Она только-только ступила на мостовую, как автомобильный сигнал заставил ее отпрянуть. Мимо пролетела сверкающая дорогая английская машина, в которой Ева успела увидеть красивую, элегантную девушку и мужчину внушительного вида. Девушка была едва ли старше Евы, но как она держалась, как явно была уверена в том, что по праву занимает это место. Внезапно Ева почувствовала себя жалконькой сироткой, тщетно старающейся навязать прохожим то, что их совершенно не интересует и не заинтересует никогда! Да как ей в голову могло прийти сравнивать себя с Кэрри или с Долорес?

Глаза Евы наполнились слезами. Она вернулась на тротуар и, ухватившись за фонарный столб, разрыдалась.

— Ф-фу! Ну эта нью-йоркская жара кого хочешь доймет! Долорес скинула туфли, расстегнула лифчик и, задрав подол, начала им обмахиваться.

— Я только что приняла душ и ожила! — сказала Кэрри.

— Мне надо сделать то же самое! Ну а потом как насчет девичника сегодня вечерком? Мой дорогой все еще валяется со своим вирусом. И потом, я со столькими перебывала в последние две недели, что можно и отдохнуть!

— Правильно! Куда же мы пойдем?

— Может, к Джино? Туда должен сегодня прийти один человек, которого я хотела бы прощупать. Да, Кэрри, почту приносили?

— Ничего интересного. Одни рекламные объявления.

— Ясно. Голливудский хрен так и не дает о себе знать, да? Забудь ты об этом выродке, вычеркни его из списка!

Долорес двинулась в ванную, по пути сбрасывая с себя одежду на пол.

Часом позже девушки сидели у Джино, поедая маникотти оссо букко.

— Я себя чувствовала последней идиоткой, — рассказывала Кэрри. — Представь, тебя приглашают в офис, там собирается десять человек, которые усаживаются в рядок и смотрят, как ты двигаешься. Ставится поп-музыка, и ты должна двигаться в такт и при этом выглядеть томной и упоенной, а они все изучают тебя, как будто ты экспериментальное животное!

— Дерьмо, так он и не пришел, — пробурчала Долорес.

— Девушек целая толпа, я никогда не думала, что манекенщицы в таком количестве ходят по рекламным конторам, все кажутся очень в себе уверенными, все отлично одеты! Я не рассчитывала на такую крутую конкуренцию!

— Тебе-то о чем беспокоиться? — усмехнулась Долорес. — Ты не хуже, а может быть, и лучше их. Вполне можешь постоять за себя, как и я! Мы же уникальны, каждая в своем стиле!

Долорес поразилась собственной доброжелательности и способности признать положительные свойства за Кэрри. Фокус был в том, что Кэрри начала ей нравиться и симпатия понемногу вытеснила зависть. Кэрри была существом настолько естественным, что к ней невозможно было плохо относиться — во всяком случае, долго.

— Есть идея, — объявила Долорес. — Не сходить ли нам на десерт в «Двадцать одно»? Там сейчас должно быть самое оно!

— Дамы, что прикажете? — остановили их на пути в бар.

— Я мисс Хейнс из Голливуда, а это моя подруга мисс Ричардс. Наши друзья Мел Шеперд и Р.Т. Шеффилд с побережья сказали нам, что если мы пожелаем зайти в «Двадцать одно», то, чтобы получить столик, достаточно сослаться на них.

— Сюда, пожалуйста!

Через несколько минут девушки уже пили кофе и рассматривали посетителей. Долорес заметила:

— Полный отпад, Кэрри.

— Здесь всегда так шумно?

— Ты посмотри вон на того — где он отыскал себе такую хрюшку? Богатый, явно богатый, я деньги чую на расстоянии!

— Красивый мужчина вон тот, около бара.

— Чересчур чистенький. Чистенькие всегда зануды. И не похоже, чтоб с деньгами.

— Возможно, что денег у него и нет, но он выглядит как человек, с которым хорошо поселиться вдали от города.

— Не для меня. Я от своей карьеры не откажусь, и я далеко пойду. У тебя тоже есть данные, Кэрри, неужели ты не стремишься к успеху?

— Для меня это скорей забава, ну и способ заработать на жизнь.

Долорес отставила кофейную чашку.

— Ну что, мы все увидели. Расплатимся?

— Ты покуриваешь? — спросила Долорес на обратном пути.

— Травку? Нет.

