Так что с Квасьневским? Почему Валенса должен просить прощения за первую половину 90-х годов, а Квасьневский не должен объясняться за времена, бывшие на 10 лет позже?

Это риторический вопрос. Конечно же, рационального ответа на него нет. Есть ответ психологический. Оба брата стоят на постаменте убеждения, что все хвалы и почести этот плохой мир отдал другим. И об этих других никто ничего обидного не говорит. Зато о них можно сказать всё что угодно. И они с такой несправедливостью мириться не желают. Поэтому они будут говорить о других плохо, сколько им вздумается. Разве что эти другие не наступили братьям ни на какую мозоль.

Квасьневский не наступил. Даже наоборот. Передавая власть в 2005 году, президент Квасьневский с женой устроили торжественный приём для президентской пары, с ужином и всеми онёрами. Поэтому им сейчас не приходится отчитываться, и они могут на ноябрьском бале есть за одним столом с самим президентом Качиньским.

Валенса — другое дело. Он, действительно, многократно и без обиняков говорил разные неприятные вещи про обоих братьев. И за то был свергнут в адскую пучину. У братьев такая специфическая память, она хранит лишь те оскорбления, которые им наносят другие. А те, которые они сами нанесли, почему-то не записываются у них на диске.

Так что когда в своём интервью на телевидении Лех Качиньский называет Валенсу агентом, то это не считается. Хотя это говорит нынешний президент о бывшем президенте.

Что интересно — когда люди добиваются высоких постов, обычно к ним приходит чувство успеха. И они умеют возвыситься над старыми обидами. Но не в этом случае. Чем больше президент является президентом, а брат — сначала премьером, а потом лидером самой крупной оппозиционной партии и советником президента, тем старательнее они охотятся за обидами.

Незабытое письмо

Когда в 2006 году президент Качиньский отменил своё участие в саммите Веймарского Треугольника (если кто забыл — немецкая газетка тогда назвала Качиньских «картошками», и президент отомстил Германии, не поехав на саммит; впрочем, была ещё версия о желудочном расстройстве — прим. перев.), восемь польских министров иностранных дел написали по этому поводу короткое письмо. Самая резкая фраза в этом письме звучала так: «Отмена встречи на саммите без очень серьёзной причины — это пренебрежение к партнёрам. Следует сожалеть, что встреча была отменена». В самом письме фамилия президента Леха Качиньского не была упомянута. Это не было письмо кровожадных журналистов. Это была осторожная, написанная дипломатическим языком челобитная к неназванному по фамилии президенту, чтобы он соизволил встретиться с участниками Веймарского саммита. Однако президент счёл это оскорблением.

Через полгода Владислав Бартошевский, один из авторов письма, отмечал в Варшавском Замке своё 85-летие. Брат-премьер хоть цветы послал с формальным поздравлением. Президента, который в то время пребывал в Ирландии, журналисты спросили, не хочет ли он поздравить профессора Бартошевского. Лех Качиньский ответил так: «Если речь идёт о пане министре Бартошевском, то у меня такой принцип, что моё знакомство с особами, которые 3 июля прошлого года подписали некое письмо, закончилось». Президент сказал это о выдающемся человеке, солдате АК, сталинском узнике, человеке, который никогда не склонился перед недемократической властью. Да, злословье, в котором оказался повинен Бартошевский, написав письмо президенту, смывается кровью.

В жизни братьев вопросы чести играют столь важную роль и так сильно связаны с поведением других людей по отношению к ним, что влияют на политику государства. На деятельность ПиС. Канцелярии Президента.

Лететь или не лететь в Брюссель? Это вопрос чети. Дорн? Вычеркнем, потому что он плохо говорил о Ярославе. Госевского не вычеркнули, хотя он своими замечаниями об алиментах Дорна подвёл мину под Ярослава Качиньского. И хотя сам признался, что у него с бывшей женой спор из-за алиментов. Но Госевский всегда восхищён: ПиСом, президентом, лидером ПиСа. И даже если его сегодня спросить, будет ли он довольны председателем партии завтра, ответит, что непременно. И будет — на сто процентов. Такое же восхищение лучится из всех сотрудников президента. Поэтому что бы они не рассказывали, правду или выдумки о беседах с мировыми политиками, они не вылетят.

Страшные последствия бала у Валенсы

Ситуация Валенсы, скорее всего, ухудшится. Может так случиться, что его бал затим ноябрьский бал, организованный президентом Качиньским. 6 декабря в Гданьске должна состояться конференция «Солидарность для будущего» в 25 годовщину получения Нобелевской премии Валенсой. Ожидаются заграничные гости: руководитель европейской Комиссии Хозе Мануэль Барросо, Далай-лама, Фредерик де Клерк (бывший президент ЮАР) и другие лауреаты Нобелевской премии мира, канцлер Австрии, президент Франции, президент Израиля, бывший премьер Испании. Президента Качиньского, с которым по этому случаю хотел встретиться Саркози, в Польше не будет. Он как раз едет в Азию, хотя дата нобелевских торжеств Валенсы давно была известна.

Увы, если заграничных гостей будет много, если приедут они поздравить Валенсу, дорого это обойдётся Польше. Президент воспримет это плохо. А Лиссабонский Трактат не подписан. Злотый в зал ожидания евро — ERM-2 — не введён.

Разве что случится чудо, и президент Качиньский заметит, что он президент 38-миллионной страны. И перестанет заниматься своей честью.

Первый попавшийся пример ораторского таланта президента

Фрагмент выступления президента Леха Качиньского 18 октября 2008 года на открытии академического года в Люблинском Католическом Университете, который отмечал в этом году своё 90-летие.

«Девяносто лет — это в жизни высшего учебного заведения в государстве, которое как раз девяносто лет назад отвоевало независимость, уже очень много. Многие польские высшие учебные заведения, собственно говоря, их подавляющее большинство, имеют историю значительно более короткую, только университеты Варшавский, самый старший из наших, Ягеллонский, я должен назвать, может быть, на первом месте, но сам я из Варшавского университета, Вильненский, Львовский — тоже старше Варшавского, у них история длиннее, можно ещё назвать разные институты, такие, как Марымонцкий или Пулавский. Можно бы рассказать о Высшей Медицинской Школе или Юридической в Варшаве в период Княжества Варшавского, то, что позже было преобразовано в Варшавский Университет. Можно бы, конечно, называть в Галиции, если речь идёт о высших сельскохозяйственных школах, а также и другие примеры, но университет этот, в сущности, в нашей стране пятый, потому что лишь чуть позже была создана Пястовская академия, так, кажется, она называлась, которая через год превратилась в Познаньский Университет, известный нам сегодня как Университет Адама Мицкевича. Я мог ошибиться на несколько месяцев, но по большому счёту, примерно так выглядит история Польши университетской. Это учебное заведение в наших условиях старое в наилучшем значении этого слова».