— Есть движение, — сказал Пьер.

Дэнни сглотнул.

— Там?

Пьер кивнул.

Маркус переключил рацию на их частоту:

— Михаэль, ты меня слышишь? Мы на контейнеровозе. Возможное движение ниже. Держи сектор у правой стороны надстройки. Если кто-то выскочит на палубу и побежит к борту, мне не нужно, чтобы ты сомневался.

— Принял, — спокойно отозвался голос сверху. — Сектор держу.

Маркус сделал два шага вниз, остановился. Пьер шёл следом, ствол вниз, но готов. В тесноте стрелять легче и страшнее одновременно: попадёшь точно, но любой рикошет будет твоей новой биографией.

На следующем пролёте лестницы было темнее. Лампочка мигала, как будто ей тоже было страшно. Внизу коридор уходил вправо и влево.

Пьер уловил движение. Тень мелькнула и исчезла за углом.

Маркус не поднял голос. Он сказал ровно:

— Стоять. Руки. Выходи.

Тишина. Потом из-за угла показалась ладонь. Пустая.

За ладонью медленно вышел человек. Худой, мокрый от пота, в тёмной одежде, с глазами, в которых не было «сдаюсь». Там было «попробуй».

В другой руке у него что-то было. Не оружие. Маленький предмет. Металл.

Пьер узнал это раньше, чем мозг успел назвать. Чека.

— Стоять! — резко сказал Пьер.

Человек улыбнулся. Даже не улыбнулся. Он сделал вид, что улыбается. И пальцы на руке дёрнулись.

Маркус выстрелил первым.

Грохот в узком коридоре ударил по ушам. Пуля вошла в грудь, человек откинулся назад, ударился о стену. Но рука всё равно разжалась.

Маленький металлический кусок вылетел на пол и покатился, звеня так, будто у него была своя мелодия.

На секунду всё стало медленным. Пьер видел, как чека катится к его ботинку. Видел, как Дэнни открывает рот, но не успевает сказать ни слова.

Рено был наверху, далеко. Карим в другом крыле. Здесь были только они.

— Назад! — коротко сказал Маркус.

Это было не «отступаем». Это было «живи».

Они рванули вверх. Пьер схватил Дэнни за разгрузку, потому что тот на долю секунды завис. Не от трусости. От того самого человеческого ступора, который превращает мозг в мокрый песок.

Пьер дёрнул его так, что у того ноги подломились, но он побежал.

Взрыв был глухой, но в тесном металле он прозвучал как удар огромного молота по черепу. Воздух толкнул их в спины. Лестница дрогнула. Сверху посыпалась пыль и мелкая краска, как снег.

Они вывалились на верхний пролёт и упали на палубу, вцепившись в металл, как в землю.

На секунду в голове у Пьера было пусто. Потом вернулся звук. Потом вернулась боль в ушах. Потом вернулась мысль: «всё ещё жив».

Дэнни лежал рядом, глаза огромные, как у ребёнка.

— Ты… — начал он.

— Потом, — отрезал Маркус, поднимаясь. — Все целы?

Пьер быстро проверил себя: руки, ноги, кровь. Уши звенят, но это не смертельно.

— Цел, — сказал он.

Дэнни тоже кивнул. Лицо у него было белое, как соль.

По рации врезался голос Михаэля:

— Вижу дым у правого борта. Что у вас?

— Контакт с гранатой, — ответил Маркус. — Нейтрализован, но сработал. Мы живы.

— Принял.

Карим вышел из коридора, глаза напряжённые.

— Что это было?

— Тот, кто не хотел сдаваться, — сказал Пьер. — И хотел забрать нас с собой.

Карим посмотрел на Маркуса.

— Он был один?

Маркус выдохнул.

— Похоже. Но теперь будем считать, что нет.

Рено подошёл, глаза горят. Он услышал взрыв и, судя по лицу, его это даже чуть развеселило. У некоторых людей реакция на опасность такая: они становятся счастливыми, потому что наконец всё понятно.

— Ну, — сказал он, — я же говорил, что не люблю сюрпризы без моего участия.

Маркус посмотрел на него тяжело.

— Давай без шуток.

Рено замолчал. На секунду даже он понял, что тут не смешно.

Капитан контейнеровоза вышел на палубу, увидел их лица, увидел дым, почувствовал запах взрывчатки.

— Что ещё? — спросил он хрипло. — Вы сказали, всё будет…

— Я не говорил, что всё будет, — перебил Маркус. — Я говорил, что проверим. Мы проверили. Один из них был внутри. Теперь его нет.

