И вот я стою у заслона. Нет хода — и ладно, смирюсь. Под власть КГБ безусловно И сам я попасть не стремлюсь. И — всем бы такие заботы! Ну разве всё это беда? Свобода… Огни самолёта… На взлёте синеет вода… Здесь всё, что мечталось, так просто, Доступно… Лишь разницы нет: Чикаго… Лос-Анджелес… Бостон… Париж… Копенгаген… Тот свет… Бостон, 1976 * * * Бог за измену отнял душу. Глаза покрылись мутным льдом. В живых осталась только туша, И вот — нависла над листом. Торчит всей тяжестью огромной, Свою понять пытаясь тьму. И что-то помнит… Что-то помнит… А что — не вспомнит… Ни к чему. 1977 Эмигрантское Не назад же! — Пусть тут глупость непреклонна. Пусть как рвотное мне полые слова. Трюм планеты, зло открывший все кингстоны, — Вот такой мне нынче видится Москва. Там вода уже — над всем, что было высью. Там судьба уже — ревёт, борта сверля… …Что же злюсь я на игрушечные мысли Здесь — на палубе того же корабля? 1977 Письмо в Москву Сквозь безнадёгу всех разлук, Что трут, как цепи, «We will be happy!» [2], дальний друг, «We will be happy!» «We will be happy!» — как всегда! Хоть ближе пламя. Хоть века стыдная беда Висит над нами. Мы оба шепчем: «Пронеси!» Почти синхронно. Я тут — сбежав… Ты там — вблизи Зубов дракона. Ни здесь, ни там спасенья нет — Чернеют степи… Но что бы ни было — привет! — «We will be happy!» «We will be happy!» — странный звук. Но верю в это: Мы будем счастливы, мой друг, Хоть видов — нету. Там, близ дракона, — нелегко. И здесь — непросто. Я так забрался далеко, В глушь… В город Бостон. Здесь вместо мыслей — пустяки. И тот — как этот. Здесь даже чувствовать стихи — Есть точный метод. Нам не прорвать порочный круг, С ним силой мерясь… Но плюнуть — можно… Плюнем, друг! — Проявим серость. Проявим серость… Суета — Все притязанья. Наш век всё спутал — все цвета. И все названья. И кругом ходит голова. Всем скучно в мире. А нам — не скучно… Дважды два — Пока четыре. И глупо с думой на челе Скорбеть, насупясь. Ну кто не знал, что на земле Бессмертна глупость? Что за нос водит нас мечта И зря тревожит? Да… Мудрость миром никогда Владеть не сможет! Но в миг любой — пусть век колюч, Пусть всё в нем — дробно, Она, как солнце из-за туч, Блеснуть — способна. И сквозь туман, сквозь лень и спесь, Сквозь боль и страсти Ты вдруг увидишь мир как есть, И это — счастье. И никуда я не ушёл. Вино — в стаканы. Мы — за столом!.. Хоть стал наш стол — В ширь океана. Гляжу на вас сквозь целый мир, Хочу вглядеться… Не видно лиц… Но длится пир Ума и сердца. Всё тот же пир… И пусть темно В душе, как в склепе, «We will be happy!»… Всё равно — «We will be happy!» Да, всё равно… Пусть меркнет мысль, Пусть глохнут вести, Пусть жизнь ползёт по склону вниз, И мы — с ней вместе. Ползёт на плаху к палачу, Трубя: «Дорогу!»… «We will be happy!» — я кричу Сквозь безнадёгу. «We will be happy!» — чувств настой. Не фраза — веха. И символ веры в тьме пустой На скосе века. 1977 Кое-кому
Вы как в грунт меня вминаете. Не признали? Что вы знаете? Это ярмарка какая-то — Не поймешь тут, что с чего. Вы меня не понимаете? Вы себя не понимаете. Вообще — не понимаете… Впрочем, вам не до того. 1977 |
