— Похоже, у вас был весёлый разговор, — говорит Перри.

— Знаешь ли ты, что пятилетние дети, которые играют в теннис в специальной дорогущей форме, ровно на ноль процентов чаще становятся профессионалами?

Перри кивает с видом полнейшей серьёзности.

— Полагаю, бабушка Джека не согласна с твоими исследованиями?

— Даже близко. Но, эй. Её деньги.

Перри откидывается назад, раскинув руку по спинке моего дивана, выглядя при этом чересчур расслабленным.

— Значит, мне стоит обидеться, что ты запихнула лицо моего брата за диван?

Я морщусь.

— Очень надеялась, что ты этого не заметил.

— Ну, по крайней мере, ты закинула к нему аптечку — она сможет обработать раны, если что-то случилось с его прекрасным личиком.

Последнее звучит почти как подкол. Как будто он дразнит меня за то, что у меня дома есть фото его брата. Что, в общем-то, справедливо. Но ведь журнал я купила не из-за Флинта.

Я сжимаю губы.

— Я купила этот журнал из-за тебя, придурок.

Он поднимает бровь.

— Обычно я People не читаю. Но увидела его как раз после того, как начала у тебя работать — когда ты ещё отвечал на мои сообщения одним-двумя словами. Хотела хоть что-то о тебе узнать.

— И как, получилось?

— Вообще нет. На четыре страницы — ни слова о семье.

Перри наклоняется вперёд, облокотившись на колени.

— Думаю, это намеренно. Ферма — место открытое. Даже сейчас сюда постоянно приходят люди, надеясь увидеть, где он вырос. И это при том, что он почти не говорит о нас.

Забавно. Когда я только устроилась работать к Перри, мысль о том, что я, может быть, увижу Флинта Хоторна вживую, вызывала у меня восторг. Но за последние недели этот восторг как-то поутих. Чем больше я узнаю Перри, тем чётче понимаю: он — единственный Хоторн, который мне действительно нужен.

— Хорошо, что теперь мне не нужны журнальные статьи, чтобы тебя узнать. Я, наконец, пробила твою каменную оболочку своим ослепительным остроумием и...

— И своими нелепыми каламбурами? — заканчивает он.

— Я бы назвала их блестящими каламбурами, но пусть будет так.

Я протягиваю руку и быстро сжимаю его колено.

— Ну что скажешь? Поехали? Говорят, в Эшвилле сегодня отличная вечеринка.

Он качает головой и усмехается.

— Всё ещё не уверен, что это хорошая идея.

— Да ну тебя. Будет круто. — Я встаю и протягиваю ему руку. — Я в это платье втягивала себя по миллиметру, Перри. Не могу же позволить всем этим стараниям пропасть даром.

Он берёт мою руку и позволяет себе подняться, но тут же останавливается, подтягивая меня к себе. Его рука скользит мне за талию, и вот я уже стою вплотную к нему, одной рукой держась за его, а другой — прижатая к его груди.

Он наклоняется, его губы почти касаются моего уха.

— Ни один сантиметр этого платья не пропал даром, — говорит он медленно, обволакивающе.

От его слов мурашки бегут по всему телу.

— Перри Хоторн, по-моему, ты сейчас флиртуешь со мной.

Он отпускает меня и подбирает мою сумку с дивана, направляясь к двери.

— Ты начала, — бросает он через плечо.

Я с возмущённым смешком.

— Это ещё как я начала?

Он останавливается и оборачивается. Его улыбка сбивает меня с ног.

— Ты надела это платье.

Отель Grove Park уютно устроился на склоне горы в самом сердце центра Эшвилла. И он, черт возьми, великолепен. Камины, в которых можно стоять в полный рост. Роскошные лаунж-зоны. Ухоженные сады, потрясающие номера и услуга парковщика. Всё это — на порядок выше того, к чему я привыкла.

Я нервничаю, когда вылезаю из машины Перри, но сам он выглядит абсолютно спокойно, как будто бывал здесь сотни раз. Я даже замечаю, как он незаметно передаёт чаевые парковщику — с такой ловкостью, что если бы я не следила за ним специально, то просто не заметила бы.

