Поскольку багаж нашей путешественницы был весьма невелик и ей хотелось поскорей узнать новости, она велела остановить карету на улице Львенка у дома мэтра Флажо.

Само собой разумеется, не обошлось без того, чтобы кучка зевак не собралась вокруг почтенного рыдвана, который, казалось, вышел из конюшенного ведомства Генриха IV, чью любимую карету он и напоминал своей основательностью, монументальностью и занавесками из заскорузлой кожи, перемещавшимися с чудовищным скрипом по прутьям из позеленевшей меди.

Улица Львенка не слишком широка. Графиня Беарнская своим величественным экипажем совершенно перегородила ее. Расплатившись с возницей, она приказала ему доставить карету на постоялый двор, где имела обыкновение останавливаться, и который носил название «Поющий петух», а находился на улице Сен-Жермен-де-Пре.

Держась за засаленную веревку, она поднималась по темной лестнице обители г-на Флажо; прохлада, царившая там, принесла некоторое облегчение старой даме, которую утомили быстрая езда и духота в карете.

Как только служанка Маргарита доложила мэтру Флажо о приезде графини Беарнской, он подтянул панталоны, которые по причине жары спустил довольно низко, напялил на голову парик, всегда предусмотрительно лежавший в пределах досягаемости, и надел бумажный халат в рубчик.

Приведя себя таким образом в приличный вид, он с улыбкой на устах устремился к двери. Однако в улыбке настолько явственно сквозило изумление, что графиня сочла необходимым подтвердить:

— Это я, дорогой господин Флажо, я, собственной персоной.

— Да, да, ваше сиятельство, — отвечал мэтр Флажо, — я вижу.

После этих слов адвокат, стыдливо придерживая халат рукой, подвел графиню к кожаному креслу, стоявшему в самой светлой части кабинета, и тут же осмотрительно убрал все бумаги, лежавшие на бюро, поскольку знал любопытство старой дамы.

— А теперь, сударыня, — галантно произнес он, — позвольте мне выразить радость по поводу столь приятной неожиданности.

Графиня Беарнская, откинувшаяся на спинку глубокого кресла, приподняла в этот миг ноги в атласных башмачках, дабы дать возможность Маргарите подсунуть под них кожаную подушку. Услышав любезность адвоката, она резко выпрямилась.

— То есть как неожиданности? — вопросила она и, вытащив из футляра очки, оседлала ими нос, чтобы лучше видеть г-на Флажо.

— Я был в полной уверенности, сударыня, что вы пребываете в своих землях, — отвечал адвокат, бесконечно польстив трем арпанам огорода графини, именуя их землями.

— Разумеется, я там и пребывала, но по первому вашему зову приехала к вам.

— По первому моему зову? — удивился адвокат.

— По первому вашему слову, по первому вашему уведомлению, по первому совету, короче, как вам будет угодно.

Глаза г-на Флажо сделались такими же круглыми, как очки графини.

— Надеюсь, я не опоздала, и у вас нет причин сетовать на меня, — продолжала она.

— Я, как всегда, восхищен вами, сударыня, но, с вашего позволения, совершенно не представляю, что я должен делать в нынешних обстоятельствах.

— Как, что делать? — возмутилась графиня. — То, что нужно, или уж по крайней мере то, что вы делали.

— Я?

— Ну конечно, вы! Короче, есть какие-нибудь новости?

— О да, сударыня! Говорят, король замыслил государственный переворот против парламента. Могу я предложить вам что-нибудь прохладительное?

— Что же, все дело в короле, в государственном перевороте?

— А в чем же еще, сударыня?

— Да в моем процессе! Я спрашиваю, есть ли какие-нибудь новости о моем процессе?

— А! Нет, сударыня, — промолвил мэтр Флажо, сокрушенно качая головой, — тут ничего новенького я не могу вам сообщить, совершенно ничего.

— Ничего?

— Да.

— Значит, кроме того, что мне рассказала ваша дочь, ничего нового. То есть, как я понимаю, с позавчерашнего дня, когда она разговаривала со мной, никаких особенных событий не произошло?

— Моя дочь, сударыня?

— Да.

— Вы сказали, моя дочь?

— Ну, разумеется, ваша дочь, которую вы послали ко мне.

— Прошу прощения, сударыня, — промолвил г-н Флажо, — но я не мог послать к вам свою дочь.

