Торжественный прием миновал первые два этапа и решительно вступил в третий.

Тётушка Стива — дама с перьями, которые, по-моему, весили больше её самой, — решила устроить маленькую пакость проверку. Мило чирикая о чем-то, она подсунула мне под нос тарелку с блюдом, которое, как выяснилось, в здешней культуре парадигме символизировало нечто вроде испытания для «достойной невесты». В тарелке лежало что-то дрожащее, синих оттенков, и оно подозрительно напоминало желе, в которое забыли добавить сахар, зато не пожалели керосина.

— Ах, мисс Агата, — сладко протянула тётушка, — это традиция нашей семьи. Каждый, кто входит в нашу семью, должен съесть ложечку этого… деликатеса и улыбнуться.

Вся родня замерла, как будто ждала представления. Любопытство (а у некоторых и просто неприкрытое ехидство) читалось на их лицах столь явно… Я не поняла, они чего ожидали? Что я отпряну от тарелки и в слезах сбегу? Ну да, конечно, пусть и дальше ждут. Мне в детстве так двоюродные братья таракана подкидывали и колорадскими жуками пугали. И то я не сбежала. Буду я всякой фигни, тем более съедобной, пугаться.

Я взяла ложку, с самым серьёзным видом зачерпнула дрожащую субстанцию и с достоинством проглотила.

Да, это было ужасно. Да, я уверена, что так же мог бы пахнуть старый сапог, если его неделю мариновать в нефтяной луже. Но я улыбнулась так, будто только что попробовала торт из Парижа.

— Восхитительно! — произнесла я с театральным вздохом. — Пожалуй, это лучший десерт в моей жизни. Напоминает детство, знаете? У нас, в далёких краях, мы ели нечто похожее. Правда, в моём мире это считалось punishment для провинившихся школьников… Но традиции так сближают!

Зал сначала ахнул, а потом разразился хохотом. Смеялись все, кроме тётушки с перьями. Лицо у нее вытянулось так, будто она сама проглотила свою гадость.

После этого родня вдруг воспылала ко мне теплотой. Один из кузенов подмигнул и налил мне бокал вина «за смелость», а дядюшка с усами заверил, что у Стива «наметанный глаз, раз отхватил такую невесточку».

Тосты потекли рекой не хуже вина, и, к моему изумлению, вечер подходил к завершению и даже во вполне дружеской атмосфере. Даже тётушка, которая подходила ко мне с блюдом, смирилась и, кажется, решила, что я либо ненормальная, либо слишком хитрая, чтобы связываться со мной без предварительной подготовки.

К концу вечера лица у родственников заметно потеплели от алкоголя, а глаза — от моего потрясающего юмора и просто зашкаливающего обаяния (или, что более вероятно, от отчаяния, потому что, как я поняла, ни для кого не осталось секретом, что этого брака не избежать). Но всё же общее настроение было скорее благожелательное, чем враждебное. Дядюшка же с жабо и акульими глазками, прощаясь, пробормотал: «Ну… по крайней мере Стиву не скучно будет». Да-да, именно, это ж самое главное в браке!

И вот я, подливая себе третью чашку чая (не вина!), подумала: «Вот и состоялся мой экзамен. Если выдержала сегодня, значит, выдержу и завтра. Главное — чтобы дракон не решил однажды сам устроить мне собеседование».

Когда гости наконец разъехались, а дом опустел, я с облегчением сбросила туфли и рухнула в кресло.

Энтон с Стивом сидели за карточным столиком — ни дать, ни взять два заговорщика после удавшегося переворота.

— Ну, что скажете, господа дракон и бюрократ? — я подняла брови. — Я справилась с экзаменом?

Стив тяжело вздохнул, налил себе ещё вина из уже огроменной бутылки и буркнул:

— Ты их очаровала. Даже больше, чем меня. А это уже серьёзно.

— А я-то думал, что ты выдержишь максимум полчаса, — признался Энтон и улыбнулся уголками губ. — Но ты сыграла лучше, чем мы могли надеяться.

