Наконец, мужчины угомонились, перестали требовать то стаканы, то еду, то убираться с глаз (щаз, конечно). Я сидела в кресле и не спускала с них недовольного взгляда, как надсмотрщица, и думала: «Если эти двое продолжат, мне придётся готовить опохмельный бульон ведрами».

— Ну, ладно, — наконец примирительно заявил Стив, после четвёртого бокала. — Пусть будет так. Женюсь я, Энтон. Но я требую! Я настаиваю! Познакомьте меня с невестой.

— Она перед тобой, — сухо сказал Энтон, который не успел захмелеть настолько же, насколько благородный дракон.

Стив уставился на меня, словно впервые видел. Моргнул раз, моргнул два, потом театрально схватился за сердце:

— Святые шестерёнки... Так это и есть ты?

Я решила не вступать в спор и не объяснять, что я — это всегда я, и никакие брачные соглашения мою натуру не поменяют. Вместо этого поднялась, отобрала у джентльменов бутылку и сообщила:

— Всё, баронеты-алкоголики, спать.

Энтон попытался возразить:

— Но мы же...

— Вы уже! — отрезала я. — Завтра будете вспоминать, что именно, а мне лично вообще совершенно всё равно.

Под моим тщательным надзором и чутким руководством оба героя были отправлены в разные комнаты. Стива уложила прямо на диване в гостиной, накрыв пледом (его светлость храпел так, будто в нём поселился неисправный паровой насос). Энтона — в мастерской, там он и заснул, уронив голову на чертёж нового механизма.

А я... Я села за стол, открыла этот дневник и записала: «Иногда в жизни женщины наступает момент, когда ей приходится укладывать спать двух взрослых мужчин, словно детей. Один — её жених-дракон, второй — ее любезнейший хозяин, а по совместительству друг жениха. И оба ведут себя одинаково глупо. Вывод: звания, титулы и когти не спасают от глупости и пьянства». Сама прям поразилась своей пафосности и гениальности. Может, писателем стать? Рассказывать про паровые города и государства, небо, запакощенное дымом и дирижаблями, склизские от смога стены домов и тротуары…

Знаете, в какой-то момент мне даже стало смешно. Я вдруг поняла: да, всё это похоже на театр абсурда. Но — странное дело — я не чувствую тоски по дому. Я не скучаю по своей прежней жизни, где максимум драмы заключался в том, что у соседки опять убежал кот. Здесь у меня дракон, граф с трагическим лицом, Министерство с бесконечными шестерёнками и даже ужины под контролем изобретателя.

И знаете что? Я совершенно не против. Я даже счастлива…

Дорогой дневник!

Я всегда подозревала, что мужчины — существа, совершенно неспособные к радостям жизни, не склонные к тончайшим переживаниям и ощущениям. Но после вчерашнего угощения вином и прочими напитками, которые Энтон с благоговейным видом доставал из своего шкафа, я убедилась окончательно: их стойкость к механическим катастрофам несравненно выше, чем к банальному алкоголю.

Картинка сегодняшнего утра стоила того, чтобы её запечатлеть углём на пергаменте и повесить в раме над камином. Два величественных джентльмена — Его Светлость лорд Стив Флеймурн, граф Северных Часов, и мой благородный драконище (и пока ещё жених, как ни странно) и его лучший друг, гном и кузнец Энтон — сидели за столом, каждый в позе античного философа, только вместо свитков у них были кружки с водой, а лица выражали вселенскую скорбь.

Энтон, уткнувшись лбом в ладонь, выглядел так, словно его механизм вчера ночью сбился с настроек. Стив держался чуть достойнее, но это достоинство выражалось в том, что он вяло постукивал пальцами по столу, как будто пытался отстучать похоронный марш для собственной печени и этим неимоверно меня раздражал.

— Доброе утро, милорды, — сказала я с самой приветливой улыбкой, какую только могла изобразить в столь трагической обстановке. — Вы прекрасно выглядите. Прямо как два паровых двигателя на грани взрыва.

Оба издали стон, который с лёгкостью можно было принять за звук несмазанных шестерёнок.

