За время работы в аппарате правительства Джордж Келлер уже приобрел опыт подобных застолий. Впрочем, он так и не смог выяснить, за что русское посольство оказывает ему такие знаки внимания. Вначале он думал, будто им нравится, что он бегло разговаривает на их языке. Однако все их беседы проходили на английском. И никто при этом даже не понижал голоса.

Тем не менее согласно процедуре он представлял в ФБР специальную докладную записку, в которой содержался подробный отчет о том, какие темы затрагивались в каждом из имевших место разговоров.

То уважительное отношение, с которым относились к нему сотрудники советского посольства, не только не вызывало подозрений у компетентных органов, но даже повышало его статус в их глазах. Специалисты в Госдепартаменте и в ЦРУ считали эти контакты полезными, поскольку Джордж таким образом смог бы помочь когда-нибудь выйти на потенциального перебежчика.

Погода стояла хорошая, и Джордж пошел к ресторану пешком — через Пенсильвания-авеню и по 17-й улице.

Андреев, лысый мужчина средних лет, в бесформенном сером костюме, что сразу выдавало в нем русского, помахал ему рукой, приглашая к столику, где какой-то мужчина помоложе, одетый в синий пиджак и полосатый галстук, поднялся с места, чтобы поздороваться с ним за руку.

— Дмитрий Якушкин, Джордж Келлер, — представил их друг другу Андреев. И весело добавил: — Будь с ним повежливей. Он знает о Восточной Европе больше нашего.

— Постараюсь не ударить в грязь лицом, — сказал дипломат на безупречном английском языке.

Джордж сразу подумал: «Ну надо же: произношение у него почти как у меня».

— Что желаете выпить? — спросил Андреев. — «Кровавую Мэри» или коктейль с шампанским?

— У них здесь отличная русская водка, поэтому я буду «Кровавую Мэри».

Андреев показал три пальца метрдотелю, тот просто кивнул в ответ — объяснять ничего не понадобилось.

Разговор был чрезвычайно задушевным и исключительно поверхностным. Джордж сидел, выжидая, когда же его собеседники чем-нибудь выдадут себя.

Между тем, когда принесли creme brulie [66], Якушкин стал расспрашивать его, не собирается ли он съездить в Венгрию, ведь теперь, после принятия им гражданства США, это вполне осуществимо. И еще о каких-то несерьезных вещах.

Джордж с небрежным видом стал рассуждать — но без особого напора — о прелестях жизни в капиталистическом обществе и о том, как ему нравится вести светскую жизнь в Вашингтоне, где повсюду вас окружают красивые женщины. И Дмитрий вскоре сам в этом сможет убедиться.

Он заметил, как при этих словах у молодого человека сверкнули искорки в глазах. Может, перед ним — кандидат, размышлял Джордж. И возможно, он хочет выяснить окольными путями, насколько хорошо приживется здесь бывший коммунист, если станет перебежчиком.

Во всяком случае, это было его единственное заключение в докладной записке, которую он продиктовал своей секретарше, вернувшись после обеда.

Примерно около трех часов госсекретарь заглянул к нему в кабинет, сунув голову в дверь, и спросил:

— Ну, как?

— Вы оказались правы, Генри. Утиные грудки там просто великолепны.

Через пять дней Якушкин позвонил Джорджу в кабинет, «просто так», и снова заверил его в том, что был рад познакомиться. А вообще-то он хотел пригласить Джорджа вместе поужинать.

Они условились о дате и месте встречи — в любимом ресторане всех русских, с весьма подходящим названием «Ля рив гош» [67]на Висконсин-авеню. В коридорах Госдепа шутили, что это место единственное в своем роде. Почти все постоянные посетители ресторана — это агенты ЦРУ и КГБ, которые следят друг за другом и за тем, как одни следят за другими.

И снова они болтали ни о чем. Вот только напиток на этот раз заказали другой — марочное вино «Бордо», и довольно много. Оба сидели с беспечным видом, каждый старался казаться более пьяным, чем был на самом деле.

— Джордж, — словно между прочим, признался Дмитрий, — в этом городе все так дорого. А вам в департаменте хорошо платят?

