Аракнир указал на резные панели, украшающие потолок.

— Присмотрись внимательнее. Ты что-нибудь заметил?

Проследив за его пальцем, я увидел крошечные насечки, узкие щели, почти незаметные глазу.

— Теперь следуй за мной, — закончил гном. — Накинь плащ, мы пойдем на улицу…

Искренне озадаченный, я последовал за Аракниром. Мы миновали узкий проулок и вышли на круглую площадь, располагавшуюся в нескольких шагах от «Искры». На другой стороне площади возвышалась небольшая часовня, чей фасад обрамляли две башни с куполами-луковицами. Аракнир повел меня к паперти. Солнце почти появилось над горизонтом, и гном поспешил войти в здание.

Внутри оно оказалось заброшенным. Я не ошибся, подумав о часовне. Треснутые скамьи, покрытые пылью, громоздились вдоль узкого нефа, который заканчивался погруженным во мрак алтарем. Большой потертый занавес закрывал значительную часть хоров. Аракнир знаком велел мне отдернуть его.

Я очутился у подножия гигантского органа. Его трубы, переплетение олова и свинца, устремлялись к куполу, перекрывавшему хоры. Сотни, десятки сотен труб. Совершенно неожиданно я мысленно сопоставил насечки на потолке «Искры» и эти органные трубы…

За музыкальным инструментом сидел какой-то человечек, который, едва заслышав наши шаги, развернулся вместе с креслом. Гном. Лицо скрыто густой седой бородой. Он был облачен в простую рубаху, перетянутую поясом. Этот наряд не скрывал странную асимметрию его тела, как будто бы гнома скрутило при рождении. В глазницах два безжизненных серых шарика. Уродство не коснулось только рук несчастного калеки: длинные, тонкие, они поражали изысканностью форм.

— Значит, ты получил мое послание, брат. Я сразу же узнал шаги твоего товарища. Агон, не правда ли? — Боэдур говорил тихим, дрожащим голоском.

— Все верно, брат, — ответил Аракнир.

— Зачем ты пришел в мою часовню?

— Сам знаешь. Ты сохранил их?

— Да, молчите и слушайте.

Боэдур повернулся к органу. Его руки виртуозно прошлись по клавиатуре, и я невольно представил Мелодена, дающего мне уроки колдовской музыки в своем павильоне в Школе Ловцов Света. Мощные звуки органа заполнили капеллу, из прорезей труб пополз туман, отливающий медью. Он тек вдоль регистров, добрался до клавиатуры и облизал руки Боэдура, не прекращавшего музицировать.

Аракнир положил мне руку на затылок, заставляя нагнуться.

— Слушай, — прошептал он.

Я напряг слух и чуть не подпрыгнул от неожиданности, когда услышал шум «Искры». Мне почудилось, что я стою на пороге большого зала. Порожденный магией музыки, туман воспроизводил все звуки, что раздавались в таверне прошедшей ночью. Зачарованный я слушал знакомые голоса, улавливал отдельные фразы и слова…

— Орган возвращает к жизни умершие звуки. Все, без исключения, — подсказал мне Аракнир. — Таким образом, мой брат может жить в полном одиночестве, слушая разговоры наших друзей-магов. Невинное развлечение. Хотя, соглашусь, весьма пикантное.

— Возможно, вам было бы небезынтересно послушать вот это, — вдруг заявил Боэдур.

Он с силой нажал на определенные клавиши, и я понял, речь идет о тех минутах, когда Оршаль только зашел в зал таверны и завел со мной беседу. Вот полуночник встал и пошел по комнате, любуясь гобеленами.

Боэдур удвоил напор. Мы услышали странный шепот, еле различимое бормотание, словно черный маг затянул маловразумительную литанию.

— Я постарался усилить шепот, — сказал мне Боэдур. — Уверен, что это заклинание. Какое? Не знаю…

Заклинание? Но я не сводил глаз с Оршаля, и потом отлично знал, что Танцоры не реагируют на звук, лишь на жесты. Однако в эту секунду я интуитивно почувствовал, что столкнулся с очень серьезной проблемой, с чудовищной волшбой.

