Неожиданно его глаза сузились, будто на своем мольберте он увидел Кэрри, рождающейся заново. Он смолк и посмотрел на Кэрри из-под нависших морщинистых век. Почесал лысину, покрытую пигментными пятнами, закурил сигарету.
Рука его подрагивала.
— Похоже, на сегодня хватит, — сказал он.
Провожая Кэрри к выходу, он положил ей на плечо дрожащую руку и со странным выражением пробормотал:
— Какое красивое у тебя лицо. Хм… И глаза, глаза тоже красивые. Да-да. Ты ослепительно хороша собой.
«Это говорит уже не художник, — подумала Кэрри, — это говорит распутник с сорокалетним стажем, автор множества порнографических книг».
Он приблизился к девушке и взялся руками за ее лицо.
«Бедняга, — думала Кэрри, — он непоправимо стар. Я не сумею отказать ему. Не поцеловать его было бы жестокостью». Она должна проявить милосердие.
Все это время Роджер сопел и похрюкивал. «Бедный Роджер, бедный Роджер», — повторяла про себя Кэрри. Будто смыкались десятилетия, уходящие в туман и пыль прошлого пожелтевшие книжные страницы, засушенные цветы, салфеточки в кофейных пятнах — какая грусть. И этот человек, сморщенный и дряхлый, по-особому тощий — худобой глубокой старости, когда кожа приобретает ломкость мумии. Костлявые руки, цепляющиеся за нее в попытке обнять, хриплое дыхание, рвущее грудь… Какая грусть…
Так заканчивается жизнь, так нелепо выглядят к концу жизни былые великие любовники.
Кэрри порадовалась тому, что к концу близилась и работа над портретом.
Чарлин попробовала повернуться на правый бок, но ее пронзила острая боль под правой грудью. Ах ты, проклятая печень!
Она, Чарлин, должна валяться в этой мерзкой больнице, пожелтевшая и несчастная. Цирроз. Вот дерьмо! Зазвонил телефон.
— Чарлин, приветик! — раздался голос Долорес.
— Привет, привет! Как себя чувствует будущая мамаша?
— Да черт с ней, с мамашей! У меня все нормально, это ты больна. Расскажи, что с тобой приключилось?
— Печенка проклятая. У меня распухли ноги, и я переполнена жидкостью. Печень разнесло до диких размеров! Ну на черта мне понадобилось есть эти яйца?
— Какие еще яйца?
— Лесли повела меня обедать, а я, дура, заказала яйца по-бенедиктински. Такая глупость! Я же прекрасно знала, что у меня и без того перебор холестерина. Печень не выдержала, и теперь я вся ярко-желтого цвета.
— Что говорят врачи?
— Всякое дерьмо говорят. Не те анализы, не те энзимы — все у меня не то!
— Лапуля, а может, и правда пора сократиться с выпивкой?
— Шутить изволите? Они мне прямо сказали, что если я не брошу, мне конец! Ну, я решила, что раз все равно конец, так не один ли черт?
— Когда они тебя собираются выписать?
— По мне, так хоть бы и завтра! Но на самом деле, я думаю, что пройдет не одна неделя, пока они откачают всю эту жидкость из меня. Господи, ты бы видела, на кого я похожа! Одно хорошо — эта история помирила нас с Рексом.
— Да?
— У нас же произошел скандал — обязательный ежегодный скандал. Но он мне позвонил, и мы помирились.
— Надеюсь, ссора не из серьезных?
— Да нет. Обычная история. Раз в год мы обязательно скандалим, а потом обязательно восстанавливаем отношения.
— Слава Богу. Вот уж не хотела бы, чтобы вы с Рексом прервали совместную работу!
— Ладно, расскажи, как ты, лапка. Что новенького?
— Все в полном порядке. Хорошо бы, конечно, не таскать в себе такой груз — я же как слониха! Но после родов я сразу опять возвращаюсь к работе. Я приведу себя в наилучший вид, Чарлин, вот увидишь!
— Буду ждать с нетерпением, киска, — сказала Чарлин и бросила трубку, потому что боль снова пронзила ее как ножом.
