В тот день океан оказался неспокойным и темным, в противоположность бассейну с его чистой как стекло, спокойной водой. В нашей маленькой сильно раскачивавшейся лодке находились: тренер, Хорст, успешно выдержавший экзамен еще два дня назад, и я, удрученно смотревшая в неприветливую глубину, куда мне предстояло прыгнуть.

Тренер был краток. Произнеся: «Вы найдете меня внизу у якоря», он нырнул в воду, не расщедрившись более ни на какие указания. Преодолевая страх, я ринулась вслед за ним. Из-за темноты сразу разглядеть тренера не представлялось возможным, лишь виднелась веревка от якоря, по которой я принялась медленно опускаться. Здесь чувствовалось сильное подводное течение, но потом, когда на дне моря показались контуры ожидавшего меня тренера, погружение стало даваться значительно легче. Видимость составляла примерно два метра. После окончания спуска, мы с тренером, держась за руки, поплыли к коралловому рифу, где течение ослабевало. Здесь я повторила все приемы, выученные в бассейне, такие как снятие и надевание свинцового пояса, ластов и маски. Затем последовало упражнение на переменное дыхание и в завершение — подъем по тревоге — этим важнейшим навыком необходимо овладеть, чтобы в опасной ситуации избежать несчастного случая. Стало легко и радостно, когда я вновь оказалась в лодке. У меня все получилось!

Вечером по случаю вручения долгожданного сертификата каким-то образом разузнали мой настоящий возраст. После величайшего изумления раздалось громовое «Ура!». С того времени я регулярно принимала участие в погружениях, которые происходили и у внешнего рифа, и на более значительных глубинах. Непередаваемое ощущение — плавать как рыба! Я находилась в полном восхищении от великолепия красок и форм, от гармоничной жизни в окружении кораллов, забыв все что меня угнетало. Бесподобное чувство невесомости — вот, вероятно, решающая причина, по которой ныряльщики, когда-то начавшие погружаться, редко отказываются от своего увлечения. День ото дня меня все более захватывала эта страсть, новые впечатления были ни с чем не сравнимы. Меня восхищали рыбы в своем многообразии роскошных красок, кораллы и другие обитатели океана — сказочный мир, который мне бы хотелось запечатлеть на снимках.

Но сначала я намеревалась стать совсем уверенной при погружении, опытной аквалангисткой.

Немного освоив ремесло ныряльщиков, мы с Хорстом отправились в Найроби, где собирались присмотреть участок за пределами города. Земля в то время там продавалась по сходной цене. Я мечтала о саде, цветущем круглый год, который стал бы раем для моих животных.

У отеля «Стенли» мы договорились о встрече с господином Людеке, немцем, уже много лет жившем в Найроби и содержавшем здесь доходную оружейную лавку. Знаменитые Вейтхантеры числились среди его клиентов. Мне хотелось получить от него несколько советов. Никто другой не знал так хорошо, как реально обстоят дела на рынке продажи земли в Найроби.

Когда мы рассказали ему о своих планах, Людеке принял озадаченный вид.

— Если вы хотите здесь жить, — наконец произнес он, — предварительно следует хорошенько все обдумать.

Удивленно посмотрев на него, я сказала:

— Вы же все время были в восторге от Кении.

— Той Африки, которую вы ищите, — промолвил мой собеседник с горечью, — более не существует.

— Но, — прервала я его, — в местностях, в которых еще не побывали туристы, а ведь именно туда мы намереваемся поехать, мы еще сумеем найти прежнюю Африку.

— Вы теперь не сможете передвигаться по Кении, не подвергаясь опасности. Повсюду бандиты, которые нападают на людей, обворовывают и даже убивают. Посмотрите-ка, — продолжал Людеке, — перед каждым отелем и большинством магазинов стоят теперь вооруженные полицейские, и все же преступления учащаются.

Я была поражена. Некоторые слухи доходили до меня, но не хотелось верить, что все так плохо. Перемены в Африке чувствовались уже во время последнего посещения нуба, но там не убивали. Здесь ситуация обстояла совсем по-другому.

