Я снова провела платком по его лбу. Дракон приоткрыл глаза.

— Все будет хорошо, — сказала я серьезно.

— Не уходи…

— Я никуда не уйду. Я не позволю им забрать тебя.

Он что-то пробормотал в забытьи, бессвязное, но в его хрипе мне почудилось мое имя. Мои пальцы сжали его руку, и я почувствовала, как по щеке скатывается предательская слеза. Она упала ему на запястье и тут же испарилась с легким шипением.

Любовь. Оказалось, это не головокружительный полет, как в романах. Это — твердая земля под ногами. Это — решение. Решение бороться, решение защищать, решение быть рядом, даже когда страшно. Особенно когда страшно.

Я выпрямила спину, не отпуская его руки. Пусть яд пытается его сломать. Пусть интриги кипят за стенами этого дома. У него теперь есть я.

Легкое шипение. Я вздрогнула. Я от этого дома ей-Богу с ума сойду! Дядюшка Руперт — тот еще затейник. Теперь что, спальня Стива захочет меня сожрать?

Но шипение продолжалось. Фамильное зеркало в массивной бронзовой раме, до сих пор лишь пассивно наблюдающее за происходящим, покрылось рябью и начало постепенно меняться. Его поверхность, обычно искаженно отражавшая и без того искаженную реальность, помутнела, затем засветилась изнутри мягким голубоватым свечением. Шестеренки в раме завертелись с непривычной скоростью, издавая нарастающий гул.

Я замерла, не в силах отвести взгляд. Вместо нашего с Стивом отражения в зеркале проступили очертания другого помещения — знакомой комнатки, заваленной книгами и механизмами. А через секунду в зеркале появилось лицо. Энтон! Старый друг! Господи, благодарю тебя! Или кто тут вместо Создателя! Энтон!

Это что получается? Зеркало… оно было видеофоном? Все это время эта выскочка-вещь могла просто взять и позвонить? Ну, Стив! Ну приди только в себя, дракон недоделанный! Гордец! Нет бы с другом пообщался!

— Стиви, что у вас происходит? — тревожно заговорил Энтон. — Слушай, я понимаю, у тебя наверняка дел полно, но тут… Тут просто ужас, что… Стиви?

Он наконец-то заметил, что что-то не так.

— Агата? А где… — и тут его голос внезапно изменился: — Что с ним? — сухо спросил Энтон.

— Он… он умирает, — вырвалось у меня. Я думала, что это громко получится, но вышел шепот. Я прижималась к зеркалу, надеясь, что это не преграда, и я почувствую живое тепло друга. Но под руками была холодная зеркальная поверхность. — Его отравили. Друзья детства. На балу дали ему ампулу под видом лекарства. Сказали, это от бага избавит… Антидот найти не можем. Я почти все перепробовала… Он умирает, Энтон.

И заплакала.

— Агата, в Лодоне настоящая эпидемия сплетен! О том, что молодой лорд Флеймурн сошел с ума, что его драконья природа взяла верх, что он чуть ли не сжег пол-поместья и сожрал собственную жену! Особенно старается тетушка Барбари, не вылезает из салонов, льет крокодиловы слезы и вопрошает всех, что же ей делать с ее «бедным, больным племянником»! Она уже намекает на необходимость опеки! Я думал, это… большой план… а тут уже не план… С ним что? Он в забытьи?

Я рассказала все, что у нас произошло. Я кратко, но емко описала все: ссору, «лекарство», симптомы, наш поход в лабораторию и ужасающие результаты анализа. Я говорила быстро, опасаясь, что связь прервется.

— …и мы не можем найти противоядие! — закончила я, и мой голос дрогнул. — Анализатор выдает только состав токсина, но не антидот. Я не знаю, что делать, Энтон.

Энтон слушал, не перебивая, его лицо стало непроницаемой маской. Когда я закончила, он тяжело вздохнул.

— Вот же… Я всегда знал, что у нее совесть — как у парового пресса. Сплющивает все на своем пути. — Он помолчал, вглядываясь в меня. — Не смей плакать, Агата!

— Я пытаюсь, — прошептала я, сжимая кулаки.

— Значит, так, — решительно сказал Энтон. — Я выезжаю с ближайшим паровым экспрессом. Буду к утру. Пришли за мной экипаж на станцию к утреннему экспрессу, Агата.

