Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— В самом деле? Бедняжка графиня! А ей так этого хотелось!

— Стоит вашему величеству приказать, и желание графини будет исполнено.

— О чем вы, Сартин! — вскричал король. — Бог мой, разве я могу во все это вмешиваться? Могу ли я подписать указ, чтобы все были благожелательны к госпоже Дюбарри? Сартин, вы же умный человек. Неужели вы посоветуете мне ради каприза графини совершить государственный переворот?

— Ни в коем случае, государь. Я просто повторю слова вашего величества: бедняжка графиня!

— К тому же, — продолжал король, — ее положение не так уж скверно. Вам по долгу службы все известно, Сартин. Кто поручится, что графиня Беарнская не передумает? Да и дофина приедет не завтра. У нас в запасе еще четыре дня, прежде чем она прибудет в Компьень. За это время многое может случиться. Ну что, Сартин, будем сегодня работать или нет?

— О да, ваше величество. У меня всего три вопроса.

С этими словами начальник полиции вытащил из портфеля первую бумагу.

— Королевский указ об аресте? — удивился король.

— Да, государь.

— О ком же речь?

— Ваше величество может взглянуть.

— О некоем господине Руссо… Кто такой этот Руссо и что за ним числится, Сартин?

— Как что? «Общественный договор», государь.

— Ах, так это Жан Жак? И вы хотите упрятать его в Бастилию?

— Государь, он постоянно учиняет скандалы.

— А что, по-вашему, он должен делать?

— Впрочем, я и не предлагаю посадить его в Бастилию.

— Зачем же тогда указ?

— Чтобы всегда иметь против него оружие, государь.

— Поверьте, я не слишком-то расположен ко всем этим вашим философам, — признался король.

— И вы совершенно правы, ваше величество, — заметил Сартин.

— Но ведь поднимется крик, а кроме того, мне казалось, что им разрешили жить в Париже.

— Их терпят, государь, но при условии, что они не будут появляться на людях.

— А разве Жан Жак появляется?

— Он только это и делает.

— В своем армянском наряде?

— Нет, государь, мы предписали ему отказаться от этого платья.

— И он послушался?

— Да, но стал кричать, что его преследуют.

— Как же он одевается теперь?

— Обыкновенно, государь, как все.

— Значит, скандал не так уж серьезен.

— Напротив, государь! Как вы думаете, куда ежедневно ходит человек, которому запрещено появляться на людях?

— Должно быть, либо в дом к маршалу Люксембургскому, либо к господину д'Аламберу, либо к госпоже д'Эпине[104]?

— В кафе «Регентство», государь! Каждый вечер он играет там в шахматы, причем исключительно из упрямства, потому что постоянно проигрывает. И теперь мне нужно каждый вечер отряжать туда людей для наблюдения за сборищем около кафе.

— Ну и ну! — воскликнул король. — Выходит, парижане глупее, чем я думал. Пусть их забавляются, Сартин, лишь бы не жаловались на нищету.

— Вы правы, государь, но что если в один прекрасный день ему взбредет в голову произнести речь, как он это сделал в Лондоне?

— А вот тогда это будет правонарушение, причем публичное, и указ об аресте вам не понадобится.

Начальник полиции понял, что король не желает брать на себя ответственность за арест Руссо, и не стал настаивать.

— А теперь, государь, еще об одном философе, — продолжал господин де Сартин.

— Еще об одном? — утомленно переспросил король. — Разве мы с ним не покончили?

— Увы, государь, это они пока еще не покончили с нами.

— И кого же вы имеете в виду?

— Господина Вольтера.

— Он что, тоже вернулся во Францию?

— Нет, государь, но было бы лучше, если бы вернулся, — мы по крайней мере могли бы за ним наблюдать.

— Что же он натворил?

— Это не он, а его поклонники: они хотят воздвигнуть его статую — не больше и не меньше.

— Конную?

— Нет, государь, хотя он, уверяю вас, и покорил немало городов.

Людовик XV пожал плечами.

— Государь, подобного ему не было со времен Полиоркета[105], — продолжал господин де Сартин. — Он повсюду завоевывает умы, лучшие люди вашего королевства становятся контрабандистами, чтобы провезти его сочинения. Недавно я перехватил целых восемь сундуков его книг. Причем два из них были адресованы господину де Шуазелю.

— Все же Вольтер весьма забавен.

— Но между тем заметьте, государь, его намерены почтить наравне с королями — ему решили поставить памятник.