Капитан сжал губы.

— Сколько у вас таких «внутри»? — спросил он. — У нас люди…

Маркус поднял руку, обрывая.

— Ваши люди сейчас под палубой. И это правильно. Дальше. Нам нужно ещё десять минут на проверку. Потом вы уходите на курс, который позволяет вам жить. Мы рядом, пока не убедимся, что лодки не вернутся.

Капитан посмотрел на море. На обломки, на людей в жилетах, на две лодки, которые болтались как раненые рыбы.

— А с ними? — спросил он.

— Это не ваш бой, — сказал Маркус. — Это и не наш суд. Мы дадим координаты тем, кто должен их подобрать. Если не подберут, море закроет вопрос. Вам главное не превращать свою палубу в суд.

Капитан тихо выдохнул. В его глазах было то, что Пьер видел тысячи раз: облегчение, смешанное с виной. Люди всегда чувствуют вину, когда выживают. Как будто выживание требует оправдания.

— Я не хотел, — сказал капитан.

— Никто не хочет, — ответил Пьер. — Но вы живы.

Маркус повернулся к своим:

— Проверяем оставшееся. Пьер, ты со мной. Дэнни, дыши и работай. Карим, Рено, добиваете свой сектор. Потом обратно на катер.

Дэнни сглотнул и кивнул. Он держался. Пьер видел, как его взгляд стал другим: не «мне страшно», а «я понял». Это было хуже, чем страх. Понимание остаётся.

Они пошли дальше. Внизу коридора, куда ушёл взрыв, воздух был тяжёлый, с металлической гарью. На стенах чёрные точки. Осколки. Пьер видел следы: человек был реально готов умереть. Не ради денег. Не ради выкупа. Ради того, чтобы оставить после себя в мире дырку, в которую упадёт чужая жизнь.

— Вот почему я ненавижу романтиков, — тихо сказал Рено, разглядывая осколки. — Они всегда думают, что их смерть что-то изменит.

Маркус посмотрел на него.

— А что изменит?

Рено пожал плечами.

— Деньги. И статистика.

Пьер ничего не сказал. Он думал о том, что этот «романтик» мог бы ещё пять минут назад быть на лодке с поднятыми руками. Мог бы выжить. Но он выбрал другое. Выбор тоже бывает оружием.

Когда они закончили проверку, прошло чуть больше десяти минут. Палуба контейнеровоза снова стала просто палубой. Не полем боя. Но в воздухе ещё висело эхо выстрелов и взрыва, как привкус, который не смывается водой.

Маркус вышел к капитану.

— Чисто, — сказал он. — Один контакт, устранён. Внутри никого больше не нашли.

Капитан кивнул, но кивок был не благодарностью. Скорее попыткой удержать себя в рамках. Его мир ещё дрожал.

— Спасибо, — сказал он всё-таки. — Я… я не знаю, как это…

— Это не надо знать, — отрезал Маркус. — Это надо пережить. Поставьте людей на посты, но без истерики. Пускай смотрят. Если лодки попытаются снова подойти, сообщайте. Мы рядом.

Капитан кивнул снова.

Карим подошёл к Маркусу, тихо, чтобы капитан не слышал.

— Береговая? — спросил он.

— Мостик уже отправил, — сказал Маркус. — Ричард будет счастлив. Ещё один файл, ещё одна бумажка.

— А лодка с водой? — спросил Пьер.

Маркус посмотрел вниз, на море. Лодка всё ещё держалась. Люди в жилетах теперь не размахивали руками. Они просто были. Это тоже форма капитуляции.

— Оставляем, — сказал Маркус. — Пусть их заберут те, кто обязан. Если никто не заберёт, это уже не мы их убили.

Рено усмехнулся.

— Красивое оправдание.

Маркус посмотрел на него холодно.

— Это не оправдание. Это граница. У каждой работы она есть. И если её нет, ты перестаёшь быть человеком. Ты становишься функцией.

Рено поднял ладони.

— Ладно-ладно. Функции тоже плачут по ночам. Почти.

Пьер спустился обратно на катер вместе с остальными. Металл трапа был скользким. Внизу катер качался, как нервная мысль. Марио сидел за рулём, смотрел на них так, будто каждый их шаг по трапу добавлял ему седой волос.

— Вы там что, фейерверк устроили? — спросил он, когда они прыгнули в катер.

— У нас шоу по подписке, — сухо сказал Джейк по рации сверху. — Вам просто повезло, что вы в премиум-версии.