— Было бы за что, расхерачил бы, — ответил Трэвис, затягиваясь. — Лучше перебдеть, чем недобдеть. Представь, если бы это реально были пираты, а мы сидели бы с членами наперевес и думали: «А вдруг это рыбаки?»

— Справедливо, — согласился Рено.

Джейк усмехнулся.

— Зато представляю, как эти рыбаки нам махали. Типа: «Хей, белые люди с автоматами! Хотите рыбки?» А мы на них — прицелы, пулемёты, снайперские винтовки. Они, наверное, решили, что третья мировая началась.

Трэвис засмеялся.

— Может, они про нас легенду сочинят. «Однажды мы встретили корабль-призрак, полный вооружённых психов, которые целились в нас, пока мы ловили тунца».

— Ты и есть вооружённый псих, — буркнул Рено.

— Спасибо. Стараюсь изо всех сил.

Пьер молчал, пил воду. Слушал. Разговор обычный, послебоевая разгрузка. Смех, шутки, грубый юмор. Способ сбросить напряжение. Работает.

Дэнни отложил телефон, вздохнул тяжело.

— Можете шутить сколько угодно, — сказал он, и голос прозвучал жёстче, чем обычно, — но сегодня мы всё сделали правильно. Мы среагировали. Мы были готовы. Это наша работа. Мы здесь не просто так.

Джейк закатил глаза так сильно, что едва не уронил их на стол.

— О господи. Опять началось.

— Что началось? — Дэнни нахмурился, сжал челюсти.

— Ты. Твои речи про миссию и стабильность. Дэнни, дружище, мы здесь, потому что нам платят бабки. Всё остальное — маркетинговая хуйня для презентаций.

Дэнни покачал головой, наклонился вперёд.

— Нет. Это не маркетинг. Красное море — это ключевая артерия мировой торговли. Если пираты и хуситы начнут топить суда, встанет торговля. Цены на всё вырастут. Экономика пострадает. Обычные люди пострадают. Кто-то же должен обеспечивать порядок, пока политики в Вашингтоне и Брюсселе дрочат на камеру и строят из себя миротворцев.

Трэвис фыркнул так, что чуть не подавился дымом.

— Серьёзно? Ты реально веришь в это дерьмо? Дэнни, корпорации здесь ради бабла. Единственный порядок, который их волнует, — это порядок в их банковских счетах. Им насрать на людей. Они хотят, чтобы их контейнеры с китайским барахлом доехали целыми. Всё. Остальное — пиздёж. Нам платят, чтобы мы стреляли, если кто-то попробует эти контейнеры тронуть. Никакой высокой миссии тут нет и в помине.

— Но результат тот же! — Дэнни повысил голос, стукнул ладонью по столу. — Торговля идёт, цены стабильны, миллионы людей получают товары, еду, лекарства. Неважно, какие мотивы у корпораций. Важно, что мы делаем правильное дело.

Трэвис расхохотался.

— Ты забавный, чувак. Правильное дело. Мы убиваем голодных сомалийцев, которые хотят жрать. Это твоё правильное дело?

Лицо Дэнни побелело, потом покраснело.

— Они пираты, — сказал он сквозь зубы. — Они выбрали этот путь. Сами.

— Потому что других путей у них нет, — вмешался Карим тихо, но все услышали. Он сидел, обхватив руками чашку с чаем, смотрел в стол. — Сомали — разрушенная страна. Нет работы, нет правительства, нет будущего. Нет ничего. Пиратство — это способ выжить. Для многих единственный.

Дэнни повернулся к нему резко.

— Ты защищаешь пиратов?

— Нет, — Карим поднял глаза, посмотрел на него спокойно. — Я объясняю их мотивы. Для них эти суда — не торговля, не экономика, не стабильность. Для них это чужое богатство, которое проплывает мимо их берега. Миллиарды долларов на воде каждый день, а их дети голодают. Ты хоть понимаешь, как это выглядит с берега?

— Понимаю, — сказал Дэнни твёрдо. — Но это не оправдание. Они грабят. Они убивают моряков. Мы их останавливаем. Это справедливо.

Карим усмехнулся грустно, покачал головой.

— Справедливость — это вопрос точки зрения.

— Философия — это хуйня, — буркнул Трэвис. — Мне плевать на точки зрения. Мне платят — я стреляю. Если завтра корпорация скажет охранять сомалийских пиратов от кого-то ещё, я буду охранять пиратов. Работа есть работа. Никакой разницы.

Рено посмотрел на него.

— У тебя вообще хоть какая-то мораль есть?

