— Но, государь, несмотря на все милости вашего величества, я почти уверен в том, что говорю; быть может, я просто неточно выразился: вместо того чтобы сказать, что ей худо подают лошадей, следовало, быть может, сказать, что перемена лошадей дурно организована.

На эти слова король поднял голову и пристально глянул в глаза дофину. Он начинал понимать, что за немногословием его королевского высочества кроется очень многое.

— Тридцать тысяч лошадей, — повторил король, — тридцать карет, шестьдесят фургонов, два полка эскорта… Отвечай мне, умник, какая еще дофина въезжала во Францию в сопровождении подобного кортежа?

— Я признаю, государь, что все сделано по-королевски, как умеет ваше величество; но достаточно ли строго вы распорядились, государь, чтобы все эти лошади, кареты и повозки были предоставлены именно в распоряжение госпожи дофины и ее свиты?

Король в третий раз бросил взгляд на Людовика: в сердце ему закралось смутное подозрение, в голове у него забрезжило едва уловимое воспоминание; ему почудилось зыбкое совпадение между тем, что говорил дофин, и чем-то неприятным, о чем он только что пытался забыть.

— Странный вопрос! — произнес король. — Разумеется, все это предназначено для госпожи дофины, поэтому я и говорю тебе, что она прибудет очень скоро; но почему ты так на меня смотришь? В чем дело? — прибавил он строгим тоном, в котором дофину послышались угрожающие нотки. — Ты что, для забавы изучаешь мое лицо, как пружинки твоих механизмов?

Дофин, который открыл было рот для ответа, при этом выпаде замкнулся в молчании.

— Что ж, — поспешно продолжал король, — сдастся мне, тебе нечего больше сказать? Ты доволен, не правда ли? Твоя дофина приезжает, сопровождение у нее великолепное, ты богат как Крез, у тебя своя отдельная казна; все как нельзя лучше. Теперь, когда все твои опасения рассеялись, будь так добр, заведи мои часы.

Дофин не шевельнулся.

— Знаешь, — со смехом сказал Людовик XV, — мне хочется назначить тебя первым придворным часовщиком, с содержанием разумеется.

Дофин опустил голову и, смущаясь под взглядом короля, взял с кресла колесико и ножик.

Тем временем Людовик XV потихоньку пошел к двери.

— Что он, черт возьми, имел в виду, когда беспокоился о смене лошадей? — бормотал король, все еще глядя на дофина. — Впрочем, вот и еще одной сцены я избежал: принц недоволен.

В самом деле, дофин, всегда столь терпеливый, топнул ногой по паркету.

— Часы испортились, — усмехнулся Людовик XV. — Лишь бы мне успеть скрыться!

Но, отворив дверь, он внезапно обнаружил на пороге г-на де Шуазеля, склонившегося в глубоком поклоне.

При виде нового актера, неожиданно затесавшегося на сцену и помешавшего ему уйти, Людовик XV отступил на шаг назад.

«Ах ты Боже мой! — подумал он. — О нем-то я и забыл. Но он пришел кстати, чтобы заплатить мне за остальных».

— А, это вы! — воскликнул он вслух. — Я звал вас, вы это знаете?

— Да, государь, — холодно отвечал министр, — и мне передали ваш приказ, когда я одевался, чтобы ехать к вашему величеству.

— Хорошо. Мне нужно поговорить с вами о серьезных делах, — начал Людовик XV, нахмурив брови, чтобы по возможности смутить министра.

К несчастью короля, господин де Шуазель был один из самых невозмутимых людей в королевстве.

— Я также, если угодно вашему величеству, — отвечал он с поклоном, — хотел бы поговорить о весьма серьезных делах.

В то же время он обменялся взглядом с дофином, который наполовину был скрыт часами.

Король спохватился.

«Вот оно что! — подумал он. — И с этой стороны меня окружили! Теперь я в кольце, и мне не вырваться».

— Вам, должно быть, известно, — поспешно сказал он, нанося недругу первый удар, — что бедного виконта Жана чуть не убили.

— То есть он получил удар шпагой в предплечье. Я как раз хотел поговорить с вашим величеством об этом событии.

— Да, понимаю, вы хотите опередить слухи.

— Я желал противопоставить толкам свои объяснения, государь.

