— Мы еще вернемся, мессир де Рошронд. И тогда тебя никто не защитит.

Преподаватель терпеливо ждал, пока забияки не растворятся в окружающем нас сумраке, а затем обратился ко мне:

— Как ваша рука?

— Пройдет, — скривившись, я оторвал кусок рукава, чтобы сделать из него импровизированную повязку.

— Нет, боюсь, этого недостаточно. Однако вы сумели произвести на них впечатление…

— Хотелось бы обойтись без демонстраций подобного рода.

— Ах, как я вас понимаю. Пойдемте, я придумаю, как излечить вашу рану.

— Вы хотите, чтобы я вошел?

— А вы предпочитаете истечь кровью у дверей моего павильона?

— Нет… Я с вами.

Удивленный благосклонным приемом преподавателя, я последовал за ним, лелея тайную надежду, что, быть может, мэтр даже согласится назваться моим наставником.

— Меня зовут Мелоден, свой павильон я делю с еще одним педагогом, — объяснял мужчина, пока мы шли по коридору, стены которого украшали написанные маслом портреты юных учеников. — Ваши предшественники, — объяснил Мелоден.

Разветвляющийся коридор соединял четыре крыла здания. Здесь, как и везде в школе, можно было увидеть многочисленные ветви и корни Ловца Света. Учитель остановился перед плотным занавесом, приподнял его и жестом пригласил меня следовать вперед. Пришлось пригнуться, чтобы преодолеть низкий и темный проход, ведущий во владения Мелодена. Так я оказался в вытянутой комнате, озаренной свечами. В углу виднелась лишь часть ствола Ловца Света, корни которого ковром устилали пол. Эти корни сходились в центре зала, образуя плетеный кокон, напоминающий нерукотворный альков высотой в человеческий рост. Все стены занимали массивные полки с лежащими на них цистрами самых разнообразных форм.

Учитель пододвинул мне табурет, а сам уселся рядом, взяв в руки инструмент.

— Мне потребуется вода… — Гримаса боли исказила лицо.

— Лучше я вам сыграю, — сказал Мелоден, берясь за цистру.

И не успел я возразить, как он вывел первый пассаж, короткую мелодию из хрустальных нот. Ветви дерева задрожали, и я почувствовал, как моего сознания коснулась некая чужеродная сила. Она была нежна и деликатна, она проникала в мозг так ненавязчиво, словно кралась на цыпочках. Боль отступила, а вскоре и вовсе исчезла. Когда учитель опустил инструмент, рана уже затянулась.

— Я позаботился о том, чтобы она не воспалилась, — сказал Мелоден, закидывая цистру за спину. — За ночь пропадет и шрам.

Изумление, отразившееся на моем лице, позабавило музыканта:

— Оказывается, вы еще можете удивляться, — сказал он, — завидую.

— Магия…

— Нет, Магическая криптограмма не имеет никакого отношения к волшебству Аккордов.

— Не знаю, что это такое.

— Древнейшее искусство, искусство изменять мир с помощью музыки.

— Наставничество признало бы вас королем… — прошептал я. — Все мы, Странники, учимся играть на различных музыкальных инструментах, чтобы нас с радостью встречали в деревнях.

Мелоден нахмурил брови:

— Вы играете на цистре?

— Я бы не сказал, что играю. Так, бренчу, — признался я.

Мелоден поднялся и направился к алькову, свитому из корней. Он положил цистру на пол и нырнул внутрь.

— Что… что вы делаете?

— Музыка обессиливает меня. Я нуждаюсь в помощи дерева, — сказал музыкант, кладя руки на переплетение корней.

Корни дрогнули и тут же обняли его ладони. Мелоден прикрыл глаза, откинул голову и замер. Его лицо стало умиротворенным.

— Итак, — начал он, не открывая глаз, — вы отважились пересечь улицу?

— Лучше бы я этого не делал. Все так и норовят обвинить меня в возникших беспорядках. Считают, что именно я несу ответственность за то, что Дьюрн не желает выходить из башни. Поэтому-то ни один преподаватель не желает пускать меня даже на порог павильона. Вы стали исключением.

— Их резонанс с деревьями не сравним с моим, — сообщил Мелоден, поднимая голову.

Теперь он смотрел прямо на меня.

— И меня заинтриговал ваш резонанс, — добавил музыкант. — Я почти не встречал учеников, чья внешность изменилась бы столь сильно всего за пару дней пребывания в школе.