— Ты знаешь, что делать, да? — с какой-то безумной надеждой спросила я.

— Я приеду. Я знаю, кто поможет. Все хорошо будет, Агата. Обещаю.

Сказав это, он резким движением руки разорвал связь. Изображение в зеркале поплыло и исчезло, оставив лишь наше с Стивом отражение. Я снова увидела его бледное, искаженное страданием лицо и свое — осунувшееся, с темными кругами под глазами.

Но самое главное, я вдруг и правда почувствовала облегчение. Энтон приедет и точно поможет. Он что-нибудь придумает, и все будет как прежде. Стив снова будет тихонько ругаться в кабинете на бумаги, и все пойдет по-старому…

Я подсела к Стиву и взяла его горячую руку в свои ладони. Было горячо, но мне все равно.

— Слышишь, Стив? — прошептала я. — Энтон приедет утром. Мы не одни. Ты только продержись. Пожалуйста, продержись.

Он слабо сжал мои пальцы. Но в этой едва уловимой реакции было больше надежды, чем во всех словах мира. Битва только начиналась.

С самого утра я как была как на иголках. Утренний паровой экспресс из Лодона прибывал на станцию “Пар Флэймурнов” в 8:00, еще какое-то безумное количество времени Энтону понадобится, чтобы доехать до поместья. Непростительные задержки! Мы со Стивом тащились по нашей дороге из бронзового кирпича часа три, если не больше. Сейчас я запрограммировала экипаж на самую быструю скорость из возможных и уже к десяти утра Энтон должен был быть здесь. Местный кучер (он гордо именовал себя управителем паровых кибиток) возмущался, но не сильно, экипаж пищал, вынужденный принимать мои команды, но все смирились. И теперь я ждала, еле сдерживая, чтобы не смотреть каждую секунду на часы.

Стиву было все так же плохо. Но не хуже. Это внушало надежду, а больше надеяться мне было и не на что.

Я нервничала. Смотрела на часы, вздрагивала от каждого шороха, прислушиваясь — вдруг Энтон приехал?

Часы показали 10:00; потом 10:05… 10:07…

Я прислушивалась. Но в доме стояла невероятная тишина.

Стив в забытьи не реагировал ни на что. Я с сожалением отпустила его руку и выскользнула из спальни.

Дворецкий-пылесос испуганно пискнул и прикрыл свои драгоценные контейнеры с собранной пылью. Хорошо, что пискнул — я бы его не заметила. Наступила бы еще…

Я уже спускалась в холл, когда услышала долгожданные звуки! Подъехавший экипаж оглушительно гремел колесами по брусчатке, пока я сбегала с лестницы, дверь открылась и я бросилась к входящему, забыв обо всех приличиях.

— Энтон, наконец-то! — бормотала я, обнимая нашего друга. — Наконец-то! Энтон, спасибо! Ты приехал. Энтон, ты настоящий друг.

Энтон, несколько обалдевший от такого проявления чувств, морщился, когда я слишком сильно сжимала его в объятиях, но молчал. И правильно, я в таком состоянии была, что вряд ли что-нибудь понимала и соображала.

— Агата, — наконец пробормотал он. И постарался аккуратно выбраться из моих объятий. У него не получилось, я вцепилась еще крепче. — Я тоже рад тебя видеть. Агата…

— Ой, я так тебя ждала! Энтон, у нас беда, слышишь? — бормотала я. — Хорошо, что ты приехал!

Сзади раздалось яростное покашливание. Энтон наконец набрался окаянства, отцепил меня, потряс за плечи и сказал громче:

— Агата, приди в себя! Я привез помощь, но…

— Привез он! — яростно проговорил женский голос за его спиной. — Принесся, ворвался, наорал, схватил и потащил на экспресс! Но знай я, куда и к кому — хрен бы у него получилось!

И тут я наконец заметила, что рядом с Энтоном стоит невысокая полная девушка в чепце и темном дорожном костюме. Брюки ей не шли, обтягивая массивные короткие ноги. Пиджак — по моде облегающий — был явно сильно заужен и несколько мал, топорщился и смотрелся нелепо. А вот ее карие глаза были чудесны. На что уж я девушка, но в них хотелось утонуть… или утопиться, потому что смотрела на меня незнакомая девушка с таким леденящим неодобрением, граничащем с яростью, что я отступила на шаг.