— Стоун?

— Да, малыш?

— Просто поцелуй меня, ладно? Поцелуй так, как будто любишь. Сможешь? – с тревогой спрашивает он, и тут же мерзкие когти вины царапают мое сердце, показывая, что я такая же упрямая и жестокая, как его отце, если не больше.

Насколько же я стерва, если не могу развеять его сомнения? Отец играет с его разумом, а я – с его сердцем. Разве это не ужасно? Неудивительно, что Финн сходит с ума. Все норовят урвать кусочек его души, и никто не хочет утешить его ранимую натуру.

Вместо слов о любви – тех самых, которые рвутся из моего южного сердца, – я делаю, о чем он просит. Целую его. Пусть мои губы развеют его сомнения, язык смоет тревоги, а сердце безмолвно прошепчет: "Я твоя". Когда Финн отстраняется, в его глазах – целое море света. Он понял. Понял то, на что у меня не хватило смелости произнести вслух.

Его теплые ладони нежно касаются моего лица, будто он пытается запомнить этот момент. В его голубовато-стальных глазах столько обожания, что мое сердце начинает бешено стучать, словно заведенные часы, от чего у меня пересыхает во рту, сжимается горло и тяжело вздымается грудь.

Скажи это.

Скажи.

Да скажи же, что любишь его, черт возьми!

— Финн, – заикаюсь я, но он прикладывает палец к моим губам, не давая договорить.

Я смотрю в его ярко-голубые глаза, не в силах скрыть переполняющие меня чувства. Как чернила на моей коже, так и любовь к нему вписана в мою душу. Его теплое сияние разгорается еще ярче, когда я вижу, как на его губах появляется искренняя улыбка.

— Жизнь – забавная штука, Стоун. Порой именно в самых мрачных ситуациях ты находишь себя. Я и не думал, что встречу свою вторую половинку в самом дрянном баре на свете. Но встретил. Я нашел тебя. И что бы не случилось, я хочу, чтобы ты знала: все, что я тебе когда-либо говорил, – правда. Я люблю тебя, Стоун. Я никогда никого не любил так сильно, как тебя. Пожалуйста, помни об этом.

— Звучит так, как будто тебя вот-вот отправят на войну.

Уголки его глаз сморщиваются, а пальцы продолжаю ласкать мое лицо с нежностью.

— Некоторые войны ведутся прямо здесь, дома. Просто пообещай, что запомнишь мои слова.

Пусть его слова и звучат загадочно, я все равно киваю, зная, что это успокоить его. Я готова на все, лишь бы он продолжал улыбаться.

— Еще один поцелуй, а потом ты слезешь с моих колен и пойдешь на учебу. Иначе я трахну тебя прямо в этой машине, а мне не нравится идея с посторонними зрителями, – шутит он, и в его голосе снова появляются знакомые нотки того Финна, которого в так обожаю.

Я бросаю взгляд на часы: до начала пары еще пятнадцать минут. Не идеально, но сойдет. Я оглядывают парковку и убеждают, что нас никто не видит. В это время все уже в кампусе, так что свидетелей моей затеи вряд ли будет много. Мои пальцы медленно скользят вниз по его груди, пока не натыкаются на твердого ствола между его бедер.

— Стоун, – предупреждает он, уже понимая, куда я клоню.

Но его член явно не против – он дергается в джинах, явно радуясь моему прикосновению.

— Сиди смирно, квотербек, и просто получай удовольствие, – подмигиваю я.

— Только попробуй, негодница, – продолжает он ворчать, озираясь по сторонам, пока я освобождаю его твердый член из плена штанов.

— Тише, малыш. Я знаю, что делаю. Мы просто два студента колледжа, целующиеся в машине. Все вполне невинно.

— Дрочить мне – это далеко не невинно.

— Как будто тебе не нравится, – дразню я, приподнимая юбку и направляя его туда, где он нужен мне больше всего.

Я сдвигаю в сторону узкую полоску белья, и в тот миг, когда его член касается моего влажного тепла, он вторит моему стону, сжимая мои бедра с такой силой, что завтра на коже точно будут видны синяки.

— Черт, ты уже мокрая. Господи, – заикается он, слова звучат хрипло, словно застревают у него в горле.