Внезапно до меня доходит, что я почти ничего не знаю о жизни Перри до того, как он вернулся домой, на ферму Стоунбрук. Когда он занимался консалтингом, неужели такие места были для него обычным делом? Где парковщики — это норма, где все в дорогих нарядах пьют дорогие коктейли и ведут важные разговоры с важными людьми?

В своём нынешнем наряде Перри выглядит вполне уместно в этом окружении. Но он так же естественно смотрится в фланелевой рубашке, кормя меня яблоками прямо с дерева. Интересно, какая версия себя самого ему ближе? Скучает ли он по той прежней жизни?

Я жду, пока Перри завершает регистрацию и передаёт наш багаж портье, который, как я понимаю, доставит его в наши номера. Мы проходим через шикарное фойе к бальному залу, где проходит встреча выпускников. Перед входом в зал стоит стол, за которым несколько женщин сверяются со списками и выдают бейджи с именами.

Шаги Перри замедляются, и я чувствую, как его тело напрягается рядом со мной. Я прослеживаю его взгляд — он устремлён на эффектную блондинку за столом. В руках у неё список, а вся её поза кричит о том, что она здесь главная. Вкупе с реакцией Перри этого достаточно, чтобы понять: перед нами — Джоселин. Его бывшая жена. И она невероятно красива.

Вся моя уверенность в том, что Перри давно и окончательно пережил развод, испаряется. Джоселин — ослепительна. Высокая. Стройная. Гладкие блестящие волосы без намёка на пушистость. Идеальные скулы. Маленькое чёрное платье, едва прикрывающее ноги, которые, кажется, начинаются у неё от подмышек.

Я… я не могу это вынести. Мои шаги сбиваются, и я хватаюсь за руку Перри, утаскивая его за массивную деревянную колонну, чтобы нас не было видно.

— Я передумала, — шепчу. — Мне кажется, это плохая идея.

Перри хмурится.

— Что случилось? Всё в порядке?

Я качаю головой, прижимаясь лбом к прохладному дереву позади себя.

— Ничего. Просто… музыка такая громкая, не находишь?

Музыка и правда доносится сквозь стены бального зала, гулкий бас разносится по вестибюлю. Но обычно громкая музыка меня не пугает.

Просто это совсем другое.

— Ты не хочешь идти из-за музыки?

Я не хочу идти потому, что его бывшая жена выглядит как главная героиня следующего блокбастера с участием его брата. Есть обычная привлекательность, а есть глянцевая, кинематографическая. Джоселин — стопроцентно из Голливуда.

Я выглядываю из-за колонны ещё раз, глядя на неё. Перри повторяет мой жест.

— Это она, да? — спрашиваю я.

Он проводит рукой по лицу.

— Это она.

— Перри, она не поверит, что ты действительно пришёл сюда со мной. Посмотри на неё. Ты был женат на ней. А теперь здесь с… со мной? Нет. Никто в это не поверит.

Пока я произношу эти слова, до меня доходит, как это звучит — будто я выпрашиваю комплименты.

— Лайла...

Я поднимаю руку.

— Мне не нужно, чтобы ты говорил, что я красивая, Перри. Я просто трезво смотрю на вещи. Я знаю, что не уродина, но она — совершенная.

Перри откидывается спиной на колонну рядом со мной, скрещивает руки на груди.

— Слушай, сейчас я скажу тебе пару вещей. И скажу в порядке важности, так что слушай внимательно.

Он легонько толкает меня локтем, и я не могу не улыбнуться.

— Слушаешь? — спрашивает он.

Я закатываю глаза, но на самом деле мне нравится, что он включает режим «босса»:

— Слушаю.

— Во-первых, ты гораздо больше, чем просто «не уродина». Ты красивая. И чем больше я тебя узнаю, тем красивее ты становишься. А теперь — пункт номер два: Джоселин красива… ровно до того момента, как открывает рот. Познакомься с ней поближе — и красота испаряется. Быстро.

Щёки пылают. Давненько меня никто так откровенно не хвалил. Не с тех пор, как я начала встречаться с Тревором. Хотя… нет, это не совсем правда. Была пара лет перед тем, как я забеременела Джеком, когда я буквально жила на солёных крекерах и воде с лимоном, чтобы влезть в платье, которое Тревор заставил меня купить для армейского бала. Я сбросила почти 12 килограммов и влезла в него. А он вдруг начал засыпать меня комплиментами.