Короче говоря, подобные юноши встречаются крайне редко, и любой родитель мог бы только мечтать о таком сыне, а любая женщина — о таком возлюбленном.

Так и хочется сказать, что Джейсон Гилберт-младший был воплощением «американской мечты». Разумеется, многие люди думали именно так. Но внутри, под этой ослепительной внешностью, скрывался единственный небольшой недостаток. Трагический изъян, доставшийся ему по наследству от многих поколений его предков.

Джейсон Гилберт родился на свет евреем.

Его отец приложил немало сил, чтобы скрыть этот факт. Джейсон Гилберт-старший благодаря синякам и шишкам, которые он получал в своем бруклинском детстве, давно уяснил, что быть евреем — значит обрекать себя на трудности, которые не позволяют свободно вздохнуть. Жизнь была бы намного лучше, если бы все вокруг считали себя просто американцами.

Довольно долго он раздумывал над тем, как избавиться от неудобств, причиняемых ему фамилией. И наконец осенним днем 1933 года окружной судья своим решением подарил Якову Грюнвальду новую жизнь — теперь уже под именем Джейсона Гилберта.

Спустя два года на весеннем балу в загородном клубе он познакомился с Бетси Ньюмен — изящной светловолосой девушкой с веснушчатым лицом. У них было много общего. Они оба любили посещать театр, ходить на танцы, заниматься спортом на свежем воздухе. И что немаловажно, молодых людей объединяло полное безразличие ко всем ритуалам, которые предписывала соблюдать религия предков.

А чтобы их более набожные родственники, которые настаивали на проведении «подобающей» свадебной церемонии, не давили на жениха с невестой, они решили от всех сбежать.

Брак оказался счастливым, и радости в их жизни прибавилось, когда в 1937 году Бетси произвела на свет мальчика, которого они назвали Джейсоном-младшим.

Как только Гилберт-старший, сидевший в прокуренной комнате ожидания, услышал замечательную новость, он возликовал в душе. Отныне его новорожденному сыну не грозят никакие тяготы жизни, вызванные одним лишь фактом рождения от родителей-евреев. Нет, этот мальчик подрастет и станет полноценным членом американского общества.

К тому времени Гилберт-старший стал исполнительным вице-президентом стремительно развивающейся Национальной корпорации связи. Они с Бетси жили на зеленом участке в три акра, в растущем — и без всяких гетто — городке Сайоссет, на Лонг-Айленде.

Спустя еще три года у Джейсона-младшего родилась сестренка — малышка Джулия. Как и старший брат, она унаследовала от матери голубые глаза и светлые волосы — правда, веснушки достались только Джулии.

Детство у них было безоблачным. Оба ребенка буквально расцветали на глазах, благодаря режиму постоянного самосовершенствования, который придумал для них отец. Вначале они научились плавать, затем стали брать уроки верховой езды и тенниса. И разумеется, во время зимних каникул катались на горных лыжах.

Юный Джейсон страстно увлекся теннисом и готовился стать грозой всех теннисных кортов.

Вначале он занимался в спортивном клубе неподалеку. Но когда в мальчике открылись способности, что полностью оправдало ожидания его отца, каждую субботу Гилберт-старший стал лично отвозить своего многообещающего сына в Форест-Хиллз к тренеру Риккардо Лопесу, некогда побеждавшему в финалах на кубок Уимблдона и открытого чемпионата Америки. На протяжении всех тренировок счастливый папаша глаз не сводил со своего отпрыска — он подбадривал Джейсона выкриками, восторженно радуясь его успехам.

Семья Гилбертов намеревалась воспитывать своих детей вне какой-либо церкви и религии. Но вскоре обнаружилось, что даже в таком спокойном месте, как Сайоссет, невозможно жить в подобном состоянии неопределенности. Это значило быть людьми… второго сорта, что ли, или еще того хуже.

Удача еще раз улыбнулась им, когда поблизости построили унитарную церковь. Там их встретили тепло, хотя в жизни церкви они участвовали от случая к случаю. На воскресные службы почти не ходили. Рождество встречали на горнолыжных склонах, а Пасху — на морских пляжах. Но по крайней мере, они были приобщены.