— Не совсем так, Сартин, короли сами принимают подобные решения. А кому поручена работа?

— Скульптору Пигалю[106]. Он поехал в Ферне, чтобы сделать модель. А пожертвования тем временем текут со всех сторон. Уже собрано шесть тысяч экю, причем обратите внимание, государь: подписываться имеют право только литераторы. Все несут деньги. Это настоящая демонстрация. Даже господин Руссо принес два луидора.

— Ну и что же, по-вашему, я должен делать? — осведомился Людовик XV. — Я не литератор, это меня не касается.

— Государь, я намеревался почтительнейше предложить вашему величеству строго пресечь эту демонстрацию.

— Осторожнее, Сартин, не то вместо бронзовой статуи они захотят воздвигнуть ему золотую. Оставьте, пусть их. Боже правый, в бронзе он будет еще уродливей, чем во плоти!

— Значит, ваше величество желает, чтобы все шло своим ходом?

— Поймите, Сартин, «желает» — это не то слово. Разумеется, я хотел бы иметь возможность запретить, но что поделаешь, это невозможно. Прошло то время, когда король мог сказать философскому уму, как Господь океану: «Дальше ты не пойдешь». Бесполезные окрики, удары, не достигающие цели, — это все лишь доказательства нашего бессилия. Давайте отвернемся, Сартин, и сделаем вид, будто ничего не замечаем.

Г-н де Сартин вздохнул и сказал:

— Государь, раз мы не хотим наказывать авторов, давайте хотя бы уничтожим их творения. Вот список сочинений, против которых нужно немедля возбудить судебное дело: одни из них содержат нападки на трон, другие — на религию. Одни мятежны, другие кощунственны.

Людовик XV взял лист и утомленным голосом начал читать:

— «Священная зараза, или Естественная история суеверий», «Система природы, или Законы физического и духовного мира», «Бог и люди: о чудесах Иисуса Христа», «Наставления капуцина из Рагузы брату Пердуиклозо, отправляющемуся в Святую Землю».

Не прочтя и четвертой части списка, король отложил лист, и на его обычно спокойном лице отразились печаль и уныние.

Несколько секунд он сидел в задумчивости, углубившись в себя, словно витая где-то мыслями, потом вздохнул:

— Но это же вызовет всеобщее негодование, Сартин. Пускай пробуют другие.

Сартин с пониманием взглянул на него; Людовик XV любил, когда министры его понимали: это избавляло от необходимости самому думать и действовать.

— Итак, государь, единственное, чего хочет король, это покой? — спросил г-н де Сартин.

Король кивнул:

— Господи, да я ничего больше и не прошу у всех этих ваших философов, энциклопедистов, чудотворцев, иллюминатов, поэтов, экономистов, щелкоперов, которые, взявшись невесть откуда, кишат, пишут, злопыхательствуют, клевещут, высчитывают, проповедуют, вопят. Пускай их увенчивают, пусть ставят им памятники, воздвигают храмы, только бы меня оставили в покое.

Сартин поднялся, поклонился королю и вышел, бормоча:

— К счастью, у нас на монетах выбито: «Domine, salvium fac regem»[107].

Людовик XV, оставшись один, взял перо и написал дофину:

«Вы просили меня ускорить прибытие ее высочества дофины. Я намерен доставить вам эту радость.

Я отдал приказ не останавливаться в Нуайоне, и, следовательно, утром во вторник дофина будет в Компьене.

Сам я буду там ровно в десять, то есть за четверть часа до нее».

вернуться

104

Монморанси, маршал, Шарль Франсуа Фредерик де (1702–1764) — оказывал покровительство Ж. Ж. Руссо, принимал его в своем доме.

Д'Аламбер, Жан Лерон (1717–1783) — французский математик, философ-просветитель, один из редакторов «Энциклопедии».

Д'Эпине, Луиза Флоранс (1726–1783) — одна из образованнейших женщин своего времени, дружила с энциклопедистами, покровительствовала Руссо и даже построила ему в своем поместье домик, именуемый Эрмитажем.

вернуться

105

Деметрий I, прозванный Полиоркет, то есть Покоритель городов (337–283 до н. э.) — царь Македонии в 306–285 гг., пытался восстановить распавшееся государство Александра Македонского, прославился военными успехами.

вернуться

106

Пигаль, Жан Батист (1714–1785) — французский скульптор, автор мифологических и жанровых статуй, портретных бюстов, а также статуи обнаженного Вольтера.

вернуться

107

Боже, храни короля (лат.)

80
{"b":"202351","o":1}