Лично Мишель всегда гораздо больше предпочитала «либералов» Монтень «либералам» Нового Киева .

Но ассоциации Жаклин Хаусман с аристократической старой гвардией и падение этой старой гвардии в значительной степени отрезали ей доступ к мантикорскому политическому истеблишменту. Что вовсе не разбивало сердце Мишель Хенке.

Но еще был Фрейзер Хаусман, единственный сын Джаспера Хаусмана, дяди Жаклин и Реджинальда. Фрейзер, к сожалению, столь же сильно был похож на Реджинальда Хаусмана, как Майкл Оверстейген на младшего издание своего дяди. . . Мишеля Жанвье, известного как барон Высокого Хребта. Тот факт, что Майкл презирал дядю, в честь которого был назван, и думал, что большинство политических лидеров Консервативной Ассоциации имели интеллект брюквы, не означал, что он не разделяет консервативных и аристократических воззрений его семьи на вселенную. Он был значительно умнее, чем большинство Консерваторов и (по мнению Мишель) обладал значительно большей целостностью, не говоря уже о сильном чувстве Долга Дворянина, но это точно не делало его чемпионом эгалитаризма. И то, что Фрейзер презирал двоюродного брата – и был известен случай, когда он заметил, что если бы мозги Реджинальда и Жаклин были из нестабильных, их обоих в сумме, вероятно, не хватило бы, чтобы взорвать нос комара,– не означало, что он не разделяет либеральных и аристократических взглядов его семьи. Что, несомненно, вынуждало этих двоих в любой политической дискуссии иллюстрировать пословицу о воде и масле.

К счастью, и это было причиной удивления Мишель, Фрейзер Хаусман дал понять каждому, что столь же способен, как офицер Флота Ее Величества, как Майкл Оверстейген. Сможет или нет их взаимная компетентность преодолеть неизбежные политические антипатии между ними – это, конечно, уже другой вопрос.

У тебя есть дела поважнее, чем думать о родословной Хаусмана, отругала она себя. Кроме того, учитывая количество абсолютных идиотов, которые, так или иначе, созрели на твоем генеалогическом дереве на протяжении веков, ты можешь быть немного осторожнее в бросании первых камней, даже если ты делаешь это только в собственной голове.

– Я больше не думаю, что наш первоначальный план развертывания будет работать, Шуламит,– сказала она вслух.

– Я хотела бы иметь право не согласиться с вами, мэм,– кисло ответила Онассис. Коммодор была невысокой, не особенно тяжелой, но с пышными изгибами брюнеткой с тем, что, вероятно, на Старой Терре называлось «Средиземноморский тип лица». Она также была весьма привлекательной, несмотря на ее нынешнюю задумчивость и недовольный угрюмый вид.

– В то же время, адмирал,– указал Коннер, – адмирал О'Мэлли направил запрос прислать ему еще больше единиц в регион Моники, чтобы заменить его как можно скорее.

– Согласна, Джером. Согласна,– кивнула Мишель. – На самом деле, я думаю, вы и я обеспечим отправку Первого Подразделения как можно скорее. Я думаю теперь, что мы должны нанести «визит вежливости» на Монику как можно быстрее, а затем обосноваться – или, по крайней мере, отправить пару наших кораблей – постоянно на Тиллермане. И здесь мы подходим к нашим основным изменениям наших первоначальных планов для Шуламит .

Она вернула взгляд обратно Онассис.

– Вместо разделения вашего подразделения и отправки его поддерживать связь с различными системами здесь, в Секторе, я думаю, мы будем нужны прямо здесь, на Шпинделе.

– Вряд ли я достигну многого, припарковавшись здесь, на орбите, мэм,– указала Онассис.

– Может быть, нет. Но не зависимо от того достигнете вы чего-нибудь или нет, вы будете делать то, что только что стало важным – держать мощную, сосредоточенную силу прямо здесь, под рукой адмирала Хумало. Мне нужно быть там, на Монике, просто на всякий случай. В то же время, однако, адмирал Хумало нуждается в мощной флотской воинской единице, которую он может использовать в качестве пожарной команды, если что-то пойдет не так, когда я буду далеко. И вы, за ваши грехи, являетесь вторым по рангу офицером эскадры. Что означает, вы вытянули короткую соломинку. Ясно?

