Отцовская власть — от Священного Писания, как царская — от Бога. Сыновья узнают его на фотографиях, спрятанных в Ветхом Завете. А за минуту до этого видели его в ракурсе, как на картине Мантеньи «Мёртвый Христос». Таким образом, родительский авторитет поддерживают и Ветхий, и Новый Завет, вся Библия. Такое обожание власти неприемлемо на Западе, но естественно в России. Режиссер отвергал домыслы критиков, что он изобразил отца в виде Сына Божьего; вроде бы само так получилось. Тем больше у нас причин для тревоги. Ибо это значит, что обожествление власти таится в подсознании, не доступное контролю разума.
«Возвращение» было создано на втором году правления Путина после ельцинской смуты. Оно выражало облегчение, но в то же время и страх за судьбу сурового властителя, что он погибнет, спасая своенравного демократа. Смерть отца в фильме показана как религиозная трагедия. Непослушание приводит к Богоубийству. Нет греха страшнее.
Обожение преступника
Русские умеют каяться с размахом, не жалея жизни, как в фильме «Остров» Павла Лунгина. Это чистой воды религиозная достоевщина. Вот монах добровольно работает истопником в монастырской котельной несколько десятков лет, до самой смерти, чтобы искупить преступление, совершённое в молодости. Взамен он получает дар излечения и ясновидения, становится святым старцем. Его персонаж выражает православную идею обожения человека в существо, подобное Христу. Как Христос отрешился от своего Божественного величия, сходя на землю, чтобы умереть на кресте, так человек должен отречься от всего, чтобы приблизиться к святости. Поэтому монах у Лунгина ничего не имеет, спит на угле, отрекается от славы, изображая всего лишь слугу старца, который всегда разговаривает с просителями из-за закрытой двери.
Однако, божественное безумие заключено в трезвые границы политического конформизма. За какое преступление монах кается столько лет, сколько жил Иисус? Во время Второй мировой войны он предал немцам и под страхом смерти застрелил своего командира. Разве России уже больше не в чем каяться? Преступления коммунизма равны преступлениям нацизма. В них сознательно принимали участие миллионы людей. Христианский дух велел бы русским покаяться в них. Доводивший до людоедства голод на Украине, сознательно организованный коммунистической партией в 30-е годы, система Гулага, гибель десятком миллионов жертв, Центральная Европа, оккупированная и отброшенная в развитии на десятилетия — не следует ли за это 33 года крестом лежать на скалах?
Если «Остров» выражает русский менталитет, то он обнажает национальный эгоизм, отрицающий истинное покаяние. Братство славян — это ложь, а православие — лишь азиатский племенной культ. Но может ли быть иначе, если костяк государственного аппарата составляет НКВД, начиная от президента, а сегодня премьера Путина? Высокая идея богочеловека будет прислуживать государственной пропаганде, пока Россия не возместит ущерб за коммунизм, как Германия за нацизм.
НКВДешник с Младенцем
Даже у офицера НКВД на дне души есть искра Божья! Об этом знает Павел Чухрай, автор фильма «Водитель для Веры» — о молодом солдате, который, затеяв роман с генеральской дочкой, сам того не желая, становится участником борьбы не на жизнь, а на смерть между высокопоставленными чиновниками. Год 1962, пик московской спеси. Через несколько месяцев СССР бросит вызов Америке, установив ракеты на Кубе. Парад Черноморского Флота — ностальгическая демонстрация могущества. Но этот колосс стоит на глиняных ногах, о чём свидетельствует нищета повсюду, кроме властных элит. Он держится на страхе, как грозные стены тюрьмы. Бездушная бюрократия разделяет братьев и сестёр, как скот. В конце фильма бандиты из КГБ преследуют молодого солдата, служащего в тех же органах, который убегает с ребёнком. В укрытии его находит командир, вынимает пистолет, целится в парня, а зрители видят… новую икону «НКВДешник с Младенцем». Офицер отпускает парня, вздыхая: «Поганая жизнь». Во время оттепели не стреляли ни в иконы, ни в младенцев. Но я не припоминаю немецкого фильма с кадром «Гестаповец с Младенцем». Чтобы создать такой образ, надо мыслить сердцем.
