— Да? — нежно спросила Долорес.

Генри переплел пальцы, явно собираясь с духом. Наконец он приступил:

— В течение многих лет я был женат на женщине, которую ненавидел. По многим причинам. Она была из богатой семьи, я же был беден… Это правда, я женился на ней ради денег. Но Хелен обладала всеми качествами, вызывавшими отвращение во мне: была толстая, от нее плохо пахло, ее скрипучий голос действовал мне на нервы. Я постоянно изменял ей. Пришел День, когда я понял, что больше не в силах с ней оставаться. Мы получили развод. К тому времени я уже достаточно прочно стоял на собственных ногах — благодаря ее капиталу. Я женился вторично, но не успели высохнуть чернила на брачном контракте, как моя вторая жена стала казаться мне похожей на Хелен.

Генри тяжело вздохнул и сильно закашлялся.

— От нее тоже плохо пахло, хотя прежде меня возбуждал запах ее тела. У нее был противный голос. Однако хуже всего было другое — выяснилось, что она пьет. Я потерял всякий сексуальный интерес к ней и начал искать себе развлечения на стороне.

Он посмотрел на Долорес взглядом побитой собаки.

— Все это так понятно, Генри, — сказала она. — Трудно испытывать романтические чувства в отношении алкоголички.

Генри отрицательно покачал головой.

— Нет, вы не понимаете. Я все чаще изменял Донне, а она все больше пила, и когда я возвращался поздно ночью домой, я заставал ее в состоянии ступора. Я дважды отправлял ее в загородные лечебницы, она некоторое время после этого держалась, но потом все начиналось снова. Однажды ночью я отправился к любовнице и домой вернулся около четырех часов утра. Вошел — и увидел Донну на полу в прихожей. Она напилась пьяной и упала с лестницы. Уже потом врач сообщил, что Донна пролежала без помощи несколько часов.

Голос Генри прервался.

— Она была мертва, когда я вернулся. Я убил Донну! Голос упал до шепота, лицо исказила страшная гримаса. Генри всматривался в Долорес, будто упрашивая ее сказать хоть что-то в свое оправдание.

— Генри, это же просто нелепость! Вы не виноваты в том, что ваша жена пила. Вы сделали что могли для нее, вы отправили ее на лечение, вы старались помочь ей!

— Это не так. Как вы не понимаете — я просто при сем присутствовал! Если бы я был дома в ту ночь! Прислуга ничего не слышала, было очень поздно, и все спали в своих комнатах в задней половине квартиры. Если бы я был дома, ничего бы не случилось! Но я отправился изменять Донне, значит, она погибла по моей вине.

Генри посмотрел в сторону и еле слышным голосом добавил:

— С той ночи я… у меня… появились сексуальные проблемы.

— Я вас понимаю, Генри, я могу себе представить, что вы пережили, — Долорес гладила его руки, стиснутые в кулаки. — Милый, не надо так терзать себя!

— Я… я таким мерзавцем себя чувствую! — выкрикнул Генри.

— Не надо, милый!

— Черт бы все побрал! Вы такая чудесная, прелестная и желанная, а что я могу вам дать?

Он стукнул кулаком по французскому кофейному столику работы восемнадцатого века.

Долорес привлекла Генри к себе и заговорила, утешая:

— Мой милый, мой дорогой, не надо переживать. Все будет хорошо, все восстановится. Расслабься, и все пойдет своим чередом.

— Да не могу я!

Она с неимоверным терпением старалась возбудить Генри, но он не реагировал на самые утонченные ее касания, на весьма совершенную технику феллатио, которой владела Долорес. После каждой новой попытки Генри тоскливо говорил:

— Это моя вина! Это я виноват. Господи, ну зачем юной красавице старый импотент, отвратительная старая развалина?

— Успокойся, мой милый.

Генри вскакивал на ноги, мерял шагами спальню и, кипя гневом, швырял что попало — иногда вещи очень дорогие — в мраморный камин.

— Ты ведь больше не захочешь прийти ко мне, правда? Каждый раз одна и та же фраза, без вариаций. Будто Генри ожидал, что Долорес на сей раз от него откажется, и хотел помочь ей в этом. Потом спальня Генри, громадная кровать — каждый раз одно и то же, никаких изменений. Однажды он не выдержал:

— Зачем ты возишься со мной? Ну, зачем? Скажи, зачем?

