Все было напрасно. Ситуация выглядела критической. В этой отдаленной местности решение принимает только шеф полиции. Убедить представителя власти сходить со мной к окружному офицеру не удалось. Из-за своей беспомощности я в отчаянии уселась прямо на землю посреди улицы. Неужели эта моя африканская поездка напрасна? Быть так близко от цели и сдаться? Во всем теле чувствовалась боль, меня начало дергать как при судорогах. Было ли это всерьез или несколько наигранно, сейчас точно не вспомню, но тогда я твердо знала, что добровольно отсюда никогда не уйду, меня могут лишь унести. Силой Мухаммад пытался меня успокоить, но я не унималась.
Внезапно меня осенило. Со мной ведь был магнитофон с кассетой, содержащей немаловажную запись, явно призванную меня спасти в создавшейся ситуации. Я вскочила и помчалась к машине. (Шеф полиции, должно быть, подумал, что имеет дело с буйно помешанной.) Спешно порывшись в багаже, я нашла аппарат и кассету с пленкой. Включила запись — послышался голос, вещавший на арабском языке. С чувством собственного достоинства я вернулась к все еще стоявшему на улице шефу полиции и, не обращая внимания на его протестующие жесты, поставила рядом включенный магнитофон, внимательно наблюдая за его реакцией. То, что он теперь услышал, должно было все в нем перевернуть: звучало указание самого высокого полицейского чина Кордофана ко всем подчиненным помогать мне в любой ситуации и беспрепятственно разрешать фотографировать и делать съемки. В этой записи говорилось также, что я друг Судана.
Действительно, эта магнитофонная запись, уже неоднократно творившая чудеса, сработала и на этот раз. Шеф полиции пожал мне руку, обнял меня и пригласил в свой дом на ужин. Но поскольку мне хотелось еще до полуночи успеть добраться до своих нуба, я вежливо отказалась и была счастлива как можно скорее уехать.
Еще одна опасность осталась позади. Дальше мы двигались по местам, ставшим для меня почти родными. Здесь уже я знала каждую тропинку, каждое дерево. До Рейки было всего 52 километра, оттуда до конечного пункта нашего маршрута — еще три. В Эль-Хамбре, небольшом поселке, мы передохнули, чтобы поприветствовать живущих здесь суданцев, иначе бы они обиделись. Когда меня узнали, всё в деревне пришло в движение, все захотели со мной поздороваться. В небольшой школе, куда меня пригласил ее прекрасно говорящий по-английски директор, на циновках, прямо на полу сидели трое или четверо молодых учителей. Нам предложили маленькие табуретки и угостили чаем. Отклонить предложение гостеприимного директора переночевать в Эль-Хамбре было просто невозможно, хотя из-за этого я опять опаздывала к нуба на целую ночь. Он познакомил меня со своей женой, затем для ночлега предоставил в мое распоряжение свою спальню как лучшую комнату в доме. Этот человек буквально настаивал на том, чтобы я спала на их супружеской постели, хотя в том же помещении обнаружилась вполне удобная просторная кушетка. Перед сном хозяин дома внес огромный таз с водой и очень просил разрешения лично помыть мне ноги. Я порядком сконфузилась, но в Судане гостю лучше ни в чем не перечить хозяину, иначе последний не на шутку обидится.
Наступило уже 21 декабря, когда мы наконец-то достигли Тадоро, где меня бурно приветствовали мои друзья-нуба. Их радость и волнение приняли небывалые формы: меня подняли на плечи, а все стоявшие вокруг начали танцевать и петь. Водитель и его помощники безмолвно наблюдали за этой сценой. Нуба сначала обсудили, где меня разместить: узнали, что я приехала всего на несколько дней, значит, на постройку нового жилья у них нет времени, но оставлять меня спать под открытым небом мои друзья тоже ни за что не хотели. Уже через несколько минут нуба освободили хижину жившего тогда в серибе Нату, разместив его домочадцев у соседей. Только Нуа и двое ее детей решили остаться, чтобы я не была совсем одна. Женщины и мужчины поставили себе на голову ящики из моего багажа и перенесли их в хижину. Мухаммад со своими двумя помощниками решил вернуться и переночевать в школе Рейки.
