«Левиафан Третий» погиб первым. Его правое крыло, откуда велось ведение огня, оказалось пробито. Он развернулся, чтобы прикрыть нас собой. Его ядро было перегружено. Он взорвался с мощью сверхновой, унося с собой три вражеских крейсера и половину их авангарда. Мы кричали в общий канал. Но никто не отвечал.

«Левиафан Первый» сражался до последнего. Когда ему перебили основную турбину и вышла из строя система охлаждения, его капитан принял решение войти в гущу их строя, тараня флагман Харонцев. Он прорвался — пылающим, дымящимся, слепым, но прорвался. И обрушил флагман. А вместе с ним — себя.

«Левиафан Пятый»… он не взорвался. Он умирал медленно. В нём вырубилась навигация, затем отключился щит, потом одна за другой погасли системы. Мы слышали, как экипаж всё ещё пытается вести бой вручную. Их голоса исчезали один за другим, пока не осталась только тишина.

Мы остались вдвоём.

Я помню, как второй и четвёртый Левиафаны, израненные, покрытые ожогами и пробоинами, двигались сквозь обломки вражеского флота. Мы пробивали себе путь вперёд, вгрызались в их ряды, словно звери, у которых отобрали стаю.

И мы победили.

Они отступили. Остатки их флота сгорели в атмосфере собственной планеты или ушли в гиперпространство, разбитые, рассыпанные.

Мы же… Мы не праздновали. Мы смотрели на тьму, где погасли трое наших. И каждый знал — это только начало.

Впереди была их планета. Их логово. Центр Харонской империи. У нас было два израненных титана. Почти не осталось резервов. Но у нас был шанс.

И боль, которая вела нас дальше.

Когда мы добрались до их планеты, мы всё ещё надеялись… Пускай слабо, пускай сквозь пепел, но надеялись, что разум возьмёт верх. Мы вышли с ними на связь. И в этот раз они ответили.

К нам пришла их делегация. Чужие лица, чужие жесты, чужие глаза, в которых не было ни страха, ни уважения. Только расчёт. Мы говорили. Мы пытались. Мы предложили им шанс остановить эту бойню, вернуть мир, спасти миллиарды жизней — и их, и наших.

Представители империи кивнули. И ушли.

А спустя двенадцать часов… удар.

Я видел, как горел Левиафан Четвёртый. Он не взорвался мгновенно. Он горел как факел. Огромный, золотой, хрипящий в общей связи. Я слышал, как кричали мои друзья. Видел, как оболочка корабля разрывается на части. Как его обломки летят в атмосферу, как падают модули, как гаснут огни.

Харонцы предали мир. Опять.

Это нельзя было оставить безнаказанным.

Я отдал приказ.

Наш последний залп… Я не знаю, что произошло. Что-то в самой природе этого удара было иным. Может, сработало что-то, о чём знали только инженеры. Может, слились эмоции, злость, горечь, скорбь и тысячи погибших душ. Но этот залп — уничтожил всё живое на их планете.

Не осталось ни флота, ни городов. Ни командующих, ни учёных. Ни воинов, ни детей. Тишина.

Мы остались одни на орбите разрушенной планеты. Собрали уцелевших и отремонтировали корабль. А затем… мы отправились домой.

Запомните!

Харонцы — завоеватели. Если они появились у вашего дома, значит они пришли вас завоевывать. С ними нельзя договориться. Никогда.

Ветры Ксенона, несущие в себе шепот далеких гор и аромат незнакомых трав, мягко обтекали шпили замка Астерия. Несмотря на суровую красоту, этот мир встречал прибывающих с присущей ему прохладой. На посадочной платформе, вырубленной в базальте, ждал сам Лорд Валериан Серхонт. Его внушительная и непоколебимая фигура была привычным зрелищем для тех, кто знал его. Стальные глаза внимательно следили за приближающимся челноком Дома Маликорн, пока тот не приземлился с глухим стуком, подняв облачко серой пыли.

Когда рампа опустилась и изнутри вышел Лорд Корвус Маликорн, на лице Валериана промелькнула редкая, искренняя улыбка. Два лорда, столпы Харонской Империи, были не просто союзниками — их дружба была выкована в пламени бесчисленных кампаний и скреплена годами взаимного уважения.