— Просто я тебя люблю.

— Это невозможно.

— Тем не менее, это так.

— Это невозможно, ну как ты можешь?

— Я люблю тебя, милый, и если бы ты только доверился мне…

— Я полностью доверяю тебе. Но я не могу понять, что ты нашла во мне, я же не могу удовлетворить тебя. Ты молодая женщина, у тебя есть потребности — как же ты можешь выносить меня?

— Милый, что тут непонятного? Моя любовь к тебе значит больше, чем физическое удовлетворение.

— Я не могу согласиться. Секс так важен! Женщине секс необходим и физически, и эмоционально.

Долорес ухмыльнулась про себя — интересно, что запел бы Генри, если бы узнал о ее дневных свиданиях с другими?

Генри тяжело вздохнул.

— Не знаю, должен ли я позволять тебе так растрачивать себя, Долорес. Это для тебя плохо кончится.

— Если бы ты доверился мне, — почти резко сказала она.

— Я тебе полностью доверяю.

— Если бы ты мне доверял, ты не был бы таким напряженным.

— Пойми меня, я напряжен из-за отсутствия разрядки!

— Тебе необходимо разблокировать свою психику. Ты не повинен в том, что она погибла. Она была алкоголичкой, и ты ничего не мог сделать с этим.

— Неужели ты не понимаешь, что в ту самую ночь я ушел к другой! Правильно говорят, что наши прегрешения к нам же и возвращаются. Теперь я импотент. Это возмездие за ту ночь.

Господи, до чего же он занудлив! И еще завел песенку про благородство и нежелание подвергать ее дальнейшим страданиям из-за того, что он не мужчина. Ясно одно: надо принимать меры, срочные меры.

Этот шанс не должен ускользнуть от нее, уйти как песок сквозь пальцы — ни за что! Долорес понимала, что реши она сексуальные проблемы Генри, он станет ее должником, и она сможет выставить ему любые требования. Надо срочно что-то делать.

Но что именно?

— Может быть, все-таки принести тебе поесть?

Рекс стоял в дверях, одетый на выход: кепка, прикрывающая уши, высокие сапоги.

— Спасибо, лапка, есть, совсем не хочется.

— Чарлин, ты же совершенно перестала есть.

— Времени на еду не хватает.

— Ну, как хочешь. Тебя не переспоришь. Но помни, я за тебя тревожусь!

— Не тревожься, любовь моя. Смотри-ка, у нас гостья. Долорес Хейнс!

— Привет, красавица!

— Мне не причитается ничего потиражного, Чарлин? Рекс, как идет жизнь?

— Не жалуюсь, кисуля, не жалуюсь! Я как раз собрался пойти пообедать. Оставляю вас вдвоем.

Рекс изобразил нечто вроде танцевального движения плечами и выскочил вприпрыжку. Чарлин подалась вперед.

— Ты фантастически выглядишь, Долорес. Меха на тебе просто потрясающие!

— Спиро успел купить мне это манто, прежде чем откинул копыта. Ладно, Чарлин. У меня проблема. Можешь выручить?

— Постараюсь.

Долорес посвятила Чарлин в тайну Генри Гаупта.

— Я потащилась в библиотеку и прочитала все, что могла, на тему мужской импотенции. Я даже договорилась о встрече с одним психиатром. Но боюсь, что это все пустое. Есть у меня предчувствие, что поможешь мне ты.

— Я? Каким образом?

— Где мне раздобыть афродизиак? Мощное средство, стимулятор типа того, который подмешивали в шоколад французские придворные, или, скажем, то, что применяют латиноамериканские индейцы.

— С чего ты взяла, будто мне известно, где его раздобыть?

— Чарлин, если есть человек в этом городе, который что-то про это знает, так это ты.

Чарлин громко прыснула:

— Ну ты даешь, Долорес! Я действительно могу оказаться тебе полезной, моя лапочка. Пару деньков подожди. Мне придется навести справки.

— Миллион благодарностей, Чарлин! Ты даже не представляешь себе, что ты делаешь для меня.

Долорес наблюдала за Евой, которая упаковывала два здоровенных чемодана.

— Ну что, малышка? Готова приступить к серьезной работе в Вермонте?

— Жду, не дождусь, когда приступлю. Долорес, представляешь, целых две недели! Я заработаю больше тысячи долларов!