— Значит, вам известно об этом деле? — с многозначительным видом спросил король.

— Досконально.

— А-а, — заметил король, — об этом мне уже недавно кое-где говорили.

Г-н де Шуазель принял это замечание бесстрастно.

Дофин продолжал закручивать медную гайку; однако, не поднимая головы, он вслушивался в разговор и не упускал ни единого слова.

— Теперь я скажу вам, что произошло на самом деле, — заявил король.

— Ваше величество полагает, что вас хорошо осведомили? — спросил г-н де Шуазель.

— Да, разумеется.

— Мы слушаем, государь.

— Почему «мы»? — переспросил король.

— А как же, государь — его высочество дофин и я.

— Его высочество дофин? — повторил король, переводя взгляд с почтительного Шуазеля на внимательного Людовика-Августа. — Но какое его высочеству дофину дело до этой стычки?

— Она касается его высочества дофина, — продолжал г-н де Шуазель, отвешивая поклон молодому принцу, — поскольку ее причиной была ее высочество дофина.

— Ее высочество дофина! — вскричал король, содрогнувшись.

— Несомненно, разве вы этого не знали, государь? В таком случае, ваше величество, вы плохо осведомлены.

— Ее высочество дофина и Жан Дюбарри… — протянул король. — Это становится любопытно. Ну-ка, ну-ка, объясните мне, в чем тут дело, господин де Шуазель, и, главное, ничего не скрывайте, даже если удар шпагой Жану Дюбарри нанесла дофина.

— Государь, удар нанесла не госпожа дофина, — по-прежнему спокойно отвечал Шуазель, — а один из офицеров ее эскорта.

— А! — снова напуская на себя серьезность, проронил король, — и вы знаете этого офицера, не так ли, господин де Шуазель?

— Нет, государь, но ваше величество должно его знать, если вы, ваше величество, помните всех, кто служит вам верой и правдой. Имя этого офицера, вернее, имя его отца, звучало при Филипсбурге, при Фонтенуа, при Маоне: это Таверне Мезон-Руж.

Казалось, дофин впитывает это имя вместе с воздухом, чтобы получше удержать его в памяти.

— Мезон-Руж? — повторил Людовик XV. — Разумеется, это имя мне знакомо. Но почему же он ввязался в схватку с моим любимым Жаном? Да, ведь я, пожалуй, люблю Жана… Нелепая ревность, мелкие неудовольствия, пустяковые бунты!

— Не соблаговолите ли выслушать, государь? — начал г-н де Шуазель.

Людовик XV понял, что ему ничего не остается, кроме как вспылить.

— Говорю вам, сударь, что я усматриваю в этом зародыш заговора против моего спокойствия, гонения на мою семью.

— Ах, государь, — возразил г-н де Шуазель, — неужели молодой человек заслуживает такого упрека за то, что он защитил ее высочество дофину, невестку вашего величества?

Дофин выпрямился и скрестил руки на груди.

— Признаюсь, — сказал он, — что благодарен этому молодому человеку за то, что он рисковал жизнью ради принцессы, которая через две недели станет моей женой.

— Рисковал жизнью, рисковал жизнью! — пробормотал король. — Но по какому поводу? Надо еще выяснить, по какому поводу.

— Повод заключался в том, — подхватил г-н де Шуазель, — что господин виконт Жан Дюбарри, путешествовавший с большой поспешностью, надумал воспользоваться сменными лошадьми ее высочества дофины, которых ей как раз собирались подавать: ему, вероятно, хотелось ехать еще быстрее.

Король закусил губу и переменился в лице, перед ним, как призрак, предстало смущавшее его ранее совпадение.

— Быть того не может, мне это дело известно; у вас неверные сведения, герцог, — уперся Людовик XV, чтобы выиграть время.

— Нет, государь, сведения у меня верные, я имел честь сообщить вашему величеству чистую правду. Да, господин виконт Жан Дюбарри нанес ее высочеству дофине оскорбление, попытавшись перехватить предназначенных для нее лошадей, и чуть было не увел их силой, грубо прогнав смотрителя почтовой станции, но тут явился шевалье Филипп де Таверне, которого отрядило туда ее королевское высочество, и после нескольких предупреждений, сделанных в учтивом и примирительном тоне…