Господин Ахмад Абу Бакр, все еще возглавлявший Министерство туризма Судана, в принципе уже разрешил мне поездку к нуба, но я никак не могла достать машину. Утешением было его приглашение на необычное сафари для 500 гостей, в большинстве своем дипломатов из многих стран, а также чиновников суданского правительства. В тот день в тысяче километров юго-восточнее Хартума планировалось торжественное открытие плотины Эр-Росейрес на Голубом Ниле, строившейся шесть лет при помощи Германии. Затем предполагалось посетить Диндер-парк, самый крупный национальный парк в Судане.

Поездка по железной дороге к Росейресской плотине длилась две ночи и один день. Я ехала в комфортабельном купе и во время продолжительной поездки хорошо отдохнула. В свите Абу Бакра находился молодой англичанин, журналист, который работал в хартумском представительстве корпорации «Филипс». Он хорошо знал мои фильмы и интересовался всем, что я делала. По его просьбе я часами рассказывала о своей жизни.

По прибытии в Росейрес, в немыслимую жару я почувствовала степень своего истощения — мне было очень трудно идти по горячему песку. До плотины, выглядевшей весьма внушительно, мы добирались всего каких-то полчаса. По пути фотографируя многие интересные виды своей новой «лейкой», я вовсе забыла об усталости. Потом, по прошествии времени, заметила, как измотал меня этот короткий путь, но, превозмогая себя, сумела остаться на ногах.

Церемония открытия плотины с ее речами, праздничным обедом в одной из просторных палаток, меня сильно утомила. Я попросила молодого англичанина отвести меня обратно в поезд. Забравшись в первый попавшийся вагон, я легла на пол, и, казалось, ничто не было способно поднять меня. Когда англичанин все же меня нашел, то сказал встревоженно:

— Пойдемте, госпожа Рифеншталь, это вагон президента. Здесь вам нельзя оставаться.

Я же не в силах даже открыть глаза моментально заснула. Через несколько часов очнувшись, обнаружила, что уже наступил вечер. Британский журналист все еще находился рядом со мной. Стало прохладнее, сон укрепил мои силы, и я смогла покинуть поезд. Молодой человек привел меня к Абу Бакру, угощавшему гостей в большой открытой палатке на берегу Голубого Нила. Сидя рядом с ним, я провела незабываемый вечер. Отведав потрясающих яств, подаваемых чернокожими официантами в цветастых одеждах с широкими лентами, мы наслаждались прекрасными ночными часами. И, как всегда в Африке, самое большое впечатление производило синее небо, усыпанное миллиардами звезд, раскинувшееся над нами в виде огромного шатра.

Поездка в Диндер-парк не состоялась из-за невозможности передвижения по размокшим после сезона дождей дорогам. Поэтому обратно в Хартум мы отправились раньше запланированного, и весь путь я провела в президентском вагоне-салоне, куда меня пригласил на чай тогдашний глава Судана Сейид Исмаил Азари. Этот пожилой, хорошо выглядевший мужчина, внезапно напомнивший мне Гинденбурга, справился о моих впечатлениях о нуба. Услышав, что я хочу вновь к ним поехать, возражать не стал и даже, к моему удивлению, обещал любую мыслимую помощь.

Теперь меня было не удержать. Уже в день моего возвращения в столицу Судана я начала собираться в дорогу. Господин Бишара, богатый владелец транспортной конторы в Хартуме, предоставил в мое распоряжение грузовик, следующий в горы Нуба из Эль-Обейда, и попросил за это только оплату расходов на горючее. Мои немецкие и суданские друзья обеспечили мою краткосрочную экспедицию всем необходимым. Абу Бакр прислал мне даже магнитофон. В итоге все же получилось несколько ящиков багажа. Чтобы добраться до Эль-Обейда, я намеревалась ехать поездом, который находился в пути, по крайней мере, 26 часов. Расходы на самолет в Эль-Обейд оказались бы для меня слишком велики. С другой стороны, дни, которые я могла бы провести у моих друзей нуба, безвозвратно уходили. Я не имела права пропустить обратный вылет из Хартума в Мюнхен ни под каким предлогом. И друзьям я пообещала встретить Новый год с ними в Немецком клубе.

За неделю до Рождества поздно вечером мой поезд прибыл в Эль-Обейд. В полном одиночестве я стояла на станции со всем своим багажом, не зная, куда направиться дальше. С помощью жестов удалось добраться до местной небольшой гостиницы. Ящики остались на платформе. По счастью, их не украли.

В середине следующего дня меня нашел шофер, присланный господином Бишарой. Вид огромного пятитонного грузовика меня поразил. Я оказалась единственной пассажиркой. Кроме водителя, молодого араба, в машине находилось еще двое его чернокожих помощников. Общаться с ними без знания языка было невозможно, поэтому мне не удалось выяснить, знают ли они дорогу в горы Нуба и сколько времени мы будем в пути.

Я сидела в кабине рядом с шофером. Засыпанные песком дороги чрезвычайно затрудняли ориентировку. Спустя три или четыре часа я заметила, что исчезла моя сумка. Там были паспорт, деньги и документы, разрешающие пребывание в стране. Должно быть, по пути сумка случайно выпала из автомобиля. Меня охватил смертельный ужас. Машина тотчас остановилась, и шофер, поняв мои жесты, в срочном порядке поехал обратно. На этот раз мне повезло: приблизительно через час сумка была обнаружена одним из помощников водителя. Она валялась в песке, расплющенная нашим грузовиком, но, кроме поврежденных очков, все остальное оказалось в целости и сохранности.

От случая к случаю происходили маленькие поломки, оказавшиеся, к счастью, легко устранимыми. По моим расчетам, нам уже давно пора было бы добраться до Диллинга, небольшого идиллического местечка, расположенного на середине пути между Эль-Обейдом и Кадугли.

Мы ехали уже более девяти часов. А обычно эта дорога занимала от трех до четырех часов. Вероятно, мы двигались по кругу. Шофер нервничал, я беспокоилась. Саванна вокруг все время выглядела одинаково, а компас я с собой, к сожалению, не взяла. Попасть в Диллинг удалось уже в темноте. Уставшие до смерти и голодные, мужчины переночевали в машине, а я рядом на своей раскладушке.

На следующее утро я все же надеялась добраться до Тадоро. Но нам удалось доехать до Кадугли и то только во второй половине дня. Окружной офицер, которому я предъявила разрешение на пребывание, меня знал и пожелал нам доброго пути. Мы уже собрались сесть в машину, как к нам приблизился полицейский и что-то крикнул водителю. Мухаммад дал понять, что мы должны следовать за полицейским. Я не понимала зачем и медлила, но мой шофер делал однозначные жесты: надо идти со всеми. По-моему, это не предвещало ничего хорошего. Мы подошли к дому, у входа в который нас ждал офицер полиции. Он сказал что-то (для меня непонятное) по-арабски. Тогда полицейский взволнованно обратился к Мухаммаду, но тот тоже не смог перевести. У меня лихорадочно забилось сердце. Шофер с помощью пантомимы пытался растолковать, что нам надлежит вернуться, дальше ехать нельзя. Я горестно покачала головой и попыталась — тоже жестами — разъяснить уже начинавшему сердиться офицеру, что у меня есть разрешение губернатора Эль-Обейда.