Туман больше не доносил до нас никаких звуков. Боэдур продолжил играть с эхом, то увеличивая, то уменьшая его интенсивность. И тут я внезапно осознал, что гном каждую ночь слушал все, что говорилось в «Искре»! По логике вещей, я должен был его убить. Конечно, сегодня орган сослужил нам неоценимую службу, но если он попадет в руки врагов? Боэдур представлял собой реальную опасность. Но разве я хотел, разве мог нанести удар беспомощному слепцу? Да и Аракнир вряд ли позволил бы мне тронуть брата. Я повернулся к нему:

— Как такое возможно? — спросил я, указывая на орган.

— Все просто, выверенное соотношение магии и инженерной мысли. Ты знаешь, Эхидиаза ни о чем не догадывается, а я всегда ладил с Танцорами. И вот я сконструировал этот орган, вывел его трубы в большой зал. Мне пришлось изворачиваться, хитрить, работать по ночам, чтобы соединить часовню с таверной. Все что касается захвата и сохранения звуков — дело магии. Танец был трубным и длился всю ночь, его исполнило волшебное создание, которое я любил всей душой. Но я не заметил, что малыш устал, не почувствовал, как он истощен. Он умер, я не сумел его спасти. После этого я больше никогда не заводил Танцора.

— Понимаю тебя. Но сейчас мы должны поговорить.

Я повлек гнома к выходу, и тут Боэдур обратился ко мне:

— Вы боитесь, что орган причинит вам вред, Агон… Зря беспокоитесь, никто не в состоянии играть, как я. Мой недуг позволил мне развить слух и осязание до такой степени, что я научился воссоздавать умершие звуки…

— До свидания, Боэдур, — не слишком любезно распрощался я.

Мы вышли из часовни. На паперти Аракнир остановился и положил руку мне на плечо.

— Подожди. Вижу, брат не смог тебя убедить. Однако он прав. Никто, кроме него, не сможет воспользоваться органом.

— А я никого и не боюсь, Аракнир, только твоего брата. Как хорошо ты его знаешь? А не стал бы он играть полуночнику, если бы тот предложил калеке здоровое тело? Об этом ты подумал? Более того, с помощью магии человека можно заставить делать все, что угодно. Сегодня ночью Оршаль мне это наглядно продемонстрировал! Нет, я не могу успокоиться. Твой брат таит в себе угрозу, даже если в данный момент он оказал нам неоценимую услугу, позволив услышать заклинания Оршаля. И сейчас мы должны думать именно о них. О твоем брате побеседуем позже.

Больше не говоря ни слова, мы вернулись в таверну. Аракнир угрюмо молчал. Прямо с порога я позвал Эхидиазу. Аракнир стоял рядом, сжимая кулаки. Да, я терял друга, но не мог предать Эхидиазу, не мог лгать ей. Кроме того, я лелеял надежду, что, возможно, она оценит мою преданность и станет относиться ко мне несколько иначе… Хореограф внимательно выслушала меня, ни разу не взглянув на Аракнира.

— Оставь нас, — приказала она гному, когда я закончил. — С тобой мы поговорим завтра.

Эхидиаза была непреклонна. Понимая, что оправдываться бесполезно, гном понурил голову и покинул комнату, наградив меня напоследок убийственным взглядом. Его поведение было оправданно, но присутствие Эхидиазы, и то внимание, что она уделила моей скромной особе, рассеяли все угрызения совести.

Красавица же не теряла времени даром и уже скользила меж столов, ставя на каждый из них по Танцору, который сразу начинал исполнять сложнейший танец. Очень скоро столы окутались облаками искр.

Несколько минут мы полагали, что ничего не произойдет. Танцоры свободно кружились, подчиняясь взмахам рук Эхидиазы. Мы оба вздрогнули, когда из дальнего угла комнаты донесся протяжный стон. Ему ответил другой, и вот уже десятки голосов выли в унисон, превратив нас в зрителей демонического концерта.

Эхидиаза выглядела не на шутку встревоженной, она носилась от стола к столу и с помощью импульсов пыталась вернуть к танцу волшебные создания, которых парализовали эти холодящие кровь вопли. Вдруг вой прекратился так же внезапно, как начался. И по стенам заметались черные, рогатые, скрюченные тени, на глазах увеличивающиеся в размерах. Некоторые порождения тьмы переползли на потолок, и демоническая сила заставила померкнуть синее сияние, порожденное Танцорами.

Остолбеневший, я смотрел, как тени пытаются вырваться из толщи стен и принять материальную форму… Мы были окружены.