Для русских войны эротична в глубинном, духовном смысле. Культ трагической мужской дружбы насаждает «9 рота», наиболее советский из всех упомянутых в статье фильмов. Режиссер Федор Бондарчук посвятил его отцу, народному артисту СССР, создателю величайшей эпопеи того периода. Федор, достойный сын Сергея, не критикует нашествия на Афганистан. Он пробуждает лишь ужас и гнев из-за отсутствия заботы о солдатах. Империя требует жертв, когда Москва прикажет, надо идти на фронт. Тут нет простейших размышлений о приказе покорения соседней страны. Зато появляется персонаж в стиле Рембо среди муджахеддинов. Нашествие было глобально оправдано соперничеством с Америкой. Последнего солдата 9 роты принимает в отцовские объятия генерал.
А о войне в Чечне высказался Сокуров фильмом «Александра». Образ Матери-России, едущей для ясности на танке, прижимает к сердцу солдат, словно собственных детей. А чеченку приглашает к себе. Российский империализм имеет оттенок семейной сердечности.
Простор души.
Солдаты 9 роты прежде, чем отправиться в бой, забавляются в оргии с «Белоснежкой». Банда простаков, воодушевлённая впечатлительным сослуживцем, поклоняется шлюхе, словно Афродите. Сцена унижения и обожествления женщины показывает противоречие русской души. Это противоречие придаёт ей огромную динамику. Согласно учению К. Г. Юнга о бессознательном, молодая женщина, возбуждающая страсть в мужчине, является образом его женского аспекта. Она открывает ему путь к бессознательному и духовной полноте, поэтому он желает её. Не является ли поэтому образ святой шлюхи второй половиной русского мужлана с нежным сердцем? Это объяснило бы метафору Чухрая «НКВДешник с Младенцем», шокирующее соединение богородичного культа с обязанностью убивать на государственной службе.
Иррациональные образы этого типа восхищают людей Запада, где произошло разделение психических функций и подчинение их контролю разума за счёт ослабления жизненной силы. Незрелость становится козырем России. По мере того, как техническая цивилизация обедняет человека, русская душа станёт всё более притягательной, с её близостью к природе и в природе лучше всего находящей своё выражение.
Широко разлившиеся воды, луга бесконечные, дороги, бегущие вдаль, наполняют «Эйфорию» Ивана Вырыпаева, фильм о страсти, которая захватывает людей под бесконечно высоким небом. Они не понимают своих чувств и ни перед чем не останавливаются. Многие из нас познали непреодолимое желание и покорились ему вопреки долгу и угрызениям совести. Однако герои Вырыпаева не знают сомнений, они видят лишь преграды. Мужчины, запутавшиеся в любовном треугольнике, хотят поубивать друг друга. Только третий самец не намерен убивать, спариваясь с одинокой женщиной. Зато его хочет убить собственная жена. Страсти, как из Достоевского — с одной лишь разницей. Постсоветский человек не знает чувства вины.
Между Россией и Германией.
.
Партнёром для имперского кино был бы Анджей Вайда, если бы не поддался русскому гипнозу. Сокуров показал, что когда речь идёт о государственных интересах, нет ничего невозможного («Русский ковчег») или постыдного («Александра»). А в «Катыни» Вайда не посмел зачерпнуть из польского презрения к дикарям, которые ворвались в Речь Посполиту, или из вековечной вражды. Не были созданы кадры за миллион злотых с птичьего полёта, как две армии, Востока и Запада, окружают нас, столпившихся на мосту, метафора народа, загнанного в ловушку. Такие кадры формируют коллективное сознание. Вместо этого мы видим сочувствие советского офицера к польке.