Хотя, может, у Перри замечательная тёща, и он с ней болтает каждый воскресный вечер.

Или, может, Перри и есть тот самый робот.

Остаток недели и всю следующую я работаю в полную силу — по графику, пока Джек в школе, методично расправляясь со списком задач, который у Перри, похоже, бесконечен. Работа простая, но только потому, что Перри невероятно скрупулёзен (и до обидного безличен) в своих инструкциях. Некоторые задания настолько элементарные, что я всерьёз задумываюсь: не потратил ли он больше времени на написание инструкции, чем заняла у меня сама задача.

И мне становится неловко. Ему и правда нужно платить мне за то, что я ищу пропавший счёт, который он мог бы найти за тридцать секунд обычным поиском?

Но потом я четыре часа гоняюсь за поставщиками фудтраков, которые до сих пор не подписали контракты на фестиваль урожая в Стоунбруке — и чувство вины улетучивается.

Всё это время Перри быстро отвечает на вопросы, всегда чётко и по делу.

И остаётся при этом холодным, как ледяная глыба.

Сначала это меня пугало. А теперь стало почти вызовом. Маленькой игрой: смогу ли я сломать лёд?

Лайла: Я собрала все предложения по поставке ящиков для яблок. Отправляю в приложении к письму. Пришлось жёстко торговаться, но я добилась снижения цены на 15% у всех поставщиков.

Перри: Хорошая работа. Спасибо.

Лайла: Все фудтраки и уличные торговцы подтвердили участие и оплатили взнос за фестиваль урожая. Я распределила время их прибытия, чтобы избежать заторов. Пришлось как следует «почистить кожуру», чтобы всё сложилось, но к одиннадцати утра, когда откроются ворота, все будут на местах.

Перри: Прекрасно.

Лайла: Сегодня днём я «выжала из себя весь сок», чтобы всё успеть, но теперь все счета от поставщиков за свадьбу Хэмилтон/Смит оплачены и разложены по папкам как надо.

Перри: Спасибо.

Стоило мне решить, что пора завязывать с каламбурами и вернуться к скучной, строго профессиональной переписке, как в почте Перри появляется личное письмо. Я сразу настораживаюсь — неужели это тот самый момент? У меня, наконец, появляется причина для настоящего звонка, не по делу.

Но, прочитав письмо, я уже не уверена. Если уж и начинать разговор с начальником, то точно не с драмы, которая за этим письмом явно кроется.

Письмо короткое, и хотя отправлено на рабочую почту Перри, оно явно не по работе:

ПЕРРИ

Я всё ещё жду, когда ты ответишь на приглашение на встречу выпускников. Надеюсь, мы сможем подойти к этому по-взрослому. То, что я теперь в ответе за всё, не значит, что тебе не стоит приходить. Ты заблокировал мои письма на личную почту? Они всё время возвращаются, поэтому я пишу сюда. Я приложила официальное приглашение, вдруг ты его не получил. Ответь, пожалуйста. И приходи.

ДХ

Я зависаю над окном чата. Обычно, когда клиенты настраивают доступ к своей почте, они создают фильтры — кто-то разрешает мне видеть всю входящую, кто-то ограничивает доступ только к новым или общим запросам. Всё, что похоже на личное, я могу просто перенаправить в приватную папку, к которой у меня нет доступа.

Наверное, это я и должна сделать сейчас. Но если кто-то достаёт Перри на личную почту, может, он будет только рад, если я возьму на себя общение с этим человеком и обеспечу дистанцию между ними.

Пока он онлайн, я пишу короткое сообщение:

Лайла: Доброе яблочное утро, мистер Хоторн…

Ох, Господи.

Мой мозг саботирует меня. Стираю. Начинаю заново. Бывают моменты для каламбуров — и это точно не он.

Лайла: Добрый день, мистер Хоторн. Пришло письмо по поводу какой-то встречи выпускников. Не хочу лезть не в своё дело, но письмо звучит… немного давяще? Если вы не хотите больше слышать от этого человека, я могу ответить за вас.

К моему — возможно, слишком бурному — восторгу, он отвечает сразу:

Перри: Давяще? В каком смысле?

Вместо того чтобы перенести письмо в приватную папку и навсегда потерять к нему доступ, я решаю пойти по старинке и просто пересылаю его напрямую, чтобы в случае необходимости сама могла отреагировать.

