2 По какой ты скроена мерке? Чем твой облик манит вдали? Чем ты светишься вечно, церковь Покрова на реке Нерли? Невысокая, небольшая, Так подобрана складно ты, Что во всех навек зароняешь Ощущение высоты… Так в округе твой очерк точен, Так ты здесь для всего нужна, Будто создана ты не зодчим, А самой землёй рождена. Среди зелени — белый камень, Луг, деревья, река, кусты. Красноватый закатный пламень Набежал — и зарделась ты. И глядишь доступно и строго, И слегка синеешь вдали… Видно, предки верили в Бога, Как в простую правду земли. 1954 Подмосковная платформа в апреле Ещё в лесу зима бела, Но за лесным кварталом Уже по улицам села Ступаешь снегом талым. И ноги ходят вразнобой, И душно без привычки Ходить дорогой зыбкой той К платформе электрички. Но вот дошёл ты. Благодать. Кругом в воде берёзки. И странно-радостно ступать На высохшие доски. Здесь на платформе — май, весна, Пусть тает снег… Но явно Дождями вымыта она И высохла недавно. 1955 * * * Я жил не так уж долго, Но вот мне тридцать лет. Прожить ещё хоть столько Удастся или нет? Дороже счёт минутам: Ведь каждый новый год Быстрее почему-то, Чем прошлый год, идёт… Бродил я белым светом И жил среди живых… И был везде поэтом, Не числясь в таковых. Писал стихи, работал И был уверен в том, Что я своё в два счёта Сумею взять потом — Потом, когда событья Пойму и воплощу, Потом, когда я бытом Заняться захочу. Я жил легко и смело, Бока — не душу мял, А то, что есть пределы, Абстрактно представлял… Но никуда не деться, — Врываясь в мысль и страсть, Неровным стуком сердце Вершит слепую власть. Не так ночами спится, Не так свободна грудь, И надо бы о быте Подумать как-нибудь. Советуюсь со всеми, Как быть, чтоб мне везло? Но жалко тратить время На это ремесло… 1956 Рассудочность
Мороз был — как жара, и свет — как мгла. Все очертанья тень заволокла. Предмет неотличим был от теней. И стал огромным в полутьме — пигмей. И должен был твой разум каждый день Вновь открывать, что значит свет и тень. Что значит ночь и день, и топь и гать… Простые вещи снова открывать. Он осязанье мыслью подтверждал, Он сам с годами вроде чувства стал. Другие наступают времена. С глаз наконец спадает пелена. А ты, как за постыдные грехи, Ругаешь за рассудочность стихи. Но я не рассуждал. Я шёл ко дну. Смотрел вперёд, а видел пелену. Я ослеплён быть мог от молний-стрел. Но я глазами разума смотрел. И повторял, что в небе небо есть И что земля ещё на месте, здесь. Что тут пучина, ну а там — причал. Так мне мой разум чувства возвращал. Нет! Я на этом до сих пор стою. Пусть мне простят рассудочность мою. 1956 Трубачи Я с детства мечтал, что трубач затрубит, И город проснётся под цокот копыт, И всё прояснится открытой борьбой: Враги — пред тобой, а друзья — за тобой. И вот самолёты взревели в ночи, И вот протрубили опять трубачи, Тачанки и пушки прошли через грязь, Проснулось геройство, и кровь пролилась. Но в громе и славе решительных лет Мне всё ж не хватало заветных примет. Я думал, что вижу, не видя ни зги, А между друзьями сновали враги. И были они среди наших колонн Подчас знаменосцами наших знамён. Жизнь бьёт меня часто. Сплеча. Сгоряча. Но всё же я жду своего трубача. Ведь правда не меркнет, и совесть — не спит. Но годы уходят, а он — не трубит. И старость подходит. И хватит ли сил До смерти мечтать, чтоб трубач затрубил? А может, самим надрываться во мгле? Ведь нет, кроме нас, трубачей на земле. 1955 * * * Надоели потери. Рознь религий — пуста, В Магомета я верю И в Исуса Христа. Больше спорить не буду И не спорю давно, Моисея и Будду Принимая равно. |
