— А вот вам, государь, кстати, и вода из Леты, — сказала графиня, протягивая королю графин с шампанским со льда (по тому времени новое изобретение).

— Из Леты, графиня? Вы в этом уверены?

— О да, государь, ее принес из Аида бедняга Жан, который едва сам не утонул в ней.

— За его счастливое воскрешение! — поднимая бокал, провозгласил король. — Но только не надо политики, прошу вас.

— Тогда уже не знаю, о чем говорить, государь. Вот если бы ваше величество соблаговолили рассказать какую-нибудь историю — вы ведь превосходный рассказчик…

— Нет, я лучше почитаю вам стихи.

— Стихи? — воскликнула г-жа Дюбарри.

— Да, стихи. А почему вы так удивились?

— Но ведь ваше величество испытывает к ним отвращение!

— Еще бы, черт возьми! Из ста тысяч стихотворений девяносто тысяч направлены против меня.

— А то, что вы собираетесь мне прочесть, из тех десяти тысяч, которые не удостоились попасть в число девяноста?

— Нет, графиня, стихи, что я собираюсь прочесть, адресованы вам.

— Мне?

— Да, вам.

— И кем же?

— Господином Вольтером.

— И он поручил вашему величеству…

— Вовсе нет, он направил их прямо вашему сиятельству.

— Каким же образом? Без письма?

— Напротив, с весьма любезным письмом.

— А, понимаю, ваше величество занимались сегодня утром с директором почт.

— Совершенно верно.

— Ну что ж, государь, прочтите стихи господина Вольтера.

Людовик XV развернул листок и продекламировал:

— Решительно, государь, господин Вольтер хочет с вами примириться, — высказала свое мнение графиня, не столько польщенная, сколько задетая этим поэтическим посланием.

— Ну, коли так, то он зря старается, — заметил Людовик XV. — Если Вольтер вернется в Париж, этот опус многих тут поставит в тупик. Пускай-ка лучше он убирается к своему другу, моему кузену Фридриху Второму. Нам здесь достаточно и господина Руссо. Возьмите, графиня, стишки и поразмыслите над ними.

Г-жа Дюбарри взяла листок, свернула его в трубочку и положила рядом с тарелкой.

Король не отрываясь следил за нею.

— Государь, капельку токайского, — предложила Шон.

— Оно из погребов его величества австрийского императора, так что можете в нем не сомневаться, — добавила графиня.

— Ах, из погребов австрийского императора! — воскликнул король. — У нас такое вино есть только у меня.

— Оно и досталось мне от смотрителя вашего винного погреба.

— Вы что же, соблазнили его?

— Нет, приказала ему.

— Прекрасный ответ, графиня. А король — глупец.

— Да, но, господин Француз…

— Господин Француз имеет тем не менее достаточно ума, чтобы любить вас всем сердцем.

— Ах, государь, но почему бы вам не быть действительно господином Франции?

— Графиня, ни слова о политике.

— Ваше величество выпьет кофе? — осведомилась Шон.

— Обязательно.

— Со жженкой, как обычно, государь? — спросила графиня.

— Если высокочтимая владелица замка не возражает.

Г-жа Дюбарри встала.

— Куда вы?

— Подам все необходимое, государь.

— Похоже, графиня, лучшее, что я могу сейчас сделать, — это предоставить действовать вам, — проговорил король, развалившись на стуле с видом человека, который вкусно поужинал и посему пребывает в благостном расположении духа.

Графиня внесла в столовую серебряную жаровню с маленьким кофейником, в который был налит горячий мокко, подала королю тарелку со стоявшими на ней чашкой из золоченого серебра и графинчиком бемского стекла, а также скрученный в жгут листок бумаги.

Король с сугубой тщательностью, с какой он всегда совершал эту операцию, отмерил сахар и кофе, налил спирт — осторожно, чтобы он оставался сверху, — взял бумажный жгут, запалил от свечи и поджег им горючую жидкость. Затем бросил бумагу в жаровню, где та и догорела.

Минут через пять Людовик XV уже потягивал кофе с наслаждением истого гурмана.

Графиня не мешала ему и, лишь когда король допил последний глоток, воскликнула:

— Ах, государь, вы подожгли спирт стихами господина Вольтера! Это принесет несчастье Шуазелю.

— Я ошибся, — со смехом отвечал король, — вы не фея, вы — демон.

Графиня поднялась и предложила:

— Может быть, ваше величество желает пойти взглянуть, не вернулся ли губернатор?

— Самор? А к чему он?

— Но вы же собираетесь ехать в Марли, государь.

— Верно, — согласился король, пытаясь сбросить с себя блаженное оцепенение. — Пойдемте, графиня, посмотрим.

Г-жа Дюбарри подала Шон знак, и та исчезла.

Король продолжил поиски губернатора, но, надо заметить, в совершенно ином расположении духа, нежели перед ужином. По утверждению философов, то, как люди видят окружающее, — в мрачном или, напротив, в розовом свете — почти всегда зависит от состояния их желудка.

Короли тоже люди, и хотя желудки у них, если уж говорить правду, будут похуже, чем у их подданных, но тем не менее исправно оповещают о своей наполненности или пустоте остальные органы тела, а посему Людовик XV пребывал в достаточно благодушном настроении, если таковое вообще может быть свойственно королям.

Но не успел он сделать и десять шагов по коридору, как его окутали волны новых ароматов. Отворилась дверь в прелестную комнату, стены которой были обтянуты голубым атласом, затканным цветами, и глазам короля предстал освещенный таинственным светом альков: к нему-то вот уже два часа прелестница медленно, но верно увлекала Людовика XV.

— Ну что ж, государь, — проговорила она, — похоже, Самора еще нет, и мы по-прежнему заперты. Нам остается лишь вылезти через окно…

— С помощью простынь? — поинтересовался король.

— Государь, им можно найти более достойное применение, — ослепительно улыбнувшись, ответствовала графиня.

Король расхохотался и раскрыл объятия; г-жа Дюбарри выпустила из рук дивную розу, и та, роняя лепестки, упала на ковер.

Как мы уже говорили, спальня в Люсьенне была само совершенство с точки зрения ее расположения и устройства.

Выходившие на восток окна столь плотно закрывались позолоченными ставнями и атласными занавесками, что свету, чтобы проникнуть в спальню, надо было, подобно придворному, обладать правом малого и большого входа.

Летом через невидимые душники в комнату вливался воздух — такой мягкий и чистый, словно его гнала тысяча вееров.

Когда король вышел из голубой спальни, уже минуло десять.

На этот раз королевские кареты были на месте: они ждали во дворе с девяти утра. Самор, скрестив руки на груди, отдавал (или делал вид, что отдает) приказания.

Король прижался носом к стеклу, наблюдая за приготовлениями к отъезду.

— Что это значит, графиня? — осведомился он. — Мы разве не позавтракаем? Похоже, вы хотите отправить меня отсюда на голодный желудок.

— Боже упаси, государь! — отвечала графиня. — Но мне казалось, что у вашего величества назначена в Марли встреча с господином де Сартином.