю. Амрод вернулся на трон, на котором он развалился, закинув руки за голову.

— Говорите за меня, мессиры, — бесцветным голосом велел военачальник, — я устал.

Модеенский дворянин понял, что тянуть не стоит. Странное поведение Амрода подтверждало слухи о той панике, что царила при дворе короля Жанрении. Искушенный дипломат умел с первого взгляда оценивать ситуацию, его коллеги не желали начинать разговор, и поэтому он взял этот труд на себя.

— Мы хотим узнать, каковы ваши намерения, — заявил он. — Литургийский Крестовый поход воскресил в наших душах самые неприятные воспоминания. Обе наши страны требуют гарантий.

— Гарантий? — возмутился Амрод. — Гарантий чего?

— Того, что Верховный Литург никогда не перейдет границ баронства Рошронд.

Жанрениец усмехнулся.

— Он не только не перейдет границ баронства, но в скором времени потеряет все эти земли. Мои армии сбросят его в море. И вы о нем больше не услышите.

Лица эмиссаров стали донельзя изумленными. Несмотря на все слухи, в которых упоминались приграничные стычки между литургийцами и жанренийцами, дипломаты искренне верили в нерушимый союз между Амродом и Литургом.

— Вас это удивляет, — продолжил жанрениец. — Однако у меня никогда не было намерения отдать этим святошам хоть пядь земли.

Он с гримасой вытащил себя из кресла и принялся мерить широкими шагами шатер.

— Королевства больше нет, — говорил он, не глядя на послов. — Только армии. И уже скоро моя армия построит новое королевство на останках Ургемана и Жанрении.

Все шесть иноземных эмиссаров от неожиданности поперхнулись.

— Но вы не принадлежите к королевской крови, — выдавил из себя ландграф.

— Крови? Неважно, какого цвета твоя кровь, главное, что сейчас именно она орошает эту землю, чтобы сделать ее плодородной.

— Следовательно, вы намерены захватить Жанрению? — спросил один из модеенских дворян.

— Я довольствуюсь тем, что вернусь туда.

— А наши гарантии? — поинтересовался ландграф.

— Вы их уже получили. Я сброшу литургийцев в море. Можете успокоиться. Передайте вашим хозяевам, что в самое ближайшее время Жанрения и Ургеман станут единым целым. Больше мне нечего им сказать.