И не будет знать, умирая, Что и тут зря вставал он грудью: Что рабочие проиграют, Но потом будут жить как люди… Что без власти его оружья И без веры его могучей Было б всюду никак не хуже, — А как правило, всё же лучше. И что очень давно всё это, — Как ни крой буржузность лиры, — Было ясно душе поэта, Им гонимого из квартиры. Что игралась другая драма. И в её исчисленье строгом Эта комната Мандельштама — Чья-то луковичка перед Богом. Начало 1990-х Надежда Нет, не сама стопы направила Ты в эту тьму — волос не рви. Была проиграна ты дьяволу Во имя Света и Любви. То дальний блеск, то лужи строек лишь… Да знал ли тот игрок шальной, С кем и на что играл — и проигрыш Какой оплачивал ценой. Не знал… Но верил в даль, в движение. И в споре с веком и судьбой Полёт души и напряжение Всю жизнь поддерживал борьбой. Теперь глядит глазами шалыми, Как бьётся, ужаса полна, В когтях чертей страна усталая, Проигранная им страна. И на душе-то — ох не весело. Но есть надежда — Божий суд. Где с подписью его все вексели, Как при мошенстве, — не учтут. Начало 1990-х * * * Простите все, кого я не любил. Я к вам несправедлив, наверно, был. Мне было мало даже красоты Без высоты и строгой простоты. Мой суд был строг… Но даже след сгорел Высот, с которых я на вас смотрел. К чему тот суд? Теперь, как вы, и я Стою в конце земного бытия. И вижу вас… Как я, кто вас судил, — В свой страшный век доживших до седин. Ему плевать, что думал кто о ком, — Всех, как клопов, морил он кипятком. И, как картошку, пёк в своей золе, Но, как и я, вы жили на земле. И извивались каждый день и час. Я ж красоту любил — судил я вас… А если б не судил — то кем бы был?.. Простите все, кого я не любил. Начато в Норвиче в июле 1992, закончено в Бостоне 7 августа 1992. * * *
Дни идут… а в глазах — пелена. Рядом гибнет родная страна. Мало сил… Всё тусклей боль и стыд. Я кричу, а душа не кричит. Я свой крик услыхать не могу, Словно он — на другом берегу. Нортфилд, Вермонт, июль 1991 Тем, кто моложе Наш путь смешон вам? — Думайте о нём… Да, путались!.. Да, с самого начала. И да — в трёх соснах. Только под огнём. Потом и сосен никаких не стало. Да, путались. И с каждым днём смешней, Зачем, не зная, всё на приступ лезли. …И в пнях от сосен. И в следах от пней. И в памяти — когда следы исчезли. Ах, сколько смеху было — и не раз — Надежд напрасных, вдохновений постных, Пока открыли мы — для вас! для вас! — Как глупо и смешно блуждать в трёх соснах. 11 сентября 1991 * * * Клонит старость к новой роли, Тьму наводит, гасит свет. Мы всю жизнь за свет боролись С тьмой любой… А с этой — нет. Мало сил, да и не надо, Словно впрямь на этот раз Тьмою явлен нам Порядок, Выше нас, мудрее нас. Словно жизнь и ход событий Нам внушает не шутя: Погостили — уходите, Не скандальте уходя. 1990-е * * * Вариант Клонит старость к новой роли, Тьму наводит, гасит свет… Мы всю жизнь за свет боролись С тьмой любой… А с этой — нет… Нет, не бунт — покорность боли. Что тут можем — ты иль я? Против нас — не злая воля, А пределы бытия. Тьмою возраст обступает. Что ж, смирись — в душе, в уме… И не верь, что утопает Вся Россия в той же тьме. А — похоже! Смотрим с болью На неё, свой крест неся. Примиряться с этой ролью Нам к лицу, а ей нельзя… |