Обоим родителям хватило ума, чтобы понять: не стоит воспитывать своих детей в духе потомков «истинных американцев» [3], прибывших в эту страну на корабле «Мейфлауэр» [4], иначе это когда-нибудь могло бы вызвать у них проблемы психологического плана. Поэтому они рассказывали сыну и дочери о том, что люди еврейского происхождения, как и любых других национальностей, подобно ручейкам стекались сюда из Старого Света, чтобы влиться в мощный поток, составляющий единое американское общество.

Джулия уехала учиться в пансион, но Джейсон предпочел остаться дома и посещать академию «Хокинс-Атвел». Он не желал покидать любимый Сайоссет, но особенно ему не хотелось лишаться возможности встречаться с девушками. Это являлось его излюбленным видом спорта — после тенниса, конечно. В нем он тоже преуспел.

По общему признанию, на уроках он не очень-то выкладывался, но отметки получал вполне приличные, что гарантировало ему поступление в университет, о котором мечтали оба, как сын, так и отец, — в Йель.

Это желание было вызвано как разумными причинами, так и эмоциональными. Йелец, в их представлении, это человек, в котором сочетаются три аристократических качества: хорошее воспитание, ученость и атлетизм. И Джейсон, казалось, был рожден, чтобы поступить туда.

Однако конверт, полученный утром 12 мая, оказался подозрительно невесомым — это сразу навело на мысль, что письмо, содержащееся в нем, очень короткое. И весьма неприятное.

Йель ему отказал.

Оцепенение Гилбертов сменилось возмущением, когда им стало известно, что Тони Роусон, который никак не превосходит Джейсона по успеваемости, а теннисный удар слева у него и вовсе никуда не годится, все же поедет в Нью-Хейвен.

Отец Джейсона настоял на том, чтобы директор школы, сам бывший йелец, немедленно принял его у себя.

— Мистер Трамбал, — требовательным голосом воззвал он, — может, вы объясните мне, почему в Йеле отказали моему сыну, а молодого Роусона взяли?

Седовласый наставник, попыхивая трубкой, произнес:

— Вы должны понять, мистер Гилберт, Роусон из династии йельцев. Его отец и дед — оба выпускники Йеля. Для университета это многое значит. Стремление сохранять традиции укоренилось там чрезвычайно глубоко.

— Хорошо, хорошо, — нетерпеливо остановил его старший Гилберт, — но, прошу вас, дайте мне правдоподобное объяснение, почему такой мальчик, как Джейсон, — великолепно воспитанный, замечательный спортсмен…

— Папа, прошу тебя… — перебил Джейсон, все больше и больше смущаясь.

Но отец упорствовал.

— Можете вы мне сказать, почему ваша альма-матер не желает иметь в своих стенах такого студента, как мой сын?

Трамбал откинулся на спинку кресла и ответил:

— Видите ли, мистер Гилберт, я не осведомлен о том, как проходило обсуждение кандидатур в комиссии по зачислению в университет на этот раз. Но мне доподлинно известно: в Нью-Хейвене любят, чтобы каждый выпуск был сбалансирован по качественному составу.

— По качественному составу?

— Да, знаете ли, — директор объяснял, сухо перечисляя факты, — при зачислении учитывается представительство по географическому принципу, преимущество имеют дети бывших питомцев университета — как в случае с Тони. Затем там следят, чтобы было представлено пропорциональное количество учащихся из средних и подготовительных школ, музыкантов, спортсменов…

Только теперь отец Джейсона стал понимать, что Трамбал имеет в виду.

— Мистер Трамбал, — поинтересовался он, сдерживаясь изо всех сил, — «качественный состав», о котором вы упомянули, — включает ли это понятие в себя религиозную составляющую?

— Вообще-то да, — ответил директор вежливым тоном. — В Йеле нет так называемых квот. Но у них при приеме есть, в некотором смысле, ограничение по числу студентов-евреев.