— Внешность, мессир. Изменилась только моя внешность, но не суть…

Он улыбнулся и приложился затылком к одному из корней.

— Вы по-прежнему намерены нас покинуть?

— Да. И если бы я мог сделать это прямо сейчас, то, не раздумывая, так бы и поступил.

— Странная фраза для того, кто пытается найти учителя на этой стороне улицы…

Я потупил глаза и снова изумился, что рана больше не кровоточит. Затем я осмотрелся вокруг.

— Вы чем-то похожи на Урланка, — не преминул заметить я.

Музыкант-преподаватель вздрогнул:

— Что привело вас к подобной мысли?

— В вашем павильоне я также не вижу ни единого ученика.

— Они могли уйти…

— В тот момент, когда в школе воцарился хаос? Сомневаюсь.

Несколько корней заползли в альков и обвили ноги мэтра. Он снова закрыл глаза.

— Вы прозорливы… — Рассеянная улыбка. — Да-да, я формирую ум учеников, но делаю это… весьма своеобразным образом. Немногим достает смелости обратиться ко мне и попросить познакомить с искусством Аккордов.

— Научить играть на цистре? Не вижу в этом ничего опасного.

— Вы сами не понимаете, что говорите, — усмехнулся Мелоден. — Аккорды уничтожают учеников, не понимающих сути этого искусства. Незнание, подобно вашему, приводит к беде.

Корни уже доползли до груди музыканта. Я никак не решался воспользоваться ситуацией. Ведь он говорил о моих визитах в другие павильоны, говорил о том, что мне нужен наставник. Быть может, Мелоден войдет в мое положение и согласится взять меня в ученики? Он отнесся ко мне благосклонно и подарил надежду.

— Не стану и дальше утомлять вас своим присутствием. — Интересно посмотреть, как он среагирует.

— Хорошо.

В комнате повисла гнетущая тишина. Можно было услышать, как шуршат корни и трепещут ветки дерева.

— Но перед тем как уйти… — пробормотал я.

— Но перед тем как уйти, — повторил музыкант, — вы бы хотели заручиться моей поддержкой, не так ли?

— Так, — выдохнул я.

— Приведите мне хотя бы один довод, назовите причину, по которой я должен так поступить, — сказал он, открывая глаза и улыбаясь. — Одну, но очень вескую причину.

— Сострадание?

— Подумайте еще, Агон.

— Мой отец.

Мелоден покачал головой и отодвинул корни, добравшиеся до плеч.

— Ваш отец? Музыка ничего не должна варварам…

Оскорбление заставило меня вздрогнуть.

— Наставничество.

Его глаза превратились в щелки.

— Это оно нуждается во мне, а не я в нем.

— Дьюрн.

Мне показалось, что теперь во взгляде собеседника мелькнул страх.

— То есть?

— Вы нуждаетесь в нем, нуждаетесь в деревьях, лишь с ними вы можете воспитывать серых кардиналов. Чем быстрее я покину школу, тем быстрее он придет в себя и займется Ловцами Света.

— Продолжайте.

— А ведь я могу усилить его недомогание.

На лице собеседника отразился интерес. Мелоден прогнал корни и встал.

— И каким же образом вы можете это сделать?

— Я столкну его с моим прошлым, — заявил я, не слишком веря в сказанное.

— Так значит, — шантаж…

— Назовите это, как вам угодно. Вы официально объявите, что стали моим учителем. Полагаю, что школа от этого только выиграет.

— Убедительный довод.

— Я отниму у вас не больше двух дней.

Мелоден покинул альков, взял инструмент и тряхнул им.

— Ради Дьюрна, — повторил мэтр.

— Все верно.

— Возвращайтесь вечером. Не раньше. А до тех пор постарайтесь не покидать павильон Урланка — ведь никто не знает, как будут разворачиваться события.

Он проводил меня до порога павильона. В душе я ликовал, полагая, что выиграл очередной раунд. Однако покровительство Мелодена не избавляло меня ни от травли назойливых учеников, ни от скрытного влияния школы. Кроме того, я с некоторой опаской относился к пресловутым Аккордам. Отчасти музыка Мелодена походила на рапиры Урланка. Конечно, в своем искусстве учителя руководствовались совершенно разными принципами, но они оба могли влиять на сознание людей…