После Вестфальского мира Священная Римская империя германской нации состояла из более чем 250 территориальных княжеств, имперских графств, герцогств, епископств и аббатств, представленных в рейхстаге. Сохранялись также многочисленные владения имперских рыцарей. Даже духовные государства, чьи князья были избраны Соборным капитулом и не обладали наследственным правом, вели династическую политику и имели свой придворный штат, в котором немалую роль играли женщины. В больших государствах могло быть несколько дворов. Придворный штат полагался также некоторым членам правящей династии и отдельным чиновникам высокого ранга. Двор являлся своеобразным политическим организмом, показателем репутации того или иного государства. Дворы в абсолютистскую эпоху стали важной достопримечательностью не только империи, но и всей Европы.

Районирование дворов было сложным. На востоке, северо-востоке и юго-востоке, где находились крупные территориальные государства, их было немного, а на юго-западе, западе и в центре Германии — гораздо больше. В Швабии, Франконии, областях Верхнего и Среднего Рейна, Гессена и Тюрингии теснились многочисленные светские и духовные дворы. Различными были их политический вес, международный престиж и размеры. Отдельные дворы обслуживали сотни людей, в большинстве других их было несколько десятков.

К наиболее влиятельным и независимым князьям Германии принадлежали курфюрсты. Некоторые из них сами претендовали на имераторский титул. За ними шли герцоги, графы, князья-архиепископы, князья-епископы, аббаты и прелаты. Субъектами империи оставались также вольные имперские города и имперские рыцари — прямые вассалы императора.

Разными были затраты на содержание дворов. В течение XVIII в. везде наблюдалась тенденция к возрастанию расходов. К примеру, двор первого прусского короля Фридриха I, двор его честолюбивого сына Фридриха Вильгельма I и двор его внука Фридриха II весьма резко отличались друг от друга богатством и великолепием. Расходы на содержание дворов составляли, как правило, самую большую статью бюджета. Исключением была разве что Пруссия, в которой в 1740-е гг. около 80 % всех доходов тратилось на военные цели.

При всех различиях штат и ранжирование придворной знати и прислуги осуществлялись по единому образцу. В центре стоял монарх, князь-правитель; за ним на верхней ступени придворной лестницы располагались высшие чины, получившие свои места по наследству; потом — в евангелических дворах — придворные проповедники, а в католических — придворные исповедники (духовники); за ними лейб-медики, капельмейстеры, театральные интенданты, камергеры, конюшие, егеря, садовники, офицеры лейб-стражи и дворцовой гвардии, придворные художники, архитекторы, историографы, юнкера и пажи. Супруги князей, принцы и принцессы имели свои малые дворы с придворными дамами, воспитателями, инструкторами и учителями. Для обслуживания двора, содержания дворцового хозяйства и его охраны требовался персонал, в составе которого кроме слуг нередко находилось значительное число ремесленников и торговцев.

Двор представлял собой не только инструмент власти, но и особый жизненный уклад, подчиненный определенному церемониалу. В нем каждый имел точное место и выполнял функции, предписанные его нормами. Образ жизни, стиль поведения, культурные притязания, язык, на котором говорили придворные, — все это принадлежало другому миру, резко отличному от того, в котором жили подданные. При дворах процветала итальянская опера, а с ней итальянские музыканты и певцы, здесь все больше говорили на французском языке и одевались по последней моде. Символом монархической власти стали дворцы, строительство которых, особенно в первой половине XVIII в., шло невиданными темпами. В размерах и великолепии дворцов отражалось растущее абсолютистское самосознание и притязания на политическую значимость. Строили и украшали резиденции иностранные или обученные за границей архитекторы и художники. Итальянское и французское влияние сказалось при строительстве Дрездена, одного из самых значительных в художественном отношении городов-резиденций раннего XVIII в. Пример Версаля повлиял на архитектуру Потсдама.

Тот факт, что значительная часть прибавочного продукта государства тратилась на удовлетворение потребностей придворной верхушки, историки теперь не считают пустой расточительностью. В век абсолютизма эти траты служили политическим целям, а именно репрезентации власти, что, кстати, хорошо понимали современники. Кристиан Вольф, к примеру, писал, что если подданные признают величие короля как носителя власти и высшей силы в обществе, они должны признать и его право на такое устройство своего города-двора, которое демонстрирует эту силу и власть. Если общество согласно с тем, что каждый человек ест и пьет в соответствии со своим состоянием, носит приличествующую ему одежду и имеет соответствующее жилье, оно должно признать, что и король может есть, пить, одеваться и жить так, как того требует его величие. Стало быть, королевский стол по числу дорогих кушаний, великолепие одежд короля, дворец, в котором он живет, обязаны превосходить по величине и красоте все другие столы, одежды и здания.

Различия в ранге и богатстве между отдельными дворами было огромно. Но поскольку все они принадлежали к имперскому сословию, это различие могло быть уменьшено выгодными родственными связями, которым в рамках наследственной монархии придавалось огромное значение. Такую же роль играли браки. Нередко признавались нелегитимные и побочные связи, знатные титулы получали метрессы и их дети. Высокородные, но не самые значительные в рамках империи князья нередко претендовали на занятие европейских тронов. Таковыми были Виттельсбахи, боровшиеся за испанское наследство и поставлявшие королей на шведский престол. Представитель Брауншвейг-Люнебургского дома взошел на английский трон, а Гольштейн-Готторпский принц в 1761 г. — на царский трон в России. Немецкие принцессы выходили замуж за представителей всех правящих европейских домов, особенно успешно — габсбургские эрцгерцогини. Со своими многочисленными правящими аристократическими дворами Германия превратилась в почти неисчерпаемый источник династических связей. Конфессиональные различия при этом успешно преодолевались, что же касается этнических различий, то они не играли никакой роли, ибо дворянское общество в целом и его правящий высший слой были в это время в Европе «интернациональными».

Своим количеством правящие князья, их семьи и их дворы составляли существенный социальный элемент Германии. Находясь на вершине социальной иерархии, обладая экономической и политической властью, они оказывали огромное влияние на все стороны жизни своих государств. Самым сильным и честолюбивым из них удавалось вывести свои государства в русло большой политики. Но главное поле, где их деятельность принесла ощутимые плоды, — это создание эффективного аппарата управления, чиновничества, в рамках которого нашли себе применение лучшие и наиболее образованные бюргерские и дворянские слои. Неслучаен вопрос, который задавал великий Лейбниц: «Не является ли огромное число дворов тем замечательным средством, благодаря которому так много людей имеет возможность подняться из пыли?»

В правовом отношении дворянство оставалось по-прежнему «феодальным», поскольку занимало определенное место в сеньориально-вассальной системе. По месту в этой системе оно делилось на имперское и земельное. К высшему дворянскому слою принадлежали имперские сословия или земельные монархи, среди которых первостепенное место занимали имперские князья. В то же время каждый имперский князь был сюзереном для своего земельного дворянства.

Имперские князья обладали разным политическим весом. Некоторые не имели даже значительного города, который мог бы играть роль столичного центра. Другие не владели единым земельным комплексом, а лишь разрозненными, не связанными территориально владениями. Политической фикцией было и продекларированное правовое равенство имперских сословий. Р. Фиргауз считает, что мелкие и мельчайшие государства, которыми владели имперские сословия, не имевшие своих вооруженных сил, вообще сохранились до конца существования империи только благодаря своей принадлежности к ней и соперничеству крупных государств, зорко следивших за усилением соседей.