После первого представления «Юлия Цезаря» пиши мне* подробнее, я ведь очень и очень интересуюсь, дуся.
Сегодня в нашей газете крупными буквами напечатано, что флот ушел в Корею с запечатанными пакетами… Ой, уж не война ли?
Будь здорова, моя лошадка, будь весела и кушай себе овес. Мне без тебя томительно скучно.
Температура 37,5.
Мелкий дождик. Храни тебя создатель. Обнимаю.
Твой А.
На конверте:
Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.
Петровка, д. Коровина, кв. 35.
Книппер-Чеховой О. Л., 2 октября 1903*
4182. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
2 октября 1903 г. Ялта.
2 окт. 1903.
Здравствуй, лошадка, спасибо тебе за письмо об «Юлии Цезаре», о репетиции, ты хорошо написала*, я очень доволен. Жду все новых и новых писем, недовольное я животное. Пиши, дуся, пиши, родная.
Сегодня у меня температура нормальная. Альтшуллер прописал такие пилюли, что теперь я буду по семи дней не бегать, не надевать халата. Осталась слабость и кашель. Пишу ежедневно*, хотя и понемногу, но все же пишу. Я пришлю пьесу, ты прочтешь ее и увидишь, что можно было бы сделать из сюжета при благоприятных обстоятельствах, то есть при здоровье. А теперь один срам, пишешь в день по две строчки, привыкаешь к тому, что написано, и проч. и проч.
У нас летняя погода, цветут розы. Вчера вечером забегал твой брат*.
Меня стали откармливать. Напихали полный живот.
Вчера Альтшуллер долго говорил* со мной о моей болезни и весьма неодобрительно отзывался об Остроумове, который позволил мне жить зимой в Москве. Он умолял меня в Москву не ездить, в Москве не жить*. Говорил, что Остроумов, вероятно, был выпивши.
Платье чистят каждый день… Твое мыло, которое ты прислала, превосходно; завтра буду голову мыть порошком. Как я рад, что я женился на тебе, мой мордасик, теперь у меня все есть, я чувствую тебя день и ночь.
У халата я отрезал пояс наполовину, а то бывали неприятные пассажи. Писал ли я, что мать в восторге от твоих подарков? Я научил ее пасьянсу тринадцать в таком виде, как мы с тобой раскладывали.
Господь с тобой. Целую тебя, обнимаю, хлопаю по спинке и делаю все то, что законному мужу дозволяется делать… Будь здорова, моя лошадка.
Твой А.
Опиши первое представление* — поподробнее.
Пришла Варвара Константиновна*, а Маше и матери надо уходить в город по очень важному делу. Вот как тут быть теперь?
На конверте:
Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.
Петровка, д. Коровина, кв. 35.
Книппер-Чеховой О. Л., 3 октября 1903*
4183. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
3 октября 1903 г. Ялта.
3 окт. 1903.
Зачем, лошадка, ты в таком обидном тоне пишешь насчет обливаний?* Альтшуллер запретил их, правда, но все же от запрещений его тогда мне не стало лучше, и обливания я возобновлю непременно, как только припру в Москву. Теперь мне стало лучше, хотя кашель, особенно по утрам, дает себя знать и скоро утомляюсь. Все-таки, повторяю, мне с каждым днем все лучше и лучше. Маша тебе расскажет, как я теперь ем. Ем, как тигр.
Если понадобятся деньги, то возьмешь у Вишневского в кассе, в счет будущих благ. Жду телеграммы насчет «Юлия Цезаря»*. Уже солнце садится, а телеграммы все нет.
Только что были у меня Михайловский* и знаменитый Тейтель*, следователь из Самары, еврей. Тейтель будет у тебя в Москве, чтобы устроиться как-нибудь насчет театрального билета. Был и твой брат, усталый, но веселый; мы его покормили ужином.
За пьесу не сердись, дусик мой, медленно переписываю, потому что не могу писать скорее. Некоторые места мне очень не нравятся, я пишу их снова и опять переписываю. Но скоро, скоро, лошадка, я кончу и вышлю. Как только вышлю, дам знать по телеграфу. Я ведь не так скуп, как ты, богатая актриса; от тебя телеграммы сегодня я так и не дождался.
Дуся, прости за пьесу! Прости! Честное слово, я кончил ее и переписываю.
Маша расскажет тебе, как я растолстел. К тебе приедет муж-толстячок, вот увидишь. Сплю я превосходно. Снятся летучие мыши.
Ну, лошадка, хлопаю тебя по спинке и около хвостика, целую и обнимаю. Будь здорова и крепка, не забывай своего толстого мужа.
А.
На конверте:
Ольге Леонардовне Чеховой.
Книппер-Чеховой О. Л., 4 октября 1903*
4184. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
4 октября 1903 г. Ялта.
4 окт. 1903.
Дусик мой хороший, половинка моя, пишу тебе на красной бумаге, и, кажется, бумага неудачная, по ней трудно писать, да и читать не легко. Сегодня отправил Машу*, сегодня же утром получил от тебя телеграмму* насчет «Юлия Цезаря». Ты и представить себе не можешь, лошадка, как ты обрадовала меня этой телеграммой. Стало быть, успех? И большой успех? Молодцы! И письмо твое сегодняшнее такое хорошее*, ароматичное, его можно раз десять прочесть, и оно не надоест. Пиши же мне, моя толстенькая жена, пиши, я ценю!
Меня кормят неистово. И природа отвечает на сие довольно непринужденно: сегодня я уже два раза был там, куда короли пешком ходят. Сегодня будет мой лейб-медик Альтшуллер. Все-таки, как бы там ни было, здоровье мое поправилось и поправляется.
Я тебя люблю, лошадка.
Целую тебя и обнимаю. Христос с тобой.
Твой А.
Приеду я в конце октября*. А певец немец наврет Володе* с три короба, вот увидишь.
На конверте:
Москва. Ольге Леонардовне Чеховой.
Петровка, д. Коровина, кв. 35.
Книппер-Чеховой О. Л., 5–6 октября 1903*
4185. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
5-6 октября 1903 г. Ялта.
5 окт.
Дусик мой, лошадка, обращаюсь к тебе с просьбой. Если будет оказия, то пришли мне зубного порошку, возьми у Гетлинга (тимолевого) и пришли также мне мою фуражку, чтобы было что надеть в вагоне; если дома две фуражки, то пришли ту, что потеплее. Поняла?
