— Нет, ты не понимаешь, — возразил Амрод, протягивая бутылку собеседнику. — Я вынужден ввязаться в бой, объявить войну Литургическим провинциям. Вот ты, ты видишь иной выход?

— Никакого, о котором вы уже не думали. Но справедливости ради надо сказать, боюсь, что литургийцы атакуют первым, и тогда вы рискуете потерять преимущество.

— Да, конечно… Однако, если я проявлю инициативу, король скажет, что мне не удалось сохранить мир. А если я позволю им атаковать, то правитель удивится, что я не предусмотрел подобное развитие событий. Так или иначе, меня отзовут в Жанрению.

— А кто заставляет вас туда возвращаться?

Жанрениец взял бутылку и сделал новый глоток.

— Никто, Кхерн, никто не заставляет… Я знаю, на что ты намекаешь, но мои старые плечи не выдержат тяжести королевской мантии.

— Возможно, они выдержат мантию Верховного барона…

— Ты говоришь невероятные вещи.

— Я так не считаю, сеньор. После падения Ургемана наши соседи начали суетиться. Княжеские области больше не могут контролировать варваров Прибрежных районов, они будут искать союзников; возможно, кому-то захочется захватить Жанрению или обескровленный Ургеман. Что касается Модеенской марки, то она быстро поймет, что кехиты взяли под контроль лучшие торговые пути к морю.

— Ты сейчас говоришь серьезно?

— Сеньор, я верой и правдой служу вам долгих десять лет. Я горжусь тем, что охраняю такого человека, как вы, и мне неприятны те упреки, которыми вас осыпает король. Вы преподнесли ему на блюдечке целое королевство, а он сообщает вам, что разочарован! Что он потребует завтра, чтобы потешить свою гордыню?

— Осторожнее, Кхерн, ты говоришь о короле.

— Вы хотели слышать мое мнение, — прошептал телохранитель.

Амрод вытер губы оборотной стороной рукава и поудобнее устроился в кресле, сложив руки на животе.

— И что ты мне посоветуешь? — спросил жанрениец.

— Мой сеньор желает, чтобы я был откровенен?

— Если бы я этого не хотел, то уже отрубил бы тебе голову за то, что ты сказал о короле.

— Сделайте все возможное, чтобы стать Верховным бароном, — выдохнул Кхерн. — У короля нет средств, чтобы помешать вам, старая жанренийская гвардия вас поддержит, вы пользуетесь достаточным уважением среди рыцарей. Они встанут на вашу сторону, ведь сегодня именно вы командуете всей армией Жанрении. Тех войск, что остались в стране, недостаточно, чтобы отразить даже одну-единственную атаку соседей. Побеседуйте с эмиссарами Княжеских областей и Модеенской марки. Они прислушаются к вашим доводам, я в этом не сомневаюсь…

Жанрениец долго смотрел на телохранителя, затем скривился и, не говоря ни слова, мановением руки отпустил солдата. Речи Кхерна оставили горький привкус во рту Амрода, привкус поражения. Он так долго сражался против заговорщиков, которые осмеливались угрожать королю, он сбился бы со счета, если бы начал припоминать всех придворных и рыцарей, брошенных в темницы или убитых, но не свергнувших правителя. Сама мысль предать отчизну вызывала неприязнь. Для Амрода измена была даже хуже, чем смерть. Возможно, это вино помрачило его рассудок? Принципы, что управляли всей его жизнью, вдруг показались полководцу крайне непрочными. Ему уже сорок три, и хорошо, если он проживет еще половину этих лет.

Какую память он оставит о себе потомкам? Что напишут о нем летописцы? Верный слуга, преданный душой и телом королю и стране? Сомнение закралось в душу. Амрод смахнул бутылку со стола и уронил голову на руки. Он всегда любил простые, привычные вещи, ясные и скорые решения, открытые речи и пение воинских рогов. Вот только сомнения…

Жанрениец внезапно поднялся, обул сапоги и набросил плащ. Стоило Амроду выйти в коридор, как Кхерн тут же присоединился к хозяину и следовал за ним вплоть до комнаты куртизанок. Лишь эти чаровницы были способны заставить военачальника не думать.

После того как Амрод скрылся в апартаментах куртизанок, Кхерн не стал задерживаться у дверей этой комнаты. Магия вымотала его, и полуночник Мандиго с радостью сбросил с себя личину телохранителя, чтобы вернуть привычный облик.