— Корвус! — голос Валериана был глубоким, как рокот камнепада. Он шагнул навстречу другу, и они обменялись крепким рукопожатием, полным невысказанных воспоминаний.

— Валериан, старый друг! Полагаю, ветры Ксенона по-прежнему пытаются унести любого, кто не держится крепко за землю, — с улыбкой отозвался Корвус. Его тонкий юмор прозвучал знакомым эхом.

Их путь вглубь замка Астерия пролегал через широкие, но строгие коридоры, выложенные тем же базальтом. Высокие своды отзывались эхом шагов, создавая не гнетущее, а, скорее, защищающее пространство. Вскоре они оказались в личном кабинете Валериана — сердце его власти и место, где принимались важнейшие решения.

Комната была просторной, с огромным арочным окном, откуда открывался потрясающий вид на простирающиеся внизу горы и плато Ксенона, теперь уже подсвеченные мягким сиянием большой луны Весты. Здесь не было показного богатства — лишь функциональная мебель из тёмного, полированного дерева и несколько частично свёрнутых карт звёздных систем на стенах. На массивном столе стоял графин с янтарным напитком — местным крепким элем — и две кружки.

Они устроились в удобных креслах у камина, где тихо потрескивали синтетические поленья, даря приятное тепло.

— Ну что, как твои дела, Корвус? — первым нарушил молчание Валериан, наливая эль. — Последний раз мы виделись на Великом Совете. Неужто твои торговые пути до сих пор доставляют столько хлопот?

Корвус усмехнулся:

— Мои торговые пути всегда доставляют хлопоты, Валериан. Но благодаря этому мы знаем, что происходит в каждом уголке Империи. И ты, как я вижу, по-прежнему держишь этот мир в ежовых рукавицах. Я слышал, на северных плато было небольшое восстание?

— Небольшое. Недоразумение. Местные жители иногда забывают, кто здесь хозяин. Но это уже улажено, — Лорд Серхонт сделал глоток, его взгляд скользнул к окну. — А ты, Корвус, как всегда, в курсе всех событий. И как тебе путешествие? Надеюсь, не слишком утомительно?

Они говорили о мелочах — о состоянии отдалённых секторов, о последних новостях с окраин Империи, о том, как их сыновья справляются со своими обязанностями, и даже о новом виде охотничьих дронов, которые Корвус недавно приобрёл. Разговор лился легко и непринуждённо, как у старых друзей, которым не нужно напрягаться, чтобы найти общие темы. Оба наслаждались моментом покоя — редкой роскошью для их положения.

Наконец, когда графин был почти пуст и тени лун удлинились на полу, Корвус поставил кружку на стол. Его взгляд стал более сосредоточенным, а лёгкая усмешка исчезла. Он посмотрел на Валериана, и в его глазах промелькнула та же проницательность, что и всегда.

— Итак, Валериан, — начал он, голос его стал чуть ниже, — мы проболтали о многом, и это было, как всегда, приятно. Но, если я не ошибаюсь, ты позвал меня сюда не просто ради дружеской беседы и элегических видов на Ксенон. Что такого важного ты хотел мне сказать, дорогой друг?

Валериан встал; его взгляд, до этого расслабленный, стал серьёзным и сосредоточенным. Он подошёл к дальней стене кабинета, где в нише был установлен скрытый голографический проектор.

— Ты, как всегда, проницателен, мой друг, — спокойно произнёс Валериан. Его пальцы мелькнули над панелью управления.

Комната погрузилась в полумрак, когда единственный луч света вырвался из проектора, заполняя пространство ярким, мерцающим изображением.

На экране появился Дракс, сын Валериана. Молодой, но уже с характерным для Дома Серхонта властным лицом, он держался с неприкрытым высокомерием. Его взгляд, полный тщеславия и желания доказать свою значимость, метался по окружению. За его спиной, на фоне чужого, незнакомого Корвусу мира, виднелись очертания величественного флагмана, носящего устрашающее имя «Карающий».

Изображение приблизилось, показывая планету из космоса.

— Посмотрите на неё! — голос Дракса, усиленный голографической проекцией, звучал надменно и самодовольно. — Наш новый трофей, дамы и господа! Отныне и вовеки — планета Леда, жемчужина в короне Дома Серхонта!