«Ты видишь суть, скрытую под слоем любезностей. Ты права. Защити своего дракона. Он слеп там, где ты зряча. Подружись. И много скрытого проявится».

Подружись… легко сказать! Я этой пустышке глаза готова выцарапать! И волосы выдрать! Вот же ж…

Зато я точно знаю одно: если кто-то вознамерится “сломать” моего дракона, пусть знает: всего сам и лишится. Я этого не допущу. Не будь я Агата Тууглас!

Я забрала куб с собой в спальню, поставила его на прикроватную тумбу и повернула ключ в замке. Теперь это был мой личный советник и союзник.

Куб на тумбочке мягко пульсировал успокаивающе-зеленым ровным светом, словно одобряя мою решимость.

Война объявлена. И я не намерена проигрывать.

Дневник миссис Агаты Флэймурн, запись № какой-то очередной и в которой хозяйка дома осознаёт много чего

Каждое утро в этом доме уже целую неделю начинается с безумия и продолжается подготовкой к балу.

Потому что Стив решил устроить бал.

Точнее — «скромное собрание в честь вступления во владение родовым имением». И еще он пытался объяснить мне это тем, что:

Так принято;

Надо объявить, что я наследник;

Агата, неужели тебе не скучно?!

На деле это означало: пятнадцать человек персонала на грани нервного срыва, десятка четыре приглашённых (и куколка среди них, разумеется), сотня горящих повсюду паровых фонарей, два отказавших котла и я, вооружённая списком дел, длиной в гусеницу дирижабля…

— Это просто приём, — внушал мне Стив по утрам, застёгивая сюртук и стараясь выглядеть невозмутимым.

— Конечно, — парировала я. — И в этом «простом приёме» участвуют механические скрипки, триста свечей, и зеркало, которое шипит на меня с самого утра! Хоть ты призови его к порядку!

Стив задумчиво кивал, глядя в зеркало, которое в его присутствии помалкивало, и явно пребывал мыслями не в реальности.

И так повторялось каждое утро!

Так же каждый день к обеду я уже ненавидела:

Сливочные суфле — потому что их делает автомат, а автомат периодически забывает выключить газ.

Дворецкого-робота — он слишком громко возмущается, когда его заставляют пылесосить «человеческим способом» - то есть во всех углах, а не только в центре комнаты.

И, разумеется, фамильное зеркало, которое стояло в зале и вело себя как ревнивая светская дама с гонором.

Так что да, за прошедшую неделю я умудрилась поссориться с зеркалом, довести дворецкого до нервного срыва и механическую кухонную утварь своими регулярными инспекциями.

Зеркало — отдельное приключение.

С зеркалом я познакомилась первым же утром.

Оно высилось почти во весь рост стены, обрамлённое бронзовыми завитками, из которых время от времени вырывался пар, и почему-то именно в мою сторону.

Внутри рамы крутились мини-шестерёнки, создавая лёгкое гудение. Если долго смотреть в отражение, можно заметить, как что-то там двигается — будто зеркальная комната живёт своей жизнью.

Позже я выяснила, что зеркало снабжено «механизмом автокоррекции внешнего вида». Проще говоря, оно подправляло отражение: разглаживало морщины, исправляло осанку, отбеливало улыбку — словом, занималось самовлюблённым фотошопом XIX века, или какой у них тут на дворе… И вот подлость: почему-то именно на мне эта самая автокоррекция не срабатывала. А еще стоило мне пройти мимо, как в меня плевались паром и дымом. И вообще всячески портило мне настроение. А у меня и так перед этим дурацким приемом нервы в хлам просто. Так еще и зеркало добавляет пара! Про остальное я и не упоминаю.

Так я целую неделю перед балом психовала, нервничала, и даже не бралась за дневник. А все — и муж в особенности! — меня намеренно нервировали и изводили, заставляя еще больше страдать и нервничать, и все шло по кругу, пока не настал день Х.

Зато этим утром все мои страдания были почти удовлетворены. Утром нервничали все: Стив едва держался, чтобы не одракониться и не сжечь дом и, ради разнообразия, сад; зеркало фотошопило все подряд и рябило от помех; дворецкие сталкивались друг с другом и возмущенно пищали не хуже пылесосов. Что касается меня, то я вообще готова была прибить любого, кто рискнул бы подойти ко мне на расстояние сотни метров.

Наконец, время подошло одеваться и встречать гостей. И на какое-то время я отвлеклась. Платье я выбрала достаточно простое, без всяких там местных выпендрежей. Стив только хмыкнул, когда его увидел, но под моим грозным взглядом как-то сник и забормотал о новом слове в женских штучках.

Честно говоря, когда я сегодня надела свой наряд, я и сама как-то смутилась. Нет, платье было красивым! Нежно-голубое (безапелляционное требование мужа соблюдать цветовую гамму рода), расшитое мелкими серебряными шестеренками (очень мелкими, я их сначала за бисер приняла и обрадовалась) по подолу и лифу, самое простое по крою - никаких тебе кринолинов и жестких многослойных юбок, никаких корсетов. Но недостатки моей фигуры наряд маскировал мастерски, чем я была очень довольна.

Я спустилась вниз, чтобы присоединиться к мужу. Зал был еще полутемный — дворецкие только начали зажигать светильники — и помещение выглядело огромным и таинственным, как в детстве. Я шла сквозь полумрак и чувствовала себя загадочной и воздушной… Зеркало, правда, когда я проходила мимо и бросила взгляд на себя, отразило немного не ту картину, которую я ожидала. А когда я подошла ближе, вообще издало низкий металлический вздох и отразило меня… в другой одежде.

Там, в глубине зеркального пространства, на мне был роскошный корсет, огненные крылья и серьга с эмблемой дракона.

— Милое, — сказала я зеркалу, — если ты намекаешь, что я слишком скромна для этого бала, то ты право. Абсолютно право! Но ничего не поделать: Агата Тууглас вовсе не планировала становиться леди Флэймурн.

Зеркало слегка дрогнуло, по поверхности пробежала рябь, очень напоминающая помехи, и все вернулось как было.

Я еще раз взглянула на себя и поспешила к Стиву.

Бал

К восьми вечера дом сиял — и, по счастью, не горел. Но судя по тому, как Стив улыбался, все было впереди.

Мы с мужем заняли место хозяев и встречали гостей. Стив — в безупречном чёрном смокинге выглядел подозрительно аристократично и делал вид, что не замечает, как паровые люстры подрагивают над головами гостей, готовясь рухнуть или совершить иную какую пакость.

Гости стекались в дом как ручейки в полноводную реку.

Я запомнила:

Леди Фронтенс, носившую на голове конструкцию из перьев по виду очень подозрительно напоминающую антенну дирижабля.

Барона Шпинделя, который оказался известен узким аристократическим кругам тем, что собрал свою жену из запчастей (в прямом смысле). Супругу сегодня мы лицезреть не удостоились: “На смазке” — пояснил барон.

Мадам Румпель, которая утверждала, что может читать судьбу по отпечаткам ботинок и сеткам вуалей. Ни ботинок, ни вуалей для проверки здесь не имелось, пришлось ее отпустить.

Сэра Годфри Когсворта с супругой. Он — владелец фабрики пневмопочты, чей собственный стеклянный глаз с зуммом постоянно щелкал, фокусируясь то на моем лице, то на моих сережках, словно пытаясь определить подлинность. Леди Когсворт, по слухам, настолько боялась сквозняков, что носила платье, герметично застегнутое на медные заклепки, и дышала исключительно через небольшой фильтр в виде броши-розы. Все может быть, с этими аристократами чего только не случится.