Ева была загружена, как никогда раньше. Собеседования, телеигра, бесконечные приемы и, конечно, роман с Марта Саксом. Кроме всего, еще класс актерского мастерства и занятия тай-чи-чуань, над которыми Марта издевался. Марта утверждал, что дело не в каком-то там тай-чи — как его, — а в нормальной половой жизни — вот почему она просто сияет красотой и свежестью! Ева действительно неслыханно похорошела и расцвела. Однако она не видела оснований относиться с недоверием к Элиоту By, который уверял ее, что причина ее отличного самочувствия именно в занятиях: если только она будет регулярно делать ежедневные упражнения, то ее нервная система придет в состояние полнейшего равновесия и останется такой на всю жизнь.
В один из вторников после занятий Элиот пригласил Еву в китайский ресторанчик за углом.
— Нет никакой надобности в старении, — говорил он, проглядывая меню. — Организм этого не требует. Я сожалею только о том, что раньше не занялся тай-чи. Мне было пятьдесят восемь лет, когда я начал делать упражнения, но в результате постоянной практики я становлюсь все моложе и моложе.
— Я не могу поверить, что вам уже под семьдесят! — сказала Ева.
Элиот обнажил в улыбке свои желтоватые лошадиные зубы.
— Как вы относитесь к фу-чжоу с яйцом?
— Я не знаю.
— Советую попробовать. Думаю, вам понравится.
— Не возражаю.
Подошел официант, и Элиот продиктовал ему заказ. Опершись локтями о стол, он снова улыбнулся Еве и сказал:
— Вы мне рассказывали, что вас когда-то мучила проблема избыточного веса. Остаточные явления этого я вижу и сейчас. Состояние вашей нервной системы выдает склонность к тучности.
— Господи, этого еще не хватало! — всполошились Ева. — Почему вы так думаете?
Очки Элиота сползли на самый кончик его носа.
— У тела нет секретов от меня. Я по движениям человека могу все рассказать о нем. Но вам незачем беспокоиться, мы возьмем эту вашу склонность под контроль.
Он поправил очки и опять улыбнулся.
— Сколько времени это займет?
— Инь и янь должны быть приведены в состояние полного равновесия. Как только это произойдет, у организма не будет больше склонности к нарушению равновесия. Изучая ваш организм, я обратил сугубое внимание на…
— На что? — с жадностью спросила Ева.
Официант принес еду. Элиот подождал, пока тот расставит тарелки и разложит фу-чжоу, и только потом продолжил:
— Могу ли я задать вам ряд вопросов интимного характера?
— Конечно.
Еву немного встревожил и конфиденциальный тон Элиота, и серьезное выражение, появившееся на его лице.
— У вас есть близкий друг? Ева покраснела и кивнула.
— Я имею в виду человека, с которым вас связывают интимные отношения.
Ева покраснела еще сильнее.
— Я так и понял.
Не обращая внимания на дымящийся на тарелке фу-чжоу, Элиот поднял глаза к потолку и задумчиво поджал губы. Затем он внимательно посмотрел на Еву.
— Думаю, вам нужно позаниматься тантра-йогой, — изрек он.
— Тантра-йога? Что это?
— Особая разновидность йоги, известная только посвященным, тем, кто прошел ритуал инициации.
— Я вас не понимаю.
Очки Элиота опять сползли на кончик носа. Он снял их, подышал на стекла и тщательно протер салфеткой.
— Тантра есть метод, через который организм достигает равновесия. Уравновешивая действие инь и янь, тантра приводит в равновесие и нервную систему.
— Но я считала, что для этого предназначены упражнения тай-чи, разве нет?
— Конечно. Конечно же! — согласился Элиот. — Но мы заинтересованы в скорейшем достижении результатов, а использование приемов тантра-йоги в сочетании с тай-чи помогает этому.
Элиот вздел очки на нос и наклонился к Еве.
— Тантра есть нечто совершенно отличное от обычных половых отношений — того, что Запад понимает под половыми отношениями. Ну уж если быть до конца честным, то я должен вам сказать, что сексуальная практика Запада, как правило, для организма вредна.
— Вредна? — испугалась Ева.
— Совершенно верно, вредна. Обычные половые отношения разрушительным образом воздействуют на нервную систему.
Он доел фу-чжоу и аккуратно вытер губы.
— Что касается тантры, то она должна быть идеальна и для вашего здоровья в целом, и в особенности для полного устранения вашей склонности к тучности. Я вижу, что ваш организм требует этого особого метода.