Он вернулся в комнату полководца, где в темных уголках ждали хозяина невидимые Танцоры. Чтобы осуществить столь сложное колдовство, Мандиго задействовал десяток лучших Танцоров. Ему пришлось обратиться к тонкой и дорогостоящей магии Затмения. Однако результат стоил той боли, что сейчас тисками сжимала виски мага. И пусть Амрод отдыхает в обществе куртизанок. Подобно Верховному Литургу, он станет плясать под дудку магов. Мандиго собрал своих Танцоров, наслаждаясь мыслью, что наконец-то война стала ежедневным уделом всех тех стран, которые всегда считали Магическую криптограмму некой заурядной и никчемной организацией. Он и его друзья так близки к цели, их усилия близки к завершению. И уже через несколько недель маги станут новыми императорами.

— Он просыпается, — сказал чей-то голос рядом со мной.

— Он нас слышит? — подхватил другой голос.

— Думаю, да, — предположил третий.

Я открыл глаза. Изображение плыло, чувства отказывались служить. Бревенчатый потолок, соломенный матрас, эфес Тени в руке. Я лежал на кровати. Оршаль, Амертина и Арбассен сгрудились у изголовья. Амертина погладила мою руку, которую держала на своих коленях.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила черная фея.

— Эхидиаза? — ответил я вопросом на вопрос.

— Она умерла, — признался Арбассен.

Я повернул к нему лицо.

— Умерла?

— Неужели ты ничего не помнишь? — вмешался Оршаль.

— Помню, — признался я. — А Эвельф?

— Она с хозяином таверны.

Эхидиаза.

Ее имя жгло душу, словно раскаленное железо. Никто не мог заставить меня забыть хореографа. Я буду жить без нее с воспоминаниями о ней.

— Где мы? — Я попытался приподняться на локтях.

— В Лорголе, — ответил Цензор.

— Как давно?

— Уже три дня. В городе по-прежнему хозяйничают жанренийцы. Проводники не пожелали покинуть болота. Благодаря их жертве, мы смогли добраться сюда. Мои Танцоры охраняют эту таверну, жанренийские патрули, проходящие по улице, видят лишь разрушенный фасад…

— Агон, — вмешался Оршаль. — Сражение проиграно.

Я уронил голову на подушку.

— Расстриги уничтожили всех, кто находился в Адельгене.

— Он говорит о казненных монахах, — прошептала Амертина.

Я повернулся к черной фее:

— А что аккордники?

— Будь терпелив. Поспи еще немного. Затем мы соберем совет.

— Совет? Мы… я пожертвовал тысячами людей, все они канули в болотах. Бароны наверняка откажутся от мысли выступать, а вы хотите держать совет? Амертина, дай мне мою рубаху.

Она молча повиновалась и несколькими минутами позже, поддерживаемый Арбассеном, я уже спускался на первый этаж. Оказавшись в общем зале, я рухнул на первый попавшийся стул. В этой же комнате находились и Аракнир с Малисеном. Дождь барабанил по закрытым ставням.

Мы сидели за столом: Эвельф, Амертина, цензор, гном, эльф и Оршаль, чье лицо оставалось донельзя мрачным.

— Ну что же, — вдруг заявил я, — уж если мы должны держать совет, то сделаем это прямо сейчас. Если кто-то хочет высказаться, то пусть так и поступит.

Мой сарказм не ускользнул от присутствующих. Первым заговорил Арбассен:

— Ладно, Агон. Давай подведем итоги, согласен? В настоящее время Амрод в растерянности.

Я приподнял брови. Арбассен заметил мой жест, но продолжил:

— Когда пал Адельген, он стянул три четверти своих войск к границам Рошронда. Мы не знаем, какой договор связывает его и Литурга, но, очевидно, ни один из них не намерен его соблюдать.

— Какая радость! — Я повернулся к Оршалю, который задумчиво поглаживал подбородок.

— Вокруг королевства кружат стервятники, — добавил Аракнир. — Модеенская марка и Княжеские области.

— Объясни толком.

— Обе эти страны не забыли о тех имперских амбициях, что лелеют Литургические провинции. Они волнуются и думают, что этот Крестовый поход — всего лишь преамбула. Они хотят поделить между собой бренные останки Ургемана. Вмешательство литургийцев спутало карты. Никто не протестовал, когда Жанрения и кехиты захватили королевство. Но, вторгнувшись в баронство Рошронд, литургийцы показали дурной пример. И вот теперь соседи задаются вопросом, а почему бы и им не ухватить лакомый кусочек, не принять участие в разделе этого пирога.