Лайла: Письмо переслала.

Я постукиваю пальцами по столу, ожидая ответа.

Проходит пять минут — ничего. Я открываю его календарь, сверяю даты с приглашением.

— Гостиница Гроув Парк, — читаю вслух. — Богато.

Быстро пролистываю остальное. Это встреча выпускников его школы. Пятнадцать лет. Значит, он всего на четыре года старше меня. Интересно. Я почему-то всегда представляла его постарше. А теперь, зная, что он ближе по возрасту, внутри проскальзывает лёгкий трепет. Четыре года — вообще-то не такая уж и разница. Хотя это, конечно, не имеет значения. Потому что Перри — мой начальник. И, возможно, женат.

Судя по формату, встреча включает ночёвку. Шик. Хотя сравнить мне особо не с чем. Я свою десятилетнюю встречу в прошлом году проигнорировала. Не хотелось пытаться втиснуться среди сияющих парочек и холостяков, наслаждающихся жизнью. К тому же в выпускном альбоме ради меня придумали новый титул — «Скорее всего, станет участницей American Idol». То, что я так и не поехала в Нэшвилл за мечтой, здорово охладило мой пыл к школьным посиделкам.

В календаре Перри никаких конфликтов. Встреча до фестиваля урожая и до открытия ресторана. Он вполне мог бы поехать. Хотя по тону письма понятно, что он явно не в восторге от этой идеи. Это не письмо «привет, помнишь меня?» — это письмо в духе «ты всё ещё не ответил».

Проходит ещё пять минут. И я начинаю жалеть, что ввязалась. Могла бы просто переслать и не высовываться.

Но раз уж разговор начат, отправляю ещё одно сообщение. Если после этого он не отреагирует, тогда отстану.

Лайла: Пятнадцать лет! Круглая дата. Хотите, я отправлю подтверждение? Я проверила ваш календарь — он свободен в даты встречи.

Ответ приходит почти сразу.

Перри: Я сам разберусь. Спасибо, что переслали.

И… на этом разговор окончен.

Почти.

Появляются те самые три точки, которые означают, что он снова печатает. И внутри поднимается волна надежды.

Перри: Сегодня ухожу пораньше, так что вы тоже можете завершать день пораньше.

Я выдыхаю. Это было почти как диалог. Но всё же почти.

Перри: И, Лайла… Я яблочно ценю ваши усилия на этой неделе.

Я чуть не ахаю. Он живой! Настоящий, мыслящий человек! И он заметил мои попытки добавить немного веселья в его день.

Но я всё же чувствую, как внутри включается механизм самосдерживания. Надежды — это хорошо. Но завышенные ожидания? Не стоит.

Один каламбур — ещё не дружба. Тем более что «дружелюбные подколки» нигде не прописаны в моих должностных обязанностях. Марли, конечно, не раз повторяла, что я сама вправе устанавливать границы в работе, ориентируясь на свой уровень комфорта. А у меня этот уровень гораздо ближе к «дружу со всеми», чем к «деловая и холодная».

Я встаю и потягиваюсь, радуясь, что наконец могу размять ноги после стольких часов за столом.

Окидываю взглядом нашу захламлённую гостиную. Наверное, стоило бы потратить пару часов на уборку после того, как мы сходим за Джеком, особенно учитывая, что у него сегодня тренировка по футболу, а потом уже точно будет не до этого.

Наш дом вполне просторный для нас двоих, но по общим меркам — крохотный. В теории, при таких размерах убираться должно быть проще. Но уборка стала одной из тех вещей, которые раньше казались простыми, а теперь ощущаются как непреодолимая гора.

В этом списке когда-то было всё: просто встать с кровати, почистить зубы, сварить кофе. Про душ или поход в магазин я вообще молчу. Я, честно говоря, до сих пор не понимаю, как мы вообще выживали в первые месяцы после смерти Тревора.

Сейчас всё стало легче. Почти всё. Но прошло уже достаточно времени, чтобы я наконец начала разбирать завалы сложных чувств, которые таскаю с собой каждый день. Например, мысль о том, насколько Тревор придавал значение чистоте дома. И тому, чтобы и Джек, и я всегда выглядели безупречно.