Лерсшвен исподтишка наблюдал за лжеаккордником. Диорен распрощался с фэйри и музыкантом на пороге гостиницы. Мандрио сразу догадался, что затменник хочет поговорить с ним с глазу на глаз. И вот сейчас они сидели за столиком в углу зала и лениво потягивали вино. Никто из них двоих не хотел проявлять инициативу. Но Лерсшвен спешил. Накануне он получил письмо от Сарна, друг назвал ему адрес Агона. Однако, явившись на улицу Терпкую, фэйри обнаружил лишь брошенный разоренный дом. Лерсшвен содрогался от одной только мысли, что Агон и черная фея могли погибнуть. Маг посмотрел на лжеаккордника и решил прекратить игру в молчанку.

— Мандрио, я хотел просить вас об одолжении.

Лжеаккордник расслабился. Ему удалось выиграть первый раунд. Теперь у него появилась возможность пересмотреть те обязательства, что взял на себя Лерсшвен. Если затменник нуждается в его таланте, то он, Мандрио, может удвоить требования.

— Я ищу в Лорголе одного человека. Он аккордник, как и вы сами, — продолжил Лерсшвен. — Вы можете отыскать его для меня? Ваша музыка способна на подобное?

— Из какой он семьи?

— Цистры.

Мандрио чуть нахмурил брови.

— Цистра и клавесин никогда не ладили. Скорее всего, я смогу вам помочь. Но, естественно, при одном условии: мне нужен запрет.

— Запрет? О чем вы говорите?

— Когда Криптограмма падет и вы предложите магию всему королевству, я хочу, чтобы официально запретили Аккорды, объявили нас пособниками дьявола.

— Я… я не понимаю.

— Некоторые семьи Аккордов изо всех сил пытаются укорениться как в этом королевстве, так и в других странах нашего мира. Конечно, они не кричат о себе на каждом углу, но эти аккордники втерлись в доверие к отдельным баронам. Если вы публично осудите Аккорды, выставите их служителей приспешниками Нечистого, использующими черное колдовство, народ вам поверит. Ведь именно вы подарите ему магию. Семья клавесина будет готова к подобному повороту событий. Мы спрячемся от разгневанной толпы, которую вы станете всячески подстрекать. И вот когда другие семьи начнут истекать кровью и, агонизируя, попытаются объединиться, мы нанесем смертельный удар. Клавесин останется единственной семьей Аккордов.

Мандрио поднял глаза к небу, его губы дрожали. Однако Лерсшвен знал, что слышит отнюдь не бред сумасшедшего, ослепленного злобой. Лжеаккордник все тщательно продумал, он отлично понимал, что произойдет, если будущий властитель Магической криптограммы объявит аккордников злыми колдунами. Народ будет боготворить фэйри, он сможет обвинить любого, кого ему вздумается, и все, даже за границами баронских владений, будут повиноваться его приказам. Сердце Лерсшвена сжалось, когда он представил себе последствия грядущих перемен. Подарить магию народу — ересь, преступление, по мнению тех, кто так дорожил собственной исключительностью и элитарностью высокого искусства. Но Лерсшвен был убежден, что магия нуждалась в притоке свежей крови. Лишь так она могла обрести былое величие. Магическая криптограмма задушила истинную магию. И хотя полуденники утверждали, что не скрывают своих секретов от простых людей, эти маги также таились по углам академий. Необходимо вернуть ту прекрасную эпоху, когда Криптограмма была доступна для любого желающего, и каждый человек мог стать магом.

Фэйри не забыл и о Танцорах. Тысячи людей вознамерятся обзавестись волшебными созданиями, которые станут служить им. Начнется грандиозная охота. И эту цену тоже придется заплатить, чтобы магия возродилась во всем своем могуществе. Затменник взвесил в уме требования лжеаккордника. В них не таилось ничего ужасного. Ну разве что возмутится тот или иной барон, связанный с определенной семьей Аккордов. Лерсшвен взглянул в глаза Мандрио.

— На том и порешим, — сказал он. — Запрет на Аккорды.

Оба заговорщика покинули таверну и углубились в Нижние кварталы. Затменник уже бывал в том странном доме, в котором жили лжеаккордник и его товарищи. Тем не менее он снова удивился, завидев его. Сооружение с островерхой крышей поражало необычайно узким фасадом — менее шести локтей. На этом архитектурные причуды постройки не заканчивались: в глубину здание протянулось приблизительно на двести локтей. Лерсшвен находил глупой идею жить в доме, похожем на один тесный коридор. Но лжеаккордник, прежде всего, думал о резонансе, ему требовалось эхо, или, если быть более точным, акустика. Дом насчитывал четыре этажа, соединяющихся небольшой винтовой лестницей. Вслед за лжеаккордником Лерсшвен поднялся на последний этаж, где, сидя за клавесином, беседовали двое мужчин и женщина. В длинной комнате, освещенной факелами, стояло целых шесть клавесинов, расположенных под углом друг к другу. Заметив затменника, трое неизвестных прервали разговор.

