* * * Есть у тех, кому нету места, Обаянье — тоска-змея. Целоваться с чужой невестой, Понимать, что она — твоя. Понимать, что некуда дёться. Понимать, куда заведёт. И предвидеть плохой исход. И безудержно падать в детство. 1946 * * * Вспомнишь ты когда-нибудь с улыбкой, Как перед тобой, щемящ и тих, Открывался мир, — что по ошибке Не лежал ещё у ног твоих. А какой-то очень некрасивый — Жаль, пропал — талантливый поэт — Нежно называл тебя Россией И искал в глазах нездешний свет… Он был прав, болтавший ночью синей, Что его судьба предрешена… Ты была большою, как Россия, И творила то же, что она. Взбудоражив широтой до края И уже не в силах потушить, Ты сказала мне: —Живи, как знаешь! Буду рада, если будешь жить! — Вы вдвоём одно творите дело. И моя судьба, покуда жив, Отдавать вам душу всю и тело, Ничего взамен не получив. А потом, совсем легко и просто По моей спине с простой душой Вдаль уйдёт спокойно, как по мосту, Кто-то безошибочно большой. Расскажи ему, как мы грустили, Как я путал разные пути… Бог с тобой и с той, с другой Россией… Никуда от вас мне не уйти. 1946 * * * Не надо, мой милый, не сетуй На то, что так быстро ушла. Нежданная женщина эта Дала тебе всё что смогла. Ты долго тоскуешь на свете, А всё же ещё не постиг, Что молнии долго не светят, Лишь вспыхивают на миг. 1946 * * * Я пока ещё не знаю, Что есть общего у нас. Но всё чаще вспоминаю Свет твоих зелёных глаз. Он зелёный и победный — Словно пламя в глубине. Верно, скифы не бесследно Проходили по стране. 1947 * * *
От дурачеств, от ума ли Жили мы с тобой, смеясь, И любовью не назвали Кратковременную связь, Приписав блаженство это В трудный год после войны Морю солнечного света И влиянию весны… Что ж! Любовь смутна, как осень, Высока, как небеса… Ну а мне б хотелось очень Жить так просто и писать. Но не с тем, чтоб сдвинуть горы, Не вгрызаясь глубоко, — А как Пушкин про Ижоры — Безмятежно и легко. 1947 На речной прогулке Так пахнет настоящая вода. Дыши свободно, будь во всём доволен. Но я влюблён в большие города, Где много шума и где мало воли. И только очень редко, иногда, Вдруг видишь, вырываясь на мгновенье, Что не имеешь даже представленья, Как пахнет настоящая вода. 1946 * * * Мир еврейских местечек… Ничего не осталось от них, Будто Веспасиан здесь прошёл средь пожаров и гула. Сальных шуток своих не отпустит беспутный резник, И, хлеща по коням, не споёт на шоссе балагула. Я к такому привык — удивить невозможно меня. Но мой старый отец, всё равно ему выспросить надо, Как людей умирать уводили из белого дня И как плакали дети и тщетно просили пощады. Мой ослепший отец, этот мир ему знаем и мил. И дрожащей рукой, потому что глаза слеповаты, Ощутит он дома, синагоги и камни могил, — Мир знакомых картин, из которого вышел когда-то. Мир знакомых картин — уж ничто не вернёт ему их. И пусть немцам дадут по десятку за каждую пулю, Сальных шуток своих всё равно не отпустит резник, И, хлеща по коням, уж не спеть никогда балагуле. 1945 * * * Весна, но вдруг исчезла грязь. И снова снегу тьма. И снова будто началась Тяжёлая зима. Она пришла, не прекратив Весенний ток хмельной. И спутанностью перспектив Нависла надо мной. 1946 |