— Не могли?

— Да, и по той простой причине, что у меня нет дочери.

— Вы уверены в этом? — осведомилась графиня.

— Сударыня, — отвечал мэтр Флажо, — я имею честь быть холостяком.

— Да полно вам! — воскликнула графиня.

Г-н Флажо встревожился и кликнул Маргариту, веля принести графине обещанное прохладительное, но главным образом для того, чтобы служанка присматривала за ней.

«Бедняжка, — подумал он, — с головой у нее явно не все в порядке».

— Так что же, — продолжала графиня, — у вас нет дочери?

— Нет, сударыня.

— Нет замужней дочери в Страсбурге?

— Нет, сударыня, нет, тысячу раз нет!

— И вы не поручали вашей дочери по пути заехать ко мне и известить, что мой процесс внесен в список дел, подлежащих слушанию? — не отступалась графиня.

— Нет.

Графиня подскочила в кресле и хлопнула ладонями по коленям.

— Выпейте, ваше сиятельство, вам станет легче, — предложил г-н Флажо.

При этом он сделал знак Маргарите, и та приблизилась с подносом, на котором стояли два бокала пива, однако старая дама не испытывала жажды; она с таким негодованием оттолкнула поднос и бокалы, что м-ль Маргарита, которая, похоже, пользовалась в доме определенными привилегиями, почувствовала себя оскорбленной.

— Нуте-с, нуте-с, — протянула графиня, глядя на мэтра Флажо поверх очков, — давайте, сударь, объяснимся.

— Я тоже желал бы этого, — с готовностью согласился г-н Флажо. — Маргарита, останьтесь: может быть, ее сиятельству будет угодно попить. Давайте объяснимся.

— Да, объяснимся, если вы не имеете ничего против, потому что сегодня вас просто невозможно понять. Право, дорогой господин Флажо, можно подумать, что из-за этой жары у вас не в порядке с головой.

— Только не волнуйтесь, сударыня, — проговорил адвокат, потихоньку отталкиваясь ногами и отъезжая вместе с креслом подальше от графини, — не волнуйтесь, и давайте поговорим.

— Именно, поговорим. Значит, господин Флажо, вы утверждаете, что дочери у вас нет?

— Нет, сударыня, и я искренне сожалею об этом, поскольку это, как мне кажется, доставило бы вам удовольствие, хотя…

— Хотя? — подхватила графиня.

— Хотя, если говорить обо мне, я предпочел бы сына. Молодому человеку проще преуспеть, или, вернее сказать, жизнь в наше время не столь сурова к мужскому полу.

Исполненная глубочайшей тревоги, графиня Беарнская стиснула руки.

— Но, быть может, вы посылали сестру, племянницу или какую-нибудь другую родственницу, чтобы вызвать меня в Париж?

— Сударыня, я и в мыслях подобного не держал, зная, сколь дорога жизнь в Париже.

— Ну, а мое дело?

— Я намереваюсь поставить вас в известность, когда оно будет представлено к рассмотрению.

— Будет представлено?

— Да.

— Значит, оно еще не представлено?

— Насколько мне известно, нет.

— То есть мой процесс пока не вынесен в суд?

— Нет.

— И даже нет речи о том, что в ближайшее время он будет вынесен?

— Господи Боже мой, да нет, сударыня, нет!

— В таком случае, — поднявшись, воскликнула графиня, — меня разыграли! Надо мной гнусно насмеялись!

Г-н Флажо сдвинул парик на затылок и пробормотал:

— И я того же опасаюсь, сударыня.

— Мэтр Флажо! — вскричала графиня.

Адвокат подпрыгнул в кресле и подал знак Маргарите, готовой прийти на помощь своему хозяину.

— Мэтр Флажо, — продолжала графиня, — сносить подобное унижение я не намерена. Я обращусь к господину начальнику полиции, дабы он отыскал особу, нанесшую мне такое оскорбление.

— Ну, это весьма сомнительный шаг, — заметил г-н Флажо.

— Когда же оная особа будет найдена, — гнула свое побуждаемая гневом графиня, — я возбужу против нее дело.

— Еще один процесс! — грустно промолвил адвокат.

Слова эти сбросили графиню с высот, на которые вознес ее праведный гнев, и падение было тягостным.