20.13 Качиньский утверждает, что если телеканал TVN — пропрезидентский, то он — «высокий блондин».

Лех Качиньский в программе «Точка над i», транслируемой из Брюсселя, подтвердил, что премьер Туск сказал ему «Просить-то ты можешь».

— Я надеюсь, что с Туском вернёмся помирившимися., - сказал президент.

Он поминутно успокаивал ведущую Монику Олейник, которая прерывала его.

— Позвольте мне объяснить.

И всё время улыбался.

20.15 Президент и премьер вместе пойдут на ужин. Это не будет светский визит, такие встречи определяются как «рабочие». Президент отрицает, что на таких встречах имеется только одно место для представителя каждой делегации.

20.25 Начальник Канцелярии Президента Пётр Ковнацкий сообщил журналистам, что он, а также другие представители президента — госсекретарь и заместитель госсекретаря, Михал Каминьский и Мариуш Хандзлик — были лишены пропусков в здание, где происходит саммит ЕС.

— Пропуски, которые ждали нас, были по требованию нашего премьера отозваны в то время, когда мы ехали из аэропорта. Были выданы другие, но эти заблокировал министр Сикорский, — сказал Ковнацкий на брифинге, организованном во дворе, за пределами здания, где происходит саммит. Он добавил, что пропуски были «физически удалены» из пункта выдачи пропусков.

21.05 Президент Лех Качиньский и премьер Дональд Туск уселись рядом за ужином на саммите ЕС в Брюсселе. Перед этим они оба позировали для фотографии всех участников саммита.

Перед ужином лидеры позировали для традиционного снимка. Президент и премьер пришли вместе, встав на место, которое изначально было предусмотрено только для премьера. Это было нарушение дипломатического протокола, согласно которому президент как глава государства имеет право на место рядом с хозяином встречи, то есть президентом Франции Николя Саркози.

Согласно переданному фоторепортёрам графику, исправленному после прибытия президента Леха Качиньского на саммит, он должен был стоять слева от Саркози, а премьер Туск в заднем ряду справа.

Однако перед самыми съёмками службы Совета Европы убрали положенные в соответствующих местах карточки с польским флагом, и оба политика встали на место, предусмотренное для польского премьера в графике, переданном в среду утром, — в первом ряду, далеко на левом краю. Это место указал им шеф дипломатического протокола МИД Мариуш Казана.

21.07 После фотографирования Лех Качиньский обнял Дональда Туска, похлопывая его по спину, и оба они сошли с подиума для лидеров, разговаривая и улыбаясь.

http://www.rp.pl/artykul/9148,170871_Drewniany_karabin_.html

Bartosz Marzec Drewniany karabin

С Войцехом Альбиньским беседует Бартош Мажец

Бартош Мажец: Критики обращают внимание на то, что в литературе вы не говорите напрямую о своих переживаниях. В описаниях Африки, содержащихся в «Калахари» или в «Лидии из Камеруна», мы не найдём информации о вашем личном опыте. Сегодня вы впервые обратились к воспоминаниям. Но не затем, чтобы рассказать о Чёрном Континенте, вы говорите о Варшавском восстании. Каков его образ, сохранившийся в вашей памяти?

Войцех Альбинскьй: Я тогда жил во Влохах под Варшавой. Наш дом стоял метрах в ста от границы города. Граница шла по картофельным полям, и её трудно было обозначить. Однако, немецкие картографы справились с этим заданием. Так была проведена линия, за которой солдаты не имели причин убивать, насиловать и жечь. Во Влохах царило спокойствие. Руководитель АК в нашем районе не отдал приказа о начале боёв по одной простой причине — у него не было оружия. И это был голос разума.

Мне тогда было всего девять лет, но я прекрасно помню беженцев из столицы. Сначала их было немного — только те, кому удалось избежать смерти в массовых казнях на Воле. Потом варшавян появлялось всё больше. Они несли узелки с тем, что удалось сохранить. Пересказывали мрачные вести.

Я запомнил множество образов того времени, не всегда связанных между собой. Недавно я решил упорядочить их и записать. Когда я вспоминаю какую-то сцену, вдруг, к моему изумлению, оживает следующая.

Во Влохах, в особняке, окружённом парком, расположились казаки. Вид у них был впечатляющий. На голове — меховая папаха, на поясе — шашка. Как-то два казака постучали в нашу дверь. Я встал на стул, отодвинул засов. Они посмотрели на меня — маленького и босого. Ушли молча. Чего они могли хотеть? Кого искали?

Помню, как однажды проехали на велосипедах два немецких жандарма. У них были сине-зелёные мундиры, блестели характерные широкие бляхи. Они были вооружены винтовками и пистолетами. Медленно вращали педали, поглядывали по сторонам, улыбались. Говорят, власовцы провинились, и жандармы ехали, чтобы их застрелить.

Или другая сцена. В нашем местечке находились склады, куда немцы свозили награбленное в городе добро — мебель и картины. Книг не помню, наверняка, их сжигали. Именно во время восстания я получил в подарок первую в моей жизни детскую железную дорогу — слегка помятый поезд, который ездил по рельсам. Игрушку мне подарил эсэсовец.

Наверняка, накануне отобрал её у кого-то. У такого же ребёнка, как я. Немцы должны были сравнять Варшаву с землёй и послушно принялись выполнять приказ. Однако, Влохы находились за границами Варшавы. Там приказ не действовал.

Странное дело, никто из моих ровесников не боялся немцев, находившихся во Влохах. Мы бегали между их танками, ящиками с патронами, орудиями и гранатометами. Мы играли в войну. Из досок мастерили винтовки, прилаживали к ним вырезанные из автопокрышек резинки. Мы стреляли из этих винтовок кусочками проволоки, согнутыми крючком. Пульки летели на 50 метров. Эту игру нам как-то прервал офицер СС. Забрал оружие, прицелился в своего приятеля чином пониже и выстрелил ему в живот. Тот поморщился. Он ведь стоял на расстоянии шагов в двадцать. Тогда мой друг, хозяин винтовки, подошёл к пострадавшему и попросил отдать ему проволочную пульку.

Б.М.: И вы в самом деле не чувствовали страха? Несмотря на то, что знали о немецких преступлениях в Варшаве?

В.А.: Это странно, но мы не боялись. Во всяком случае, до 16 сентября 1944 года. Немцы начали аресты во Влохах. Задержали четыре тысячи мужчин. Из них две тысячи погибли.

Б.М.: Во Влохах дождались вы прихода Красной Армии?

В.А.: Да. Они приехали на танках. Я тогда спросил маму, радоваться ли мне. Она ответила: «Ты должен радоваться, что немцы удрали, но не должен радоваться, что пришли русские».

Б.М.: Некоторые смотрят на восстание как на античную трагедию, которой невозможно было избежать. Вы разделяете этот взгляд?

В.А.: Это, несомненно, была трагедия, величайшая в истории современной Польши. Однако, я считаю, что она не была неизбежна. Я уже слышал, что нельзя было не начать восстания, потому что жители столицы рвались в бой. Но где же было командование и правительство в изгнании? Они-то должны были сохранить трезвость мысли.