— Агата… — пробормотал Энтон. — Ты слишком громко говоришь. Помолчи, женщина. Помолчи.

— Жене будете свои советы раздавать, мистер Энтон, — прошипела я и добавила: — а я ещё даже не начала, — и невинно похлопала глазами. — Но если хотите, могу перейти на оперный речитатив. Хотите? — грозно спросила я.

Стив приподнял голову. Его волосы, обычно уложенные с аристократической тщательностью, торчали в разные стороны, словно он всю ночь дрался с подушкой и проиграл.

— Леди Агата, — хрипло произнёс он, — в вас нет сострадания. И вы собираетесь стать моей лучшей половиной!

— Ах, напротив, милорд, — заявила я громко, и Стив поморщился. — Именно сострадание и заставило меня приготовить вам завтрак, — провозгласила я так, чтобы меня точно услышали оба и величественно водрузила на стол тарелку с яичницей, фасолью и хлебом.

Признаюсь честно: яичница получилась великолепная. Не в том смысле, что вкусная (хотя, возможно, и вкусная, я не проблвала), а в том, что я добавила туда всё, что нашлось под рукой: яйца, кусочки колбасы, лук, подозрительно хрустящий огурчик и немного красного перца — для бодрости духа. И вообще, что моим перцам портиться теперь? Получилось ярко, пёстро и… чрезвычайно ароматно.

Аромат, как оказалось, действовал на похмельных джентльменов хуже любой пыточной камеры.

— О, Создатель, — простонал Энтон, — что это?

— Завтрак, — невозмутимо ответила я. — Яичница по-агатски. Ешьте — и жизнь снова засияет.

Стив скептически посмотрел на содержимое тарелки, потом на меня, и наконец, обречённо вздохнул.

— Леди, — сказал он, — если я умру сегодня, внесите в летописи: причиной смерти стало ваше кулинарное вдохновение.

— Тогда вы войдёте в историю, — бодро отозвалась я. — Не каждый гном удостаивается столь оригинальной эпитафии.

Я гордо поставила перед ними ещё тарелку — с поджаренными тостами, густо смазанными вареньем. Тёмно-рубиновое варенье было единственным, что не вызвало подозрений у моих подопытных. Энтон, с мученическим видом, намазал себе кусочек и попытался откусить.

— Слишком сладко, — простонал он. — Убей меня сразу.

— Я подумаю над этим предложением, — ответила я. — Но сперва вы должны съесть хотя бы половину.

Стив, к моему удивлению, проявил больше стойкости. Он аккуратно отломил кусочек тоста, сунул его в рот и даже кивнул:

— Терпимо.

— Видите! — обрадовалась я. — Вот это настоящий мужчина.

Энтон мрачно зыркнул на него, словно хотел напомнить, что настоящий мужчина вчера предлагал другому бокал за бокалом. И вот он, результат: похмелье и злобная Агата.

Они оба выглядели как школьники, которых наказали за шалости и велели остаться после уроков. Сидели над тарелками, кривились, пили воду — мне приходилось наполнять литровый кувшин не менее трех раз, клянусь! Мужчины пили и бормотали что-то невнятное. Я чувствовала себя в роли строгой гувернантки, которая кормит капризных мальчишек кашей.

— Кстати, — начала я непринуждённо, — вы оба должны извиниться перед мебелью.

— Что? — одновременно спросили они.

— Вчера вечером один из вас пытался танцевать с креслом, а другой декламировал ему любовные признания. Кресло в шоке.

Стив побледнел. Энтон закашлялся.

— Это был он, — сказали они в унисон и ткнули пальцами друг в друга.

Я едва удержалась, чтобы не расхохотаться. Вот они — наследники титулов, мастера механизмов, вершители судеб, а спорят, кто обнимал кресло.

— Ладно, — великодушно сказала я. — Пусть кресло забудет. Но если завтра его ножки начнут хромать, знайте: это ваша вина.

Завтрак завершился тем, что оба джентльмена кое-как справились с яичницей и фасолью, закусили и тостами, после чего повалились обратно в кресла. Я, разумеется, гордо поставила галочку в своём личном списке побед.