Как и следовало ожидать, лакей, который явился объявить, что карета подана, увидев, что король спит, будить его не посмел. В итоге подобного почтения к августейшему сну король пробудившись, узрел перед собою ничуть с виду не заспанную г-жу Дюбарри, которая смотрела на него широко раскрытыми глазами. У дверей в ожидании распоряжений стоял Самор.

— А, вы здесь, графиня, — садясь на софе, процедил король.

— Разумеется, здесь, и уже давно, — отвечала графиня.

— Как это давно?

— Да уж самое меньшее час. Ну и горазды вы спать, ваше величество!

— Но послушайте, графиня, вас не было, и я очень скучал. К тому же я плохо спал ночью. Вам известно, что я собрался уезжать?

— Да, я вижу, что лошади вашего величества готовы.

Король взглянул на часы.

— Ого, оказывается, уже половина десятого! Я проспал почти три часа! — воскликнул он.

— Совершенно верно, государь. Попробуйте теперь сказать, что в Люсьенне плохо спится.

— Спится здесь прекрасно. Но что я вижу? Какого дьявола? — вскричал вдруг король, взглянув на Самора.

— Вы видите губернатора Люсьенны, государь.

— Пока еще нет, пока еще нет, — смеясь, возразил король. — Этот чудак надел мундир, еще не получив назначения. Он, стало быть, рассчитывает на мое слово?

— Государь, ваше слово свято, и мы в полном праве рассчитывать на него. Но у Самора есть нечто большее или, вернее, меньшее, нежели ваше слово, — у него есть патент.

— Какой патент?

— Вот он, мне прислал его вице-канцлер. Теперь Самору осталось лишь принять присягу. Велите ему присягнуть, и пускай он нас охраняет.

— Приблизьтесь, господин губернатор, — приказал король.

Самор приблизился; он был в форменном мундире: расшитый воротник, капитанские эполеты, короткие панталоны, шелковые чулки и шпага на перевязи. Шел он твердым размеренным шагом, а под мышкой у него была зажата огромная треуголка.

— Но знает ли он присягу? — усомнился король.

— Еще как! Проверьте.

— Подойдите, как полагается, — велел король, с любопытством разглядывая эту черную куклу.

— На колени, — подсказала графиня.

— Клянитесь, — приказал король.

Мальчик прижал одну руку к сердцу, другую вложил меж ладоней короля и произнес:

— Верой и честью клянусь моим повелителю и повелительнице защищать до последней капли крови замок, который мне доверили охранять, и в случае нападения, прежде чем сдаться, съесть все имеющееся в нем варенье до последнего горшочка.

Король расхохотался: его развеселила и форма присяги, и серьезность, с какой Самор ее произнес.

— Взамен за эту присягу, — напустив на себя приличествующую случаю серьезность, ответил он, — жалую вам, господин губернатор, право верховной власти, право высокого и низкого суда над всеми, кто населяет воздух, землю, огонь и воду в этом дворце.

— Благодарю, повелитель, — вставая с колен, отвечал Самор.

— А теперь иди и похвастайся своим красивым нарядом на кухне, — заключил король. — Ступай, оставь нас в покое.

Самор вышел. Но едва за ним затворилась дверь, другая дверь открылась, и вошла Шон.

— А, вот и вы, крошка Шон. Добрый вечер!

Король усадил девушку себе на колени и поцеловал.

— Ну-ка, крошка Шон, выкладывайте мне всю правду, — продолжал он.

— Помилуйте, государь, вы не на ту напали! — возразила Шон. — Правду! Я, наверное, еще ни разу в жизни не говорила ее. Если вам и впрямь нужна правда, обратитесь к Жанне, она не способна врать.

— Это верно, графиня?

— Государь, Шон слишком хорошего мнения обо мне. Ее пример меня испортил, и с этого вечера я решила врать, как настоящая графиня, поскольку нет смысла говорить правду.

— А, кажется, Шон от меня что-то скрывает! — воскликнул король.

— Нет, клянусь вам.

— Наверно, свидание с каким-нибудь герцогом, маркизом или виконтом?

— Не думаю, — отозвалась графиня.

— А что скажет на это Шон?

— Не думаем, государь.

— Придется потребовать от полиции донесения на этот счет.