— Зря. Я думала, мы можем вместе кайф словить. А ты вообще-то пробовала?

— Попробовала однажды, когда ездила на выходные в Принстон. Мне не понравилось.

— А жаль.

Долорес призадумалась, потом медленно заговорила:

— Мы с тобой такие разные, Кэрри, как с разных планет. У нас совершенно разные представления о том, что хорошо, а что плохо, разные вкусы. Мы и хотим от жизни не одного и того же. Ты такая, как бы сказать, чистая, что ли, а я — ну я и есть я! Вот я хочу добиться в нашем бизнесе успеха, ты — нет. Мне нравится курить травку, нравится спать с мужиками…

Кэрри с изумлением уставилась на Долорес:

— Мне тоже нравится спать с мужиками! Что тут такого особенного?

— Ну, ты о'кей, Кэрри! Правда — о'кей!

В ателье Франко Гаэтано Ева приехала к концу дня, когда он должен был уже освободиться от работы. Ева робко переступила порог. Со всех сторон на нее смотрела белокурая модель и маленький ребенок, как выяснилось, — жена и малыш Гаэтано.

— Привет, я здесь! — окликнул ее Франко.

Вот он какой! Ева именно так себе его и представляла: итальянец из Калабрии, американец в третьем поколении, шумный и хвастливый, плотный, горящие черные глаза и черные как смоль волосы.

Сделав первые снимки, Франко остановился.

— Вот что, детка! Ты какая-то вся накрахмаленная, мне надо, чтобы ты расслабилась. Смотри!

Он быстро подвигал руками, ногами, потряс головой.

— Теперь ты!

Ева повторила его стремительные подергивания.

— Сойдет, киска! Дальше вот что: закрой ротик, закрой глазки. Ага, хорошо! Как только я приготовлюсь щелкнуть, ты сразу закрываешь и рот, и глаза… Мне нужно поймать вот это выражение нетронутости…

Потом Франко перешел к показу основных позиций ног.

— Как займешь правильную позицию, так все тело сразу приобретает единую плавную линию. С руками трудней, чем с ногами, потому что поначалу кажется, что руки некуда девать.

— Я знаю. Мне все время мешают руки.

— А ты о них не думай, детка! Тут главное — полностью расслабиться. Чтоб тело стало совершенно свободным. Представляй себе пушинки, облака, представь себе, что ты лебедь с длинной, гибкой шеей, плавно скользящий по озеру.

Закончив снимать Еву в полный рост, Франко перешел к ее лицу. Он потребовал, чтобы Ева спустила платье с плеч и дала ему полный обзор шеи. Ева охотно повиновалась.

Щелкнув несколько раз, Франко тяжело вздохнул:

— Не то. Не пойдет.

— Извините меня, — залепетала Ева, — я же… Франко в глубокой задумчивости рассматривал ее.

— Так. Иди в примерочную и снимай блузку и лифчик. Прикрыться можешь шарфом или полотенцем. Я буду снимать только до этого места. — Он показал на себе докуда. — Но мне нужна длинная линия шеи, как у газели…

Из примерочной Ева вышла в одной юбке и полотенце. Она была сконфужена, но, к полному своему изумлению, отметила, что кроме застенчивости испытывает и непонятное возбуждение.

— Требуется музыка, детка! — объявил Франко» — Чтоб настроение создать!

Ева заняла свое место под лампами. Почему-то ей все время лезли в глаза джинсы Франко, плотно обтягивающие его ягодицы, с бугорком спереди. Как странно, что она не заметила этого раньше! Поборов желание придержать полотенце руками, в чем не было никакой необходимости, Ева вдруг вспомнила отца: что бы он сказал, увидев ее сейчас?!

Франко раскачивал бедрами в такт музыке. Щелк!

— Отлично! — он снова спустил затвор фотоаппарата. — Киска, великолепно! Вот теперь ты выдаешь то, что мне от тебя и нужно было!

Щелчки следовали один за другим.

— Давай-давай, детка! Вот ты у меня какая! Потрясно! Конец света! Ну, еще, еще! Ах ты…

Ева всем телом двигалась в такт музыке, двигалась помимо своей воли и знала, что не может остановиться. Она чувствовала, как горячая кровь захлестывает ее, распаляет, гонит куда-то…

Франко бешено двигал бедрами.

— Ох, с ума сойти! Давай-давай, детка! Ну, дай еще, еще немножко. Вот так вот, вот так вот! Да-да-да, детка!