Еще несколько лет назад я одна-одинешенька путешествовала по Африке, ночевала на открытой местности и, за исключением конфликта с воинами динка, в котором оказалась сама виновата, ни разу не подвергалась опасности. Неужели это больше никогда не вернется?

— Может, — попытался подсластить пилюлю Людеке, — ситуация в Судане несколько иная. Здесь же все хорошее закончилось и осталось позади. Я подумываю закрыть магазин и уехать из Найроби. Жизнь здесь мне больше не нравится.

— Вы лишаете меня самой прекрасной мечты! — воскликнула я, глубоко разочарованная.

— Видит бог, мне очень жаль, но все же лучше своевременно узнать правду.

Потерпев неудачу с покупкой земли в Кении, мы с Хорстом тем не менее намеревались спустя пять лет вновь навестить моих друзей нуба, и удержать меня от этого шага никто не мог. Я хотела показать им альбом и посмотреть на реакцию. План поездки был таков: добраться через Хартум в горы Нуба. Но как там достать машину? В Судане собственный внедорожник почти незаменим. Пошлины слишком высоки. Только некоторые суданцы могли позволить себе подобную роскошь.

Мы попытались в Хартуме взять автомобиль в аренду, но это бесперспективное занятие лишь порядком утомило, не принеся результатов. Когда через три недели мы так и не смогли достать внедорожник, то решились ехать на попутном и очень загруженном грузовике, отправлявшемся в горы, — тяжелое путешествие. Когда мы наконец добрались до гор Нуба, позади остались 36 часов беспрерывной тряски в кузове машины. Нас довезли только до Кадугли, оставалось преодолеть еще 60 километров до места назначения.

Внезапно нам улыбнулась удача. У одного арабского торговца, предложившего нам в аренду на редкость дряхлый «форд», мы познакомились с Мухаммадом, молодым суданским шофером.

Как только на скалистых склонах показались дома нуба, сердце учащенно забилось. Как примут они меня после пятилетнего отсутствия, все ли они еще там? Нату, Алипо, Туками и Гумба… И тут же послышались детские голоса: «Лени бассо, Лени бассо» («Лени возвращается»).

Пока «форд» подъезжал к месту стоянки, я заметила маленьких девочек, махавших нам, стоя в желтой траве. Затем показалось большое дерево, под которым всегда разбивался лагерь. Едва машина остановилась, дети подбежали. Своими зоркими глазами нуба увидели нас еще среди скал. Теперь в нашу сторону тянулись руки, и все время слышалось: «Лени бассо, Лени бассо».

И во время последнего посещения трудно было не заметить, как нуба изменились сами, насколько другим стал окружающий их мир, но то, что мы застали здесь теперь, огорчало гораздо сильнее. «Мои» ли это нуба? С трудом обнаруживались следы их прошлого облика. Я попыталась скрыть разочарование, чтобы друзья не поняли, какую боль причиняет мне все увиденное.

Очень скоро у нас с Хорстом появилось единственное желание — как можно скорее отправиться восвояси. Нуба, относясь к нам по-прежнему с любовью и доверием, проявляли тем не менее такую назойливость, что не оставалось ни одной спокойной минуты. Как пчелиный рой вились они вокруг, и при всей нашей приязни это несказанно утомляло. Ранее все нуба были исполнены достоинства, никогда лишний раз не выражали своих желаний, теперь все кардинально изменилось. Это не касалось моих старых друзей, они и в лохмотьях остались прежними, но прочие, из соседних селений, сотнями прибегали к нам, чтобы поздороваться, и все время что-то просили: лекарства, табак, бисер, рубашки, брюки, батарейки, солнечные очки, вылечить раны и тому подобное. Все просьбы мы просто физически не в состоянии оказывались выполнить. Даже ночью покой нам только снился. Кроме того, порядком изматывала непереносимая жара. И в темное время суток температура на термометре поднималась за сорок градусов. Там же, куда проникали лучи солнца, припекало так, что невозможно было дотрагиваться до предметов. В довершение ко всему нагрянули ураганные ветры, и из-за облаков пыли видимость вокруг снизилась до нуля.