— Какой полиции — господина де Сартина или моей?

— Господина де Сартина.

— И сколько вы ей заплатите?

— Если они сообщат что-нибудь любопытное, скупиться не стану.

— Тогда отдайте предпочтение моей полиции и выслушайте ее рапорт. Я послужу вам… по-королевски.

— Вы сами себя предадите?

— А почему бы и нет, если за тайну будет хорошо заплачено?

— Будь по-вашему. Послушаем ваше донесение. Но только не врать.

— Француз, вы меня оскорбляете.

— Я хотел сказать, без уверток.

— Итак, государь, готовьте денежки, вот вам донесение.

— Они здесь, — позвенев в кармане золотыми, ответил король.

— Во-первых, графиню госпожу Дюбарри видели в Париже около двух часов пополудни.

— Дальше, это мне известно.

— На улице Валуа.

— Очень может быть.

— Около шести туда приехал Самор.

— И это возможно. Но что же госпожа Дюбарри делала на улице Валуа?

— Она была у себя дома.

— Я понимаю, но зачем она поехала к себе домой?

— Чтобы встретиться с «крестной».

— С «крестной»? — повторил король с гримасой, которую ему не удалось полностью скрыть. — Значит, она собирается креститься?

— Да, государь, в большой версальской купели.

— Ей-богу, это она зря — ей больше подходит язычество.

— Что поделать, государь, вы ведь знаете поговорку: «Чего захочешь, о том и похлопочешь»?

— Что ж, нам теперь захотелось иметь «крестную»?

— И она у нас есть, государь.

Король вздрогнул и пожал плечами.

— Мне очень нравится это ваше движение, государь: оно доказывает, что вы пришли бы в отчаяние при виде поражения Граммонов, Гемене и прочих придворных святош.

— Что-что?

— А что? Вы же вступили в союз с этими людьми.

— Вступил в союз? Графиня, зарубите себе на носу: король вступает в союз лишь с другими королями.

— Это так, но все ваши короли — друзья господина де Шуазеля.

— Давайте-ка вернемся к нашей «крестной», графиня.

— Я тоже это предпочла бы, государь.

— Значит, вам удалось изготовить ее?

— Нет, я нашла готовую, да еще какую — графиню Беарнскую, породненную с царствующей династией, ни больше ни меньше. Надеюсь, она не опозорит союзницу союзников дома Стюартов.

— Графиню Беарнскую? — с удивлением переспросил король. — Я знаю только одну графиню Беарнскую, она, кажется, живет неподалеку от Вердена.

— Это она и есть, ей пришлось специально приехать сюда.

— Она вам поможет?

— И охотно!

— А когда?

— Завтра в одиннадцать утра она будет иметь честь получить здесь тайную аудиенцию у короля; одновременно, если это не будет слишком бестактно, она будет просить его величество назначить день, и вы его назначите, причем как можно скорее, не так ли, господин Француз?

Король деланно рассмеялся и поцеловал графине руку.

— Разумеется, разумеется, — проговорил он и вдруг переспросил: — Завтра в одиннадцать?

— Ну да, в час завтрака.

— Ничего не получится, друг мой.

— Как это не получится?

— Я не буду здесь завтракать, сегодня вечером я должен вернуться.

— Что такое? — почувствовав холодок в сердце, осведомилась г-жа Дюбарри. — Вы уезжаете, государь?

— Приходится, милая графиня: я назначил встречу Сартину, у нас крайне срочное дело.

— Как вам угодно, государь. Но, надеюсь, вы хотя бы поужинаете?

— Пожалуй… Да, поужинаю, что-то хочется есть.

— Вели накрывать, Шон, — попросила графиня сестру и сделала ей какой-то условный знак, о котором они явно договорились заранее.

Шон вышла.

Король заметил знак в зеркало и хотя не понял его смысла, но заподозрил подвох.

— Впрочем, нет, даже на ужин остаться не могу! — заявил он. — Мне необходимо сейчас же ехать. Я должен кое-что подписать, сегодня ведь суббота.

— Ну, что поделаешь. Я велю подавать лошадей.

— Хорошо, моя красавица.

— Шон!

Сестра вошла.

— Лошадей короля, — приказала графиня.