Получив гражданство, он приобрел нечто вроде запоздалого свидетельства о рождении. К этому времени он не только обезопасил свое будущее, но и фактически похоронил свое прошлое.

Все было так, словно он никогда не был венгром. И у него никогда не было ни матери с отцом. Ни сестры. Ни невесты Аники. Лишь однажды за все это время ему приснился кошмар о том, как он заблудился в слепящей снежной буре и никак не мог найти дорогу домой. Он даже сознательно избегал читать венгерскую прессу, если в этом не было крайней необходимости. Он был похож на Афину из греческой мифологии, вышедшую из головы Зевса в полный рост и во всеоружии. Только в случае с Джорджем его создателем был Генри Киссинджер.

Таким образом, Джордж Келлер начал свою карьеру в Нью-Йорке — для кого-то самом замечательном городе мира. Но он считал этот город всего лишь предместьем Вашингтона.

При выборе для себя нового гардероба он руководствовался главным принципом, основанным на его личной теории: если костюм сшит портным, то он лучше уже по определению. Узнав, кто был портным у недавнего президента Кеннеди, он заказал у него несколько костюмов — и все разного цвета.

Между прочим, он при каждом удобном случае склонял на свою сторону знакомых и друзей, убеждая их шить на заказ. Он, бывало, даже ворчал на Эндрю, с которым встречался иногда за обедом или во время игры в сквош в нью-йоркском Гарвард-клубе:

— Элиот, ты удивляешь меня до глубины души. Почему ты до сих пор покупаешь костюмы, а не заказываешь у портного? В конце концов, ты же многообещающий банкир.

— Я всего лишь стажер, — дружелюбно возражал его однокурсник. — Кроме того, нас, уроженцев Новой Англии, с детства приучали к бережливости.

Эндрю никогда не рассказывал, что двумя годами раньше, по достижении им двадцати пяти лет, он получил право пользования несколькими миллионами долларов своего трастового фонда. Впрочем, Джордж, со свойственным ему тактом, ни о чем и не спрашивал.

Работа у Рокфеллеров давала и другие преимущества. К примеру, доступ к билетам на концерты и в театр, которые обычно не купить ни за какие деньги. Не говоря уже о тех привлекательных и миловидных девушках, которые, как и он, тоже работали в «Комнате 5600».

Джордж пользовался всеми этими возможностями с огромным энтузиазмом. Он получал удовольствие, посещая блистательные премьеры оперных или балетных спектаклей, а также присутствуя на важнейших событиях театральной жизни города. Когда Фонтейн и Нуриев танцевали балет «Лебединое озеро», впервые поставленный молодым русским танцовщиком в Америке, у него был пригласительный билет. А в тот вечер, когда Дэнни Росси играл с Нью-Йоркским филармоническим оркестром Второй фортепианный концерт Бартока, Джордж сидел в ложе семьи Рокфеллеров рядом с очаровательной красавицей Салли Бэйтс, помощницей губернатора по городским делам.

Когда Дэнни вышел на сцену, Джордж не удержался и шепнул Салли:

— Надо же, все такие родные мне люди. Барток — венгр. А Росси — гарвардец. Мы с ним учились на одном курсе.

— Ты знаком с ним лично? — изумленно спросила она.

— Мы оба жили в «Элиот-хаусе», — уклончиво ответил Джордж.

— О, как интересно. А может, мы после концерта сходим к нему за кулисы и ты нас познакомишь?

— Мм, по-моему, не стоит, — как можно более учтиво сказал он, идя на попятный. — Я хочу сказать, Дэнни после выступлений всегда как выжатый лимон. Давай как-нибудь в другой раз.

Обычно спокойная атмосфера комнаты 5600 накалилась до предела в те дни 1964 года, когда Нельсон Рокфеллер заявил о своем участии в выборах кандидата на пост президента от Республиканской партии. Киссинджер так часто появлялся в Нью-Йорке, что Джордж недоумевал — когда же он успевает вести занятия в университете.