С этого момента мой дом постоянно был переполнен. Нуба приходили издалека, чтобы поздороваться. Казалось, время здесь остановилось, не изменилось ничего. И меня это радовало. Уже на следующий день я стала готовиться к посещению гор Коронго, — к необычайной радости моих нуба, потому что, как и всегда, те, кому удавалось найти себе место в большом грузовике, ехали с нами. Этот отрезок пути приблизительно в 35 километров туземцы, если возникала необходимость, в обычные дни пробегали пешком. Коронго-нуба меня встретили также очень тепло. Они получили свои маленькие подарки и в ответ также щедро одарили меня.
Тем временем наступил сочельник. Уже в третий раз я проводила рождественские дни у нуба. Из Хартума, на всякий случай, я захватила свечи, искусственную зеленую еловую ветку, много мишуры (нуба всегда нравилось все блестящее). Решила устроить небольшое торжество. Для нуба это было внове — радостно и удивительно, — они ведь до тех пор не знали, что за праздник Рождество. Когда потом в сумерках в хижине я зажгла свечи, выяснилось, что в этом племени никогда такого не видели. Нуба наблюдали за моими действиями в полном безмолвии, потом спросили, что же все это означает. Я рассказала им коротенькую историю праздника, обвязала себя простыней, чтобы хоть как-то походить на ангела, и получила огромное удовольствие, сумев поговорить с детьми на их языке:
— В Алемании, — повествовала я, — в этот день горят свечи и детей спрашивают, были ли они весь год послушными.
Мои маленькие слушатели-нуба внимали моей сказке настолько искренне, серьезно, их огромные глаза так блестели, что я просто блаженствовала.
Потом Алипо и Нату построили детей в два ряда перед хижиной: в общей сложности собралось 50 или 60 ребятишек. Я привезла с собой полный мешок сладостей и теперь вкладывала в каждую ручонку по нескольку леденцов.
Дети были счастливы. Их настроение, радостный смех — как будто чирикали птички — передавались и взрослым. Достав разнообразные консервы, бутерброды, печенье, я раздавала угощение всем нуба.
Между тем женщины принесли пиво. Настроение становилось все радостнее. В самый разгар праздника некоторые мужчины спросили, не могу ли я их взять с собой в Алеманию. Когда я сказала, что здесь живется намного лучше, они не поверили.
Тут мне в голову пришла забавная мысль. Я дала одному нуба мою сумку и ответила, что он должен медленно пройти через узкий коридор хижины, не оборачиваясь. Все напряженно следили. Тогда я притворилась разбойником, согнувшись, тихо проползла за ним следом, подскочила к нему, схватила сумку и убежала. Нуба кричали от восторга, смеялись до слез.
Мое пребывание здесь подходило к концу. Я задержалась еще на один день, а через два меня уже ждали друзья в Хартуме. На этот раз прощание вышло не таким грустным. В нашем распоряжении был большой грузовик, и многие нуба захотели проводить меня до Кадугли. Это выглядело самопожертвованием с их стороны, поскольку в ту же ночь они пешком намеревались вернуться домой. Им предстояло пройти 50 километров, чтобы на следующий день праздновать в Тадоро, участвуя в самых больших ринговых боях, которые проводятся только раз в году.
Было уже темно, когда мы отправились в путь. Не доезжая 15 километров до Кадугли машина встала: генератор освещения оказался с дефектом. Исправить поломку шоферу не удалось. Ничего не оставалось, как ждать проезжающей машины, — приобрести запасные части можно было только в Кадугли. Я рисковала пропустить самолет. Мы вышли из машины и уселись на краю дороги. Мои друзья нуба не могли ждать слишком долго: им нужно было отправляться обратно.
Неожиданно в темноте мы заметили свет. Подъезжал грузовик, доверху загруженный мешками и людьми. К сожалению, он двигался не в том направлении. Мы его остановили. В ответ на просьбу доставить моих нуба в Тадоро водитель покачал головой, его маршрут пролегал западнее. Тогда я отдала ему почти все деньги, оставив себе лишь немного. Это помогло. Но нуба своим отказом все осложнили — они отказались ехать без меня. «Ты должна поехать с нами, — просили они, — мы устраиваем праздник для тебя, ты наш почетный гость, ты не можешь отсутствовать».
