Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку. Будьте здоровы и веселы.
Ваш А. Чехов.
На конверте:
Полтава. Владимиру Галактионовичу Короленко.
Александровская, д. Старицкого.
Веселовскому А. Н., 25 августа 1902*
3813. А. Н. ВЕСЕЛОВСКОМУ
25 августа 1902 г. Ялта.
Милостивый государь Александр Николаевич!
В декабре прошлого года я получил извещение* об избрании А. М. Пешкова в почетные академики. А. М. Пешков тогда находился в Крыму, я не замедлил повидаться с ним, первый принес ему известие об избрании и первый поздравил его. Затем, немного погодя, в газетах было напечатано*, что ввиду привлечения Пешкова к дознанию по 1035 ст. выборы признаются недействительными. При этом было точно указано, что извещение исходит от Академии наук*, а так как я состою почетным академиком*, то это извещение исходило и от меня. Я поздравлял сердечно и я же признавал выборы недействительными — такое противоречии не укладывалось в моем сознании, примирить с ним свою совесть я не мог. Знакомство же с 1035 ст. ничего не объяснило мне. И после долгого размышления я мог прийти только к одному решению, крайне для меня тяжелому и прискорбному, а именно, почтительнейше просить Вас ходатайствовать о сложении с меня звания почетного академика.
С чувством глубокого уважения имею честь пребыть Вашим покорнейшим слугою.
Антон Чехов. 25 августа 1902 г.
Ялта.
Книппер-Чеховой О. Л., 27 августа 1902*
3814. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
27 августа 1902 г. Ялта.
27 авг.
Дусик мой, окунь мой, после долгого ожидания наконец получил от тебя письмо*. Я живу себе потихоньку, в городе не бываю, беседую с посетителями и изредка пописываю*. Пьесу писать в этом году не буду*, душа не лежит, а если и напишу что-нибудь пьесоподобное, то это будет водевиль в одном акте*.
Письма твоего Маша не давала мне*, я нашел его в комнате матери, на столе, машинально взял и прочел — и понял тогда, почему Маша была так не в духе. Письмо ужасно грубое*, а главное несправедливое; я, конечно, понял твое настроение, когда ты писала, и понимаю. А твое последнее письмо какое-то странное, и я не знаю, что с тобою и что у тебя в голове, дуся моя. Ты пишешь: «А странно было ждать тебя на юг, раз знали, что я лежу. Явно высказывалось нежелание, чтобы ты был около меня, больной…» Кто высказывал желание? Когда меня ждали на юг? Я же клялся тебе в письме честным словом*, что меня одного, без тебя ни разу не звали на юг… Нельзя, нельзя так, дуся, несправедливости надо бояться. Надо быть чистой в смысле справедливости, совершенно чистой, тем паче, что ты добрая, очень добрая и понимающая. Прости, дусик, за эти нотации, больше не буду, я боюсь этого.
Когда Егор* представит счет, ты заплати за меня, я отдам тебе в сентябре. У меня такие планы: до начала декабря я в Москве*, потом уезжаю в Nervi*, там и в Пизе живу до Поста, потом возвращаюсь. У меня в Ялте кашель, какого ни было и милой Любимовке. Кашель небольшой, правда, но все же он есть. Ничего не пью. Сегодня был у меня Орленев, была Назимова. Приехал Дорошевич. Виделся на днях с Карабчевским.
Писал ли я тебе насчет «Чайки»?* Я писал в Петербург Гнедичу слезное письмо*, в котором просил не ставить «Чайки». Сегодня получил ответ*: нельзя не ставить, ибо-де написаны новые декорации и проч. и проч. Значит, опять будет брань*.
Ты же не говори Маше, что я читал твое письмо к ней. Или, впрочем, как знаешь.
От твоих писем веет холодком, а я все-таки пристаю к тебе с нежностями и думаю о тебе бесконечно. Целую тебя миллиард раз, обнимаю. Пиши мне, дуся, чаще, чем один раз в пять дней. Все-таки я ведь твой муж. Не расходись со мной так рано, не поживши как следует, не родивши мне мальчишку или девчонку. А когда родишь, тогда можешь поступать как тебе угодно. Целую тебя опять-таки.
Твой Antoine.
На конверте:
Москва. Ее высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой.
Красные ворота, д. Алексеевой.
Книппер-Чеховой О. Л., 28 августа 1902*
3815. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
28 августа 1902 г. Ялта.
28 авг.
Милая моя собака, г-жа Адель, уезжая, просила дать ей какое-нибудь поручение к тебе, и вот я посылаю часть того, что должен был бы сам привезти. Боюсь, как бы она не измяла или не рассердилась на меня за то, что я даю ей так много вещей.
По вечерам в Ялте уже холодно. Обидно становится, что лето уже прошло. Ты с удовольствием удишь рыбу, по целым часам сидишь неподвижно? Ты, значит, становишься такою, как я. Целую тебя, мою дусю ненаглядную, и обнимаю.
Твой Antoine.
Напиши, получила ли вещи*, в исправности ли…
На конверте:
Ольге Леонардовне Чеховой.
Неглинный, д. Гонецкой.
Короленко В. Г., 28 августа 1902*
3816. В. Г. КОРОЛЕНКО
28 августа 1902 г. Ялта.
28 авг. 1902.
Дорогой Владимир Галактионович, вот еще подробности. Когда мною были написаны заявление к К<онстантину> К<онстантиновичу>* и письмо к Вам*, вдруг явился гость — акад. Кондаков, которого Вы знаете. Мы разговорились, и он между прочим сказал мне, что заявление следует посылать на имя А. Н. Веселовского, так как сей состоит председателем Отделения, но вовсе не на имя К<онстантина> К<онстантиновича>, который состоит только членом Отделения, как я и Вы. Я быстро переписал заявление* и в тот же день послал его* — на имя Веселовского. Стало быть, Батюшков был не прав.
