С помощью чудесной истории «Голубого света» мы сможем получить несколько «Оскаров». Забудем про суды и репортеров и начнем работать — получится великий фильм, который побьет все рекорды.
Филипп был также в этом убежден. «Я верю в тебя, и я не боюсь бороться за тебя, даже если враги столь многочисленны и могучи — „Голубой свет“ победит их».
Я осталась скептиком, несмотря на то что Филипп получил согласие от американской актрисы Пьер Анжели,[464] которая должна была играть Юнту, и англичанина Лоуренса Харви[465] на роль Виго. И чтобы окончательно привязать меня к проекту, Филипп Хадсон перевел половину своей фирмы на мое имя. Я стала в Англии совладельцем фирмы «Эдвенчер-филм».
Рон Хаббард предоставил мне в Лондоне апартаменты, где мы вместе с Филиппом должны были продолжить работу над сценарием. Неожиданно Хаббарду пришлось немедленно отправиться в Южную Африку. Несмотря на его отъезд, я могла оставаться в доме, где все время жила экономка. Ежедневно приходил работать Филипп. Ему приходилось оберегать меня от журналистов и направлять их по ложному следу, потому, что в Англии во время процесса истцу не позволялось давать информацию журналистам, чтобы не повлиять на судей. Больше всего мне бы хотелось отказаться от процесса, но мои английские адвокаты не желали об этом и слышать. Они были уверены в благополучном завершении дела.
В это время, к моему удивлению, пришло предложение от одного из самых популярных кинотеатров Лондона — «Керсон синема». Его директор мистер Вингейт был так восхищен «Олимпией», что без долгих слов подписал договор с обязательством широко демонстрировать картину еще в этом году — осенью. Наконец успех! Я прервала работу над сценарием и — как это делаю ежегодно — отправилась в Берлин на кинофестиваль. Я не только смотрела там всемирно признанные фильмы, но и встречалась с друзьями и коллегами. Прежде всего это был Манфред Георге, прибывший из Нью-Йорка. Он намеревался написать мою биографию.
Когда один из моих английских друзей захотел пойти со мной на бал в честь фестиваля, в оргкомитете ему отказали в выдаче мне входного билета. Обоснование: «Присутствие фрау Рифеншталь на официальном балу немецкому правительству нежелательно». Даже когда англичанин, известный коллекционер предметов искусства, подал протест шефу прессы боннского правительства, он тоже не получил билета. «Я полагал, что сейчас в Германии демократия», — сказал мой знакомый с возмущением.
«Все станет по-другому, — попытался утешить меня Манфред Георге, — как только опубликуют мою книгу о тебе». К сожалению, он слишком рано покинул этот мир. С его смертью я лишилась одного из своих последних преданнейших друзей.
После моего возвращения по поручению Би-би-си был снят фильм в моей мюнхенской квартире. Дерек Проузе, режиссер Британского института кино, дал мне возможность выступить против клеветнических заявлений прессы. Сотрудничество с английской кинокомандой было необыкновенно приятным.
Чтобы завершить затянувшийся судебный процесс с «Дейли миррор», я потребовала от английских адвокатов скорейшего достижения компромисса, сочтя возможным отказаться от притязаний на возмещение ущерба, если газета опубликует правдивую информацию. Джон Грирсон, также как и газета «Дейли миррор», принял эти условия. Дело в том, что иностранец в Англии, участвующий в процессах о возмещении ущерба, должен заплатить суду сто тысяч марок в качестве залога. Так как это условие для меня представлялось немыслимым, проще было удовлетвориться опровержением в газете.
Вновь нашелся потенциальный издатель для моих мемуаров — на сей раз это было лондонское издательство «Хатченсон». Мистер Черри Киртон, один из его директоров, уже несколько раз навещал меня в Мюнхене и предложил вполне подходящие условия. Но все было словно проклято: я хотела продолжать работу над мемуарами, но не могла. Никто этого не понимал, сама была из-за этого несчастна, стала сомневаться в своей способности писать, испытывая почти непреодолимую робость. К тому же я надеялась, что, после того как столь удачно получился сценарий «Голубого света», подготовленный Филиппом Хадсмитом и Роном Хаббардом, скоро начнутся съемки. Оставалось лишь дождаться разрешения на работу в Англии — это был последний барьер.