Номинально считалось, что Генри входит в избирательный штаб Рокфеллера в качестве советника по международной политике. Однако составление докладной записки с предложениями по этим вопросам он поручил Джорджу, тогда как сам уединялся с Роки в кабинете, где они обсуждали стратегию избирательной кампании.

Джордж в составе делегации сопровождения прибыл на Республиканский съезд в Сан-Франциско. И даже после того, как их патрон проиграл Барри Голдуотеру право выставить свою кандидатуру на президентских выборах, он остался помогать Киссинджеру в написании параграфов, касающихся международной политики для предвыборной платформы Республиканской партии.

В ночь подведения итогов выборов в президенты Джордж и Генри стояли в уголке, наблюдая вместе с притихшим залом в отеле за тем, как увеличивается разрыв между их кандидатом и Линдоном Джонсоном, обеспечившим себе сокрушительную победу.

— Что ж, Генри, полагаю, для нас игра окончена.

— Вовсе нет, Джордж, вовсе нет.

— О чем это вы? Они же переплюнули нас почти в два раза.

— Не нас, — откликнулся Киссинджер, — А только сенатора Голдуотера. И не забудь, демократам тоже понадобятся советы специалистов.

Про себя Джордж подумал, что его старый наставник всего лишь хорохорится и говорит так для виду. И Киссинджеру снова придется вернуться в учебные классы, а ему — в «Комнату 5600».

И все же три года спустя, в то время как Линдон Джонсон беспомощно увязал в смертоносных болотах Вьетнама, в офис министра обороны Роберта Макнамары пришел один круглолицый очкарик и представился профессором из Гарварда. Этот ученый человек сказал, что через определенные французские контакты он имеет возможность пересылать секретные сообщения северовьетнамскому лидеру Хо Ши Мину.

В Пентагоне были поражены. И к удивлению многих — но только, разумеется, не профессора, — там согласились сделать Генри Киссинджера секретным посланником.

Безусловно, по незначительным обмолвкам, которые Киссинджер иногда допускал в разговорах с ним, Джордж в конечном счете догадался, в какие игры играет этот мастер-стратег.

Как-то раз они непринужденно болтали о еде, и Генри вдруг сказал:

— Самые великолепные coquilles [58]я ел в «Пруньер» позавчера.

— Это где? — поинтересовался Джордж.

— Ах, в Париже, — довольно небрежно ответил Генри. — Я был там недолго, чтобы… передать письмо.

Джордж внимательно анализировал все услышанное, отделяя крупицы правды. Очевидно, Киссинджер в настоящее время участвовал в каких-то секретных переговорах от имени американского правительства.

Но он все еще не мог понять, почему администрации президента от Демократической партии нужно было использовать относительно безвестного профессора, который к тому же работал против них во время предшествующей предвыборной кампании? У них что, нет собственных контактов? Почему Генри?

Когда наконец всем стало известно о той роли, которую сыграл Киссинджер, Джордж отважился поинтересоваться, почему он тогда решил, будто кто-то воспримет всерьез его дерзкое предложение.

— Что ж, — ответил Генри, — я мог бы отмахнуться от тебя какой-нибудь цитатой из фундаментального труда Клаузевица «О войне». Но если тебе хочется знать неприкрытую правду, вот она: я просто подумал, что стоит попробовать. Существовало только два возможных варианта ответа, поэтому шансов у меня было пятьдесят на пятьдесят.

— О, — только и смог с благоговением произнести Джордж Келлер.

И подумал: «Это гениальный человек».

Изощренные принципы «реальной политики», которые исповедовал наставник Джорджа, абсолютно не вязались с наивной сентиментальностью его первого соседа по общежитию в Гарварде. Много раз, когда им доводилось обедать вместе, Эндрю просил Джорджа поставить диагноз эпидемии, настигшей государство. В начале июня 1968 года он был в совершенном смятении.

— Джордж, что происходит в нашей стране? Я хочу сказать, неужели эта война высушила нам всем мозги? Почему мы убиваем друг друга? Двух месяцев не прошло с того дня, как застрелили Мартина Лютера Кинга, и вот теперь Бобби Кеннеди! Ты можешь хоть как-то объяснить это безумие?