– Ясно, мэм.– Онассис улыбнулась коротко и мрачно. – Я сказала, что хотела бы не согласиться с вами, и я это делаю. В смысле, хочу. Но, к сожалению, не могу.

– Я знаю, вы хотели бы что-то делать … более активно, – сочувственно сказала Мишель. – К сожалению, те, кто ждет на орбите, они также служат, и это то, что вы будете делать прямо сейчас. Надеюсь, как только контр-адмирал Оверстейген достигнет передовой, я смогу свалить это на него. Ведь тогда,– она улыбнулась немного злобно,– он будет вторым по рангу офицером Десятого Флота. Который будет просто идеальным для того, чтобы оставилять его здесь, в центральной позиции всякий раз, когда меня приспичит шататься где-то еще, не так ли?

Онассис улыбнулась, и капитан Лектер придушила смешок. Но потом Мишель посерьёзнела.

– Я действительно предпочитаю не иметь никаких дополнительных сюрпризов из дома, пока буду далеко, Шуламит. Это не обязательно означает, что их не будет. Если это произойдет, я ожидаю, что вы дадите адмиралу Хумало и баронессе Медузы все преимущества собственного мнения и идеи. Это понятно, а?

– Да, мэм.– Онассис кивнула и Мишель осторожно не кивнула в ответ. Это было почти близостью, достигнутой в разговоре с Онассис, но несмотря на ее растущее уважение к Аугустусу Хумало, она продолжала лелеять некоторые сомнения в его заинтересованности чисто военным пониманием. Она скорее ожидала, что эти сомнения умрут естественной смертью в не слишком отдаленном будущем, но пока они были – это одна из ее обязанностей, чтобы быть уверенной, что он получит самый лучший совет, какой она может дать для него, лично или по доверенности.

– Очень хорошо,– сказала она, проверяя часы. – Время обеда. Я попросила Вики и других капитанов и их старших помощников присоединиться к нам, и намерена сделать его рабочим. Я также намерена рассказать всем из них, как я рада степени готовности подразделений, которой нам удалось достичь. Нам все еще далеко от идеала, но находимся в гораздо лучшей форме, чем были, и я ожидаю, что улучшение продолжится. И я хорошо знаю, что должна поблагодарить каждого в этом отсеке за счастливое состояние дел. Таким образом, все вы, считайте себя похлопанными по спине.

Ее подчиненные улыбнулись ей, и она улыбнулась в ответ, а затем уперлась обеими руками о столешницу и рывком стала на ноги.

– И на этой ноте, я думаю, что мне послышалось как салат Кобба назвал мое имя. И поскольку я услышала, было бы учтиво пойти и позволить ему найти меня.

Айварс Алексович Терехов плавно перетек из переходной трубы своего бота в причальный отсек КЕВ «Черная Роза» под щебет боцманских дудок. Он выпустил поручень и, аккуратно приземлившись за линией палубы, отдал честь офицеру причального отсека, когда бортовая звуковая система объявила: «Гексапума» прибыла!»

– Разрешите взойти на борт, мэм? – спросил он офицера.

– Разрешение получено, сэр, – ответила лейтенант, и капитан Винченцо Тервиллиджер, командир «Черной Розы», сделал шаг вперед, чтобы пожать руку Терехова в приветствии.

– Добро пожаловать на борт, Айварс.

– Спасибо, сэр, – сказал Терехов своему старому другу, а затем протянул руку невысокому стройному человеку в униформе вице-адмирала Мантикоры.

– Капитан Терехов, – спокойно произнес вице-адмирал О'Мэлли.

– Адмирал.

Терехов отпустил руку О'Мэлли и окинул взглядом причальный отсек линейного крейсера. Он всегда считал, что «Черная Роза» – необычно поэтическое название для линейного крейсера Мантикоры, но ему это всегда скорее нравилось. И причина, по которой флагман О'Мэлли носил это название, состояла в том, что оно – как и название тяжелого крейсера самого Терехова – было занесено в Список Чести КФМ, как одно из имен, которые будут сохранены навечно в эксплуатации. Возможно, это и было одной из причин, по которой он решил прибыть на борт и пообщаться с О'Мэлли и Тервиллиджером лицом к лицу вместо того, чтобы просто отправить им – и всей системе Моники – прощание по комму.