Фильм «Моя борьба»
Вскоре мне довелось посмотреть в Мюнхене фильм Эрвина Ляйзера[466]«Моя борьба». Когда я вошла в зрительный зал, кинолента уже началась. Потеряв дар речи, я не верила своим глазам: на экране шел «Триумф воли» — мой, созданный в Нюрнберге, фильм о партийном съезде 1934 года. Нет, не весь фильм целиком, как я сначала предположила, а только избранные куски, например, эпизод «Трудовая повинность» и другие известные сцены, которые монтировались с жуткими картинами концентрационных лагерей. Грубое нарушение авторских прав и кража интеллектуальной собственности! Несмотря на многочисленные запросы, я не давала согласия демонстрировать «Триумф воли» в Германии, дабы вовсе исключить какое-либо его использование в неофашистских целях. Киноленту можно было увидеть только в музеях и архивах фильмофондов разных стран мира. В американских университетах фильм демонстрировался как исторический документ.
Попытка уладить конфликт путем мирных переговоров непосредственно с господином Ляйзером ни к чему хорошему не привела — последний ответил на мое письмо в резких тонах, и я была вынуждена вновь прибегнуть к помощи своего адвоката.
Доктор Вебер, сотрудник Отто Гричнедера, в последние годы являлся не только моим адвокатом, но и другом и советником. Он ставил на место прессу, успокаивал моих доброжелателей, а также помогал решать финансовые проблемы.
С юридической точки зрения, вопрос, с которым я к нему обратилась, был совершенно ясен. Господин Ляйзер раздобыл материал «Триумфа воли» в ГДР. А по решению Земельного суда Мюнхена кадры, полученные за границей или в ГДР, авторские права на которые ранее не принадлежали фирме-производителю, не могли демонстрироваться без разрешения владельца. То, что сделал господин Ляйзер, было возмутительно. Для целей, которые он пытался достичь в своей картине, имелся подходящий материал по меньшей мере четырех партийных фильмов, снятых не мной, а Министерством пропаганды.
Картина Ляйзера создавалась на шведской киностудии «Минерва-фильм». Вебер проинформировал ее представителей, что права на «Триумф воли» принадлежат лично мне, а не, как могло показаться, НСДАП, и, кроме того, разъяснил, что я являюсь и создателем, и режиссером, и художником фильма.
«Минерва-фильм» отказывалась признавать мои права, так что у Вебера не оставалось другого выхода, как только добиться отмены демонстрации фильма Ляйзера, проданного «Новым кинопрокатом» в Австрию и Германию. Адвокат требовал — на основании временного постановления суда — изъять кадры «Триумфа воли» из «Моей борьбы» Ляйзера либо получить на них официальные авторские права.
Так как на создание «Моей борьбы» были затрачены большие средства, «Н. Ф. Прокат» решил не доводить дело до юридического спора. Пришли к соглашению, что «Н. Ф. Прокат» оплатит лицензионные права на показ в Германии фильма в размере 30 000 марок, в Австрии — 5000 марок. Только в обеих этих странах кассовые сборы от показа «Моей борьбы» составили более миллиона марок. По совету Вебера я передала своему доверенному лицу, Фридриху Майнцу, полномочия разрешать в будущем все спорные моменты по поводу проката этого фильма за пределами Германии и Австрии, не желая и в дальнейшем загружать себя юридическими спорами.
Но между мной и адвокатом Вебером возникли разногласия в том, как распорядиться деньгами. Несмотря на трудное финансовое положение, я хотела потратить их на благотворительные цели, что однажды уже сделала: в аналогичном случае передала выручку по моему материалу в фильме «До пяти после двенадцати» в распоряжение Союза возвращенцев.[467] Но на этот раз Вебер настойчиво отговаривал меня. Он напомнил, что я была не в состоянии заплатить по счетам больниц за несколько лет, что почти ежедневно получаю напоминания о долгах, что даже мой прежний режиссер Фанк, задолженность которому составляла лишь 500 марок, угрожал мне принудительным платежом.