— Конечно есть, — ответил Трэвис весело, широко улыбаясь. — Не убивай своих. Не предавай команду. Плати долги. Всё остальное — дрочево для интеллектуалов.

Джейк хихикнул.

— Ты хотя бы честный ублюдок. А Дэнни пытается себе доказать, что он герой из комиксов.

— Я не герой, — отрезал Дэнни, и голос дрожал от злости. — Я профессионал, который понимает контекст своей работы. В отличие от вас, дебилов.

— О, потекли слюни, — хмыкнул Трэвис. — Обиделся.

Пьер допил воду, поставил флягу на стол. Все посмотрели на него. Он молчал весь разговор. Редко говорит, но когда говорит — слушают.

— Контекст простой, — сказал он ровно, без эмоций. — Для тех, кто наверху, мы расходники. Цифры в таблице. На графиках и картах наших имён нет. Есть стоимость контракта, страховка, компенсация в случае смерти. Вот и весь контекст. Мы здесь не ради морали и не ради справедливости. Мы здесь, потому что чьи-то деньги и чьи-то интересы требуют, чтобы суда шли безопасно. Всё остальное — красивые слова для отчётов.

Тишина. Тяжёлая. Дэнни хотел что-то сказать, открыл рот, но промолчал. Сжал кулаки.

— Но это не значит, — продолжил Пьер, — что работа плохая или хорошая. Она просто есть. Мы согласились. Сами. Никто не заставлял. Мы знали, на что шли. И если завтра пираты нападут, я буду их убивать. Не потому что они плохие. Не потому что я хороший. А потому что это работа. И потому что если я не убью их первым, они убьют меня. Вот и вся мораль.

Рено кивнул медленно.

— Вот именно. Без соплей и без иллюзий.

Трэвис усмехнулся, салютовал Пьеру невидимым стаканом.

— Мне нравится, как ты мыслишь, француз. Чисто. По делу.

Михаэль, который молчал всё это время, вдруг сказал тихо, но все услышали:

— Проблема не в морали. Проблема в том, что война никогда не кончается. Ты думаешь: закончу контракт, вернусь домой, начну жить нормально. Найду работу, заведу семью, буду спать спокойно. Но не можешь. Потому что война не там. — Он постучал пальцем по столу. — Она здесь. — Постучал по виску. — Внутри. Она не отпускает. Никогда.

Все посмотрели на него. Михаэль говорил редко, но когда говорил — бил в точку.

— Ты про себя? — спросил Джейк осторожно, тише обычного.

— Про всех нас, — ответил немец. — Мы здесь, потому что не можем жить по-другому. Там, — он кивнул в сторону окна, в темноту, — мирный мир. Но он для нас чужой. Война — это дом. Единственный дом, который у нас остался.

Тишина затянулась. Тяжёлая, давящая. Потому что правда. Все это знали, но никто не говорил вслух. А Михаэль сказал.

Карим отпил чай, посмотрел в окно на чёрную воду.

— На берегу люди видят суда и думают: вот они, богатые корабли, а мы голодаем. Они видят нас и думают: вот они, наёмники, псы, защищают чужие деньги, чужие интересы. Они не понимают, что мы такие же бедные, как они. Просто с автоматами в руках.

Джейк хмыкнул.

— Глубоко. Но грустно, как похороны.

— Жизнь грустная, — сказал Карим просто, пожал плечами.

Трэвис затушил сигарету о край стола, встал, потянулся.

— Ладно, мужики, философский клуб закрыт. Я спать. Завтра снова смена, снова радар будет пищать, снова Ричард будет орать про контакты и скифы.

— И снова окажется, что это рыбаки с тунцом, — добавил Джейк.

— Пока окажется, — сказал Рено мрачно. — Но один раз не окажется. И тогда будет жарко по-настоящему.

Трэвис усмехнулся, развёл руками.

— Тогда будет весело. Спокойной ночи, девочки. Не описайтесь во сне.

Он ушёл, хлопнув дверью. Джейк потянулся, зевнул широко.

— Я тоже пойду. Устал как собака.

Дэнни встал резко, схватил телефон.

— Я на мостик. Проверю график смен на завтра.

Он вышел, не попрощавшись, не глядя ни на кого. Обиделся. Плевать.

Остались Пьер, Рено, Михаэль и Карим. Сидели молча. Столовая пустая, только гудел холодильник в углу. Лампы мигали иногда. Судно качало, металл скрипел.

— Он прав, — сказал Рено вдруг, глядя в стену. — Михаэль. Война внутри. Она не отпускает. Никогда.