В XVIII в. евангелическое духовенство превратилось в весьма динамичное профессиональное сословие, поставляющее ученых, государственных деятелей разного ранга, юристов, писателей и поэтов. Призванное извещать население о государственных предписаниях и призывать его к послушанию и к исполнению этих предписаний, оно активно участвовало в процессе социального дисциплинирования. Семьи священников стали своеобразным образцом для бюргерских семей, в которых огромное место занимало воспитание детей.

В социальной структуре католических областей духовный элемент гораздо сильнее проявлял себя в повседневной жизни. Особый образ жизни культивировали монастыри. Они часто обладали развитым сельским хозяйством, занимались торговлей и были весьма зажиточны. Поэтому, осуществляя заботу о душе, они брали на себя содержание школ, призревали бедных и больных, убогих. Тем не менее правительства ряда государств начали во второй половине XVIII в. предпринимать шаги по ограничению земельных пожалований церкви (например, в Баварии, где одна треть земли принадлежала церкви).

Сильнее, чем в протестантских областях, католическая церковь проникала в повседневную жизнь, в народную культуру. Наличие в семье духовной персоны сильно повышало ее престиж. К концу XVIII в. в обыденном сознании укрепилось мнение, что под епископским посохом живется легче, чем под властью светского государя, резко увеличившего требования к своим подданным.

Крестьяне, составлявшие большую часть населения Германии, в социальном отношении были сильно дифференцированы. В разных землях практиковались различные формы землепользования и хозяйствования, разными были права наследования и налогообложение. Поэтому почти каждая деревня имела свои отличительные свойства. Современные исследователи отмечают большие сложности в определении социального облика немецкой деревни и говорят о возможности вычленить лишь некоторые сквозные структуры.

К. Диппер разделил немецких крестьян на три большие группы: первую составляли крестьянские семьи, имевшие рабочий скот, — 4 млн 74 тыс. человек (17,7 % всего населения Германии); вторую — самостоятельные крестьянские семьи — 5 млн 166 тыс. (22,2 %); третью — малоземельные и безземельные крестьяне — 3 млн 615 тыс. (15,7 %). Еще около 1 млн сельских жителей находилось в услужении.

Примерно такую же картину по данным прусской статистики нарисовал Е. В. Хенниг. Он также разделял крестьян на 3 группы. В первую группу вошли крупные крестьяне, доходы которых превышали расходы и вместе с двором оценивались в 10 тыс. талеров. Вторую группу составляли крестьяне с доходом, который только покрывал расходы на жизнеобеспечение семьи со средними потребностями, но не всегда давал надежное пропитание. Крестьяне третьей группы были вынуждены прибегать к дополнительным заработкам из-за недостатка или плохого качества земли. Сильнее всего эта группа была представлена в Юго-Западной Германии и в некоторых центральных районах. Здесь малоземельные крестьяне составляли 70-80 % сельского населения, и большая их часть едва обеспечивала своим семьям минимум для существования.

Социальные границы между крестьянскими слоями были подвижными, как и между мелкими крестьянами и некрестьянскими слоями, к которым принадлежали дворовые, садовники, наемные работники разного рода, безземельные бобыли, батраки, поденщики и др. Они получали дополнительный заработок в рыцарских имениях или крупных крестьянских хозяйствах, в ремесленных домашних заведениях. Как правило, они жили на краю села, на общинной земле или во дворах своих хозяев. В течение XVIII в. наблюдается стойкая тенденция роста не принадлежащих к крестьянскому сословию групп сельского населения, которые уже не являются членами сельской общины. В 1767 г. в прусской Силезии только около 25 % сельского населения составляли собственно крестьяне, полноправные члены сельской общины. В 1800 г. в Пруссии безземельное сельское население составляло ¹/₇ часть всего населения страны.

Таким образом, можно констатировать, что замкнутые крестьянские деревни, характерные для высокого Средневековья, изменили свою социальную структуру. Крестьяне с полным набором сословных прав стали меньшинством в деревне. В ряде земель (Вюртемберге, Вестфалии, Верхней Баварии) сложился даже своеобразный крестьянский «патрициат», когда несколько породнившихся семей держали в своих руках все остатки деревенского самоуправления. Такие семьи, как правило, были весьма зажиточны.

Но на другом полюсе деревни все более возрастало число малоземельных и безземельных крестьян, которые были вынуждены искать себе пропитание в других сферах. Деревня меняла свой социальный облик быстрее, чем изменялись аграрные отношения. Рост населения и не успевающее за ним производство продуктов питания обусловили перенаселение аграрной сферы и пауперизацию значительной части сельских жителей. Поскольку отток в города был ограничен, на селе росла социальная напряженность, которую определенным образом снижали, но не могли устранить эмиграция и развитие сельского ремесла, правительственные меры по борьбе с нищенством и бродяжничеством.

Сельские ремесленники, производившие продукцию на рынок, происходили из собственных рядов и из крестьянского сословия и составляли специфический слой населения. Они, как правило, дополнительно занимались сельским хозяйством, нередко в качестве поденщиков или батраков. Существовали разнообразные формы ремесленной деятельности, прежде всего, в домашнем текстильном производстве. Технический инвентарь, передававшийся от родителей к детям, почти не подвергался усовершенствованию.

Как и крестьяне, сельские ремесленники жили в собственных домах, нередко отдельно от деревень. В любом случае они не принадлежали к сельской общине. Существовали и так называемые «индустриальные села», в которых ткачи, не имевшие своего хозяйства, арендовали жилье. Если производство было организовано со сбытом продукции, а орудия труда и сырье доставляли поставщики, то домашние работники по своему статусу не отличались от наемных рабочих городских мануфактур. По данным К. Диппера, в домашнем текстильном производстве к концу XVIII в. было занято вместе с семьями 680 тыс. человек, еще 40 тыс. занимались другими ремеслами.

Правительства и просвещенные писатели XVIII в. видели в мануфактуре действенное средство экономического прогресса, борьбы с бедностью и незанятостью населения, с его пауперизацией. Но это ожидание не всегда оправдывалось. Бедность низших слоев населения, как писал Фиргауз, хотя и не была преодолена домашним ремеслом и мануфактурой, но без них она была бы еще большей.

Социальная структура городского населения во многом обусловливалась теми специфическими функциями, которые выполняли разные города. Некоторые прежде значительные и оживленные города не восстановили своего былого значения после Тридцатилетней войны; другие, такие как княжеские столицы (резиденции), гавани или торговые центры — поднялись; третьи превращались в политические или военные центры. В мелких городах при медленно растущем населении прежняя социальная структура практически не менялась.

Структура населения крупных торговых городов может быть представлена на примере Франкфурта-на-Майне. «Городовое положение» 1731 г. делило его на 5 категорий. К первой принадлежали старосты, судебные заседатели, члены магистрата второй скамьи, другие служащие управления, юристы, доктора и представители городского дворянства, чьи предки более 100 лет участвовали в городском управлении. Ко второй категории относились члены магистрата третьей скамьи, дворяне-иммигранты, крупные торговцы-оптовики и банкиры — как возведенные в дворянское звание, так и невозведенные — с капиталом не менее 20 тыс. талеров. Третью категорию составляли нотариусы, прокураторы, крупные лавочники и художники. В четвертую входили мелкие торговцы, торговая обслуга и ремесленники, а в пятую — поденщики и прислуга. Как видно, социальное преимущество принадлежало чиновникам-управленцам и патрицианским семьям, а не часто более состоятельному, но менее родовитому купечеству.