— Неплохо, — сказал Джордж и потом добавил, вспомнив: — Тридцать шесть тысяч в год.

— А сколько это будет в рублях, вы знаете? — поинтересовался молодой русский.

— Вообще-то не знаю, — улыбнулся Джордж.

— Если честно, — засмеялся дипломат, — я и сам точно не знаю. Но сколько бы это ни было, — только между нами, — я бы предпочел, чтобы мне платили в долларах, согласны?

— А в Америке других денег и нет, — ответил Джордж, чувствуя, что они приблизились к теме, имеющей некоторое значение.

Джордж словно невзначай подал мяч на корт русскому:

— Скажите, Дмитрий, а вам с вашей зарплатой удается сводить концы с концами?

Последовало молчание. Два шахматиста смотрели друг на друга не отрываясь, а затем русский сказал со всей прямотой:

— Откровенно говоря, я как раз собирался спросить вас о том же.

И Джордж подумал про себя: вот козел. Он, оказывается, пытается завербовать меня. Неужели русские считают меня таким простаком?

И все же он не должен терять спокойствия.

— У меня с деньгами все в порядке, Дмитрий, — небрежно ответил он. — И запросы у меня скромные.

— Ну да, — согласился с ним его советский собеседник немного загадочно, — похоже, у вас все есть. И все-таки, может, мы могли бы вам в чем-то… помочь?

Джордж знал, что должен поддерживать игру.

— Это очень любезно, — сказал он почти шутя. — Но с какой стати ваше посольство хочет помогать такому человеку, как я?

— Потому что вы воспитывались в духе марксизма и, может быть, иногда испытываете ностальгию…

— Никогда.

— Я имею в виду не систему, а страну. Неужели вы не ощущаете, что в каком-то смысле лишились корней?

— Я — американец, — твердо заявил Джордж Келлер. Дмитрий оценивал его реакцию. Не спеша с ответом, он полез во внутренний карман и достал два тонких серебристых футляра.

— Сигару? — предложил он. — Гаванские. Нам присылают с дипломатической почтой. Готов поспорить, вы ни разу не пробовали таких, да?

— Нет, благодарю, — вежливо отказался Джордж. — Я не курю.

Ему хотелось, чтобы наблюдатели из ФБР заметили, что он даже не дотронулся до коммунистической сигары.

Якушкин закурил и стал пускать колечки дыма.

— Доктор Келлер, — заговорил он с нарочитой неторопливостью, — у меня есть кое-какая информация, которая может представлять для вас интерес.

От внезапной перемены в интонации русского Джорджу стало неуютно.

— Я всегда рад получить информацию от русского посольства, — ответил он, нервно посмеиваясь.

— Это связано с положением дел у вашего отца, — сказал дипломат. — Я подумал, вам бы хотелось знать, что…

— Я и так знаю, что мой отец — партийный функционер, — перебил его Джордж раздраженно.

— Я имею в виду состояние его здоровья.

— Он болен?

— У него рак легких.

— О-о. — Джордж помрачнел. — Жаль услышать такое.

— Это будет очень мучительно, сомнений нет, — прибавил русский.

— Что значит «мучительно»?

— Послушайте, — по-братски стал его утешать Дмитрий, — вы же являетесь специалистом по Восточной Европе, и вам хорошо известно, каков уровень медицинского обслуживания в Венгрии. У нас нет таких широких возможностей для лечения больных, как на Западе. И поэтому неизвестно, сколько времени он протянет. Может быть, один год. А может, и несколько месяцев…

Якушкин вздохнул, как уставший от жизни врач.

— Джордж, иногда из-за этой проклятой гонки вооружений проблемы людей отодвигаются на второй план. Если бы ваш отец в таком состоянии находился в Америке, ему было бы намного легче. Вы так далеко ушли от нас вперед в производстве… забыл это слово… анальгетиков.

— Уверен, у партийного руководства нет недостатка в западных лекарствах, Дмитрий.

— Правильно, — согласился русский. — Но мы-то с вами знаем, что должность, занимаемая вашим отцом, не настолько высока…