— Отлично, — я поджала ноги под себя. — Теперь можете официально заключить: Агата прошла проверку на выживаемость в дикой благородной среде. Я почти как новый вид животного. Единственное, что я не поняла, так это по какой причине вы так напиваетесь, сэр, — добавила я, грозно глядя на Стива.

Дракон поперхнулся и испуганно посмотрел на меня, потом на бутылку, потом снова на меня. И стакан поставил. Энтон сделал то же самое, не иначе как на всякий случай.

— Ну что, господа, родня убедилась, что я не безнадёжна, вы убедились, что я могу не только язвить, но еще и дипломатично язвить. А значит, свадьба у нас будет не скучная.

— Я бы больше переживал… — начал было Энтон, а потом махнул рукой и залпом допил вино в своем бокале.

— Не боись, — брякнула я, — солдат ребенка не обидит. Не пострадает твой друг, обещаю.

Стив икнул, Энтон крякнул. Вечер вваливался в ночь. Словом, все шло своим чередом.

И почему-то в этот момент я впервые за долгое время почувствовала себя… дома. Пусть даже это дом с драконами, бюрократами и мерзким синим желе.

Дни до свадьбы летят с неумолимой скоростью… Ничего не успеваю, реально. Эх, дорогой дневник, мои дни похожи на загнанных пони, которые даже в таком вот загнанном состоянии подгоняются вредным и усердным погонщиком. Иногда в моем воображении место этого самого погонщика занимает мой будущий дражайший муж-дракон, который, кажется, искренне верит, что мне жизненно необходимо предстать перед его родней в образе примерной невесты, а не в моём привычном виде: с волосами, забранными в примитивный хвостик и лицом человека, которому только что сообщили, что ближайшие сто лет он проведёт в компании дикой, пыхающей огнем ящерицы.

Товарищи, а как иначе? Иногда мне кажется, что странности сами липнут ко мне, как репей к юбке. Стоит только выйти из дома — и вот тебе, пожалуйста: на углу подмигивает рекламный фонарь, который уже третий день обещает скидки «только для истинных леди с приличной репутацией». Я каждый раз прохожу мимо, опуская глаза, а он с возмущением скрипит шарнирами и призывает меня одуматься и воспользоваться скидкой. А если б у него руки были — вообще страшно подумать! Мало мне стресса, так еще и печальный рекламный фонарь, оскорбленный моей неблагодарностью.

В ателье же творится ещё более занимательное безумие. Швейная машинка, на которой мисс Фригия работает с заказами (и конечно, с моим в первую очередь, ведь сам лорд Стив Флеймурн доверил ей эту честь) не просто шьёт — она еще рассуждает вслух, комментируя все действия, свои и чужие. «Ткань слишком дешёвая, стежки слишком длинные, узор старомодный», — я чуть не подпрыгнула, когда мне это доверительно сообщили, стоило мне пройти мимо. И ладно бы один раз. Но ведь каждый!!!! Каждый раз этот ядовитый механизм обругивает мое платье! И так по кругу. При этом машинка норовит прихватить подол моего платья или палец — будто мстит за то, что я смею дышать в её присутствии.

На улице, возле площади, меня сегодня обругал говорящий мусорный бак. Сначала я не заметила, что он разумный, и по привычке бросила в него яблочный огрызок.

— Ах вот как! — возопил бак сиплым голосом дурного комедианта. — Сначала меня используют, а потом даже спасибо не скажут! А знаете ли вы, барышня, сколько стоит мой самоочищающийся фильтр?

Я чуть не извинилась вслух, но вовремя одёрнула себя: ещё не хватало объяснять прохожим, почему я разговариваю с железной тумбой.

Но это не самая странная вещь, попавшаяся мне. Самую странную я встретила вчера в экипаже. Мне попался этакий экипаж-ворчун. Каждое мое действие комментировалось, и чуть не каждую минуту меня одергивали: «Не садитесь на край сиденья, барышня, я качаюсь», «Не хлопайте дверцей, у меня петли нежные», «Не вздыхайте так тяжело, у меня пружины от этого скрипят». Я терпела, конечно, закаленная тетушкой Барбари, но к концу пути мысленно готова была задушить и его, и ни в чем не повинную портниху, и моего незадачливого жениха, и Энтона, заварившего эту кашу.