— Вот несколько моих друзей, — заявил лжеаккордник. — Тебе совершенно не обязательно знать их имена.

Фэйри тихо вздохнул. Что-то Мандрио ведет себя слишком свободно в его присутствии. И это внезапное «ты», оно особенно сильно взбесило фэйри. Но он не стал обращать внимание на наглость своего подручного и улыбнулся музыкантам. Они обменялись взглядами, после чего женщина встала. Ей было приблизительно сорок лет; угловатое лицо окружено двумя светлыми косами.

— Что он здесь делает? — спросила незнакомка у Мандрио.

— Я подрядился оказать ему одну небольшую услугу, красавица моя. В Лорголе появился аккордник из семьи цистры. Лерсшвен хотел бы, чтобы мы разыскали для него этого музыканта.

Лицо женщины стало злым.

— Нет! — проскрипела она. — Ты поклялся, что мы больше не будем играть. Сам знаешь, как это опасно.

— Замолчи! — резко прервал собеседницу Мандрио. — Не смей мне перечить! Сегодня вечером мы будем играть, и ты тоже. Мы найдем этого человека!

Мандрио подошел к фэйри и грубо схватил за его плечо.

— Посмотри внимательно на наш маленький квартет, Лерсшвен, — выдохнул лжеаккордник. — Этим вечером мы сыграем для тебя. Музыка, истинная музыка, музыка разума и фантазий полетит по улицам, заглянет в каждый дом, в душу каждой тупой твари, что живет в этом проклятом квартале! А затем, порхая от переулка к переулку, от сознания к сознанию, она внезапно обнаружит знакомое место, рассудок аккордника… Безмолвно, ласково она ощупает его, вползет в голову, чтобы украсть картины, которые видят глаза искомого человека. После чего, удовлетворенная, музыка вернется сюда, склонится к моему плечу и нашепчет все, что видела. Музыка, Лерсшвен! Лишь она одна способна сотворить такое!

Лерсшвен неотрывно смотрел в пылающие глаза лжеаккордника, готовый в любую секунду подхватить своего Танцора и убежать, если этот безумец не прекратит вопить всего в нескольких дюймах от его лица. Внезапно Мандрио резко развернулся, в три прыжка пересек комнату, раскидывая ногами листы партитуры, лежавшие на его пути.

— Не веришь мне, фэйри? Ты ведь скептик, не так ли? Тогда раскрой свои уши! Будь внимателен, не упусти ни ноты, внемли искусству, которое принадлежит нам одним, — вскричал он, хлопком в ладоши созывая остальных. — Друзья мои, давайте устроим этому магу представление, которого он никогда не забудет.

Закончив фразу, мужчина решительно опустил руки на клавиши.

Лерсшвен не раз слышал, как звучит клавесин, но виртуозная манера исполнения Мандрио с первых аккордов заворожила его. С серьезными лицами трое других лжеаккордников также уселись за инструменты и начали играть, по очереди вплетая свои мелодии в мелодию Мандрио. Музыка звучала все громче, превращаясь в величественную симфонию. Испуганный Лерсшвен отступил в глубь комнаты.

С помощью Танцора затменник создал два сверкающих диска, которые тут же закружились рядом с его ушами. Фэйри принял меры предосторожности: диски были призваны заглушить звуки, которые стали по-настоящему грозными.

Четверо лжеаккордников, поглощенные музыкой, больше не обращали внимания на гостя. Казалось, только женщина все еще не желает подчиняться Мандрио. Время от времени в ее глазах вспыхивал недобрый огонек. А музыка набирала силу. У Лерсшвена появилось странное впечатление, что она просачивается сквозь камни стен, чтобы раствориться в Нижних кварталах. Понемногу лица исполнителей бледнели. Неожиданно Мандрио испустил яростный крик. Он резко откинул голову назад, и трое музыкантов застыли, не донеся пальцы до клавиш. Мандрио в одиночестве закончил мелодию, выведя последнюю резкую ноту. Глаза женщины закатились, и она рухнула на пол. Один из лжеаккордников хотел броситься к подруге.