Звонок из Лондона. У телефона Майкл Ранд. Он делает мне ошеломляющее предложение:

— Приезжайте в Лондон и сфотографируйте для «Санди тайме» Мика Джаггера и его жену Бианку.

— Кто такой Мик Джаггер? — спрашиваю я.

— Вы не знаете Мика Джаггера, всемирно-известную рок-звезду?

Мое нерешительное «нет» тонет в следующем восклицании:

— Это невозможно! Тогда вы должны знать группу «Роллинг стоунз»![517]

— О них я слышала, но думаю, что мой стиль фотографирования не подходит для подобных съемок.

Но Майкл Ранд настоял на своем. Он описал с большим жаром и энтузиазмом все будущие выгоды подобного предприятия, а когда затем сказал, что это желание и Мика Джаггера, я согласилась.

Уже в день моего прибытия в Лондон мы познакомились с лидером «Роллинг стоунз». Сотрудники «Санди тайме» организовали встречу в «Браун-отеле». Я должна признать, что представляла себе этого человека совершенно другим — заспанным хиппи с грязными волосами, невежественным и заносчивым. Но все оказалось совсем не так: Джаггер был образован и, как мне показалось, чувствителен. Уже через некоторое время мы углубились в беседу, которая становилась все более бойкой. Говорили обо всем: живописи, театре, фильмах. Мик рассказал, что он давнишний мой фанат и знает все мои картины. А некоторые, сказал он, смотрел по пятнадцать раз.

На следующий день после обеда начались съемки на крыше лондонского универмага. Между тем мне сообщили следующее: Мик и Бианка — их брак разваливался — отказывались позировать вместе перед фотокамерой. Когда их менеджер все-таки принялся настаивать, оба поставили условие: если уж так обязательно фотографироваться, то только у Лени Рифеншталь. Стало интересно, как я справлюсь с обеими звездами, особенно с Бианкой, о которой отзывались как об очень эксцентричной особе.

Первым в садике на крыше появился Мик, фотографировать его оказалось несложно. Он был раскован, весел и открыт. По самой своей сути безмерно симпатичен. Бианка же прибыла, прилично опоздав, в сопровождении шофера и личных костюмерш, вооруженная колоссальным количеством чемоданов и шляпных коробок. Она производила впечатление женщины гордой и отчужденной. Гардеробу Бианки приходилось только удивляться. Она привезла для съемок на крыше дорогие платья со всеми аксессуарами. После того как ее причесали и загримировали, она первым делом надела белое кружевное платье — и выглядела очаровательно, как королева. Бианка, вероятно, почувствовала, что понравилась мне, и вскоре ее отчужденность растаяла. Сделать снимки в соответствии с пожеланиями «Санди тайме» не составило труда.

Мы расстались друзьями.

Билл Пенс и Джеймс Кард от имени «Истман Хауз» в Рочестере, а также Том Ладди от Тихоокеанского архива в Беркли, Калифорния, пригласили меня почетной гостьей на кинофестиваль, впервые проводившийся в Теллуриде. Открываться он должен был фильмом «Голубой свет», а затем следовал показ других моих картин. Фестиваль задумывался как альтернатива Каннскому, Венецианскому и Берлинскому. Без сомнения, великолепная идея. Теллуриде, старый город в Колорадо, окруженный горами, насчитывал к тому времени всего тысячу жителей населения.

Центром фестиваля стал «Шеридан-Опера Хауз», построенный еще в 1914 году и затем приобретенный Биллом Пенсом, который вложил довольно много денег в его реставрацию. Внутреннее помещение театра, маленькое сокровище, предоставляло своим гостям приблизительно 250 мест, а когда зал освещался, то благодаря золотисто-фиолетовым тонам убранства в нем создавалась атмосфера тепла и уюта. Здесь планировалось чествовать творческих деятелей кино за их заслуги: Глорию Свенсон[518] из США, королеву немого кино, Фрэнсиса Форда Копполу с его фильмом «Крестный отец» и Марлона Брандо,[519] сыгравшего главную роль в этом фильме и таким образом добившегося всемирного успеха, а также какую-либо немецкую киноактрису. Удивительно, но выбор пал на меня. Не возникало сомнений, что мое присутствие на фестивале вызовет протесты и споры. Остаться в стороне или же все-таки принять участие? Важное решение, от которого невозможно было уйти. Это мероприятие могло стать проверкой: или я окончательно выбываю из обоймы кинодеятелей, или все же есть еще шансы вновь вернуться к своей основной профессии.