Обожаю, когда он теряет дар речи, едва оказываясь внутри меня. Когда мы соединены, в его голове только одна мысль – любить меня.

Только меня. Всегда меня.

Моя киска сжимается вокруг него, когда я двигаюсь вверх-вниз на его длинном, твердом члене. Я вцепляюсь в его волосы с такой же яростью, с которой он держит меня, и он шепчет мне на ухо грязные слова, подробно расписывая, как уничтожит мою киску. Но она уже давно уничтожена – как и мое сердце.

Оно всегда будет хотеть лишь его. Только его. Всегда его.

Я поддерживаю свой бешеный темп, его руки помогают мне не сбиться, и теперь ему уже плевать на отсутствие уединения. Финн погружается в меня глубже, насыщая мое тело, а слова любви, которые он шепчет, оказывают такое же воздействие на мою душу.

— Это… Я никогда не смогу с этим покончить.

— Ты так чертовски прекрасна, когда скачешь на мне.

— Черт, я мог бы остаться жить внутри этой киски.

— Боже, я люблю тебя, Стоун.

— Я, блядь, люблю тебя так сильно, что мне физически больно не быть внутри тебя.

— Я люблю тебя.

— Я люблю тебя.

И когда эти слова и обещания звенят у меня в ушах, его рот поглощает мой крик, и я кончаю, чувствуя, как мое сердце вырывается из груди, моля о спасении рядом с его. Когда я падают в пропасть, Финн следует за мной, не желая отходить от меня ни на шаг.

В дурманящем тумане секса и сладкой покорности наши сердца начинают замедлять свой бешеный ритм, придавая мне сил для последнего поцелуя.

"Я люблю тебя", – говорит мое сердце.

Финн отвечает на мой поцелуй, широко улыбаясь, и прижимает меня к себе, как будто я самое дорогое, что у него есть в этом мире.

"Я знаю", – эхом отзывается его улыбка.

Однако в его отчаянном поцелуе скрыто и что-то другое, и мое настороженное сердце сжимается, шепча, что это небезопасно. Я знаю, что этот поцелуй – извинение. Но пока не понимаю, за что.



— Мисс Беннетт, можно вас на минутку? – обращается ко мне профессор Харпер, когда занятие заканчивается, и все начинают собирать вещи.

Черт.

Наверняка она опять будет читать мне нотацию за опоздание. Харпер – жестокий приверженец правил и не делает поблажек ни для кого. И я уж точно не могу сказать ей настоящую причину, по которой сегодня опоздала, верно?

Я спускаюсь вниз по лестнице, к кафедре, мысленно готовя оправдательную речь.

— Простите за опоздание, профессор. Этого больше не повторится, – бросаю я, опережая ее выговор.

— Это не касается вашей пунктуальности, мисс Беннетт. Хотя, конечно, я была бы рада, если бы вы перестали опаздывать.

— Обещаю, – клятвенно прижимаю палец к сердцу, но моя игривость не вызывает у нее улыбки.

Напротив. Ее обычно безупречные черты сейчас искажены строгим, почти суровым выражением – и это тревожит. Со мной она всегда была добра, что вообще-то редкость: обычно между ней и студентами – холодная дистанция.

Впрочем, ее осторожность понятна, поскольку профессор Харпер считается одной из самых привлекательных преподавателей в кампусе. В своей кожаной юбке и темных очках в строгой оправе она представляет собой смесь озорной библиотекарши и госпожи. Неудивительно, что пол Ричфилда мечтает о ней, и если бы я играла за другую команду, то, вероятно, тоже захотела бы приударить. Поэтому, чтобы держать всяких придурков на расстоянии, она обычно ведет себя строго и непреклонно, не оставляя студентам ни шанса на возникновение каких-либо забавных идей. И поверьте мне, они это делают. Я видела множество студентов мужского пола, пытавшихся соблазнить ее, и не потому, что они хотели, чтобы она повысила им оценки. Разделить с ней постель – достаточная награда.

Но несмотря на это, она никогда не вела себя так со мной. На самом деле, начиная с первого курса, она была для меня наставником, всегда готовым помочь. И сейчас ее разочарованный взгляд заставляет меня нервничать.