«Джумбо»,[520] доставивший меня в Нью-Йорк, кружил над городом с полчаса. Когда мы наконец оказались на земле, дождь лил как из ведра. Нужный мне самолет в Денвер вылетал из другого аэропорта. Проблуждав по бесконечным коридорам аэропорта Кеннеди с тяжелым ручным багажом, обессиленная, но все же вовремя успевшая к окну регистрации, я услышала, что из-за сильной грозы вылет откладывается на несколько часов. Спустя сутки прибыв в довольно-таки издерганном состоянии в Денвер, мне предстояло узнать ужасное: чемоданы с гардеробом для торжества из-за дождевых потоков в Нью-Йорке промокли насквозь. Вечерние платья полиняли, и их невозможно было надеть. Узнав о таком несчастье, Стелла Пенс, юная супруга Билла, принялась утешать меня и всячески покровительствовать. С того момента все окружающие меня невероятно баловали.

В Теллуриде, в отеле «Маниту Лодж», разместившаяся в соседнем номере актриса Глория Свенсон прежде всего заключила меня в объятия. Несмотря на свой возраст, выглядела она блестяще, все еще сохранив невероятный темперамент. У нее была особая манера испытующе смотреть на вас своими зелеными кошачьими глазами. Пауль Конер, один из известнейших голливудских киноагентов, которого я помнила по нашему гренландскому фильму «SOS! Айсберг» как руководителя производства — с тех пор прошло 42 года, — просил Глорию из-за моего присутствия бойкотировать фестиваль в Теллуриде. Отговаривал Конер и Фрэнсиса Форда Копполу, и других деятелей искусства. Но никто из них не дал себя запугать. Прибыли все звезды, и даже в большем составе, чем предполагали устроители фестиваля.

Небольшое местечко лихорадило от возбуждения. В Теллуриде, помимо всех прочих развлечений, имелись отменные рестораны с интернациональной кухней, по достоинству оцененной многими звездами. И все-таки мне было как-то не по себе. Я узнала, что американский Еврейский конгресс направил резкий протест организаторам фестиваля, в котором осуждалось мое приглашение и одновременно требовалось, чтобы Фрэнсис Коппола и Глория Свенсон тоже отказались от участия в мероприятии. Тучи сгущались над маленьким, романтически расположенным городом. Я приготовилась уехать тотчас же, но организаторы этого не допустили, даже сам бургомистр Теллуриде Джерри Розенфельд, еврей по национальности, попросил меня остаться. Он заверил, что предприняты все меры предосторожности, дабы избежать беспорядков. Что прикажете делать? Я чувствовала себя смертельно несчастной, нервничала, беспокоилась.

Когда на экране «Шеридан-Опера Хауз» демонстрировался «Голубой свет», как раз стояла полная луна. Какое совпадение! В этом фильме деревушка Санта-Мария выглядит такой похожей на Теллуриде, и крыши в киноленте освещены лунным светом, как и в тот фестивальный вечер. Вокруг театра толпились люди. Меня провели внутрь через запасной вход с обратной стороны здания, стало известно, что полицейские проверяли каждого посетителя на наличие оружия — такого я еще никогда не переживала. Не исключалась и возможность проведения демонстраций, правда, ничего подобного не произошло. Дрожа, сидела я в ложе. Пока шел фильм, никто не проронил ни слова. Когда же он закончился и включили свет, разразился нескончаемый шквал аплодисментов. Джеймс Кард, директор фестиваля, вручил мне серебряную награду. Ал Миллер, спикер фестивального Комитета, сказал, что «Голубой свет» — вечно длящееся завещание из прошлого великого искусства кино. Но настоящий гром рукоплесканий раздался на следующий день после просмотра фильма об Олимпиаде. Эту картину